И Анюта уехала в Японию. Привезла оттуда кучу фотографий и крохотную фарфоровую статуэтку мне в подарок. А до ремонта у нее и по сей день руки не дошли. Но стены-то не валятся, верно?
У меня, в отличие от Анюты, ответа на вопрос: «Хочу ли я переезжать в Москву» — не было. Поэтому я долго не выбирала, к кому отправиться за советом. Я оповестила о новости всех, кто входил в мой «ближний круг». Кстати, таких оказалось не так уж и много. Мама, папа, Дарья, Павел, ну, понятное дело, дочь с Брендой (хотя от Бренды комментариев не дождешься), Алька с Ниной, соседка Кира, с которой мы время от времени любили посплетничать под какой-нибудь сериал, да Лешка, институтский приятель. Еще проговорилась Ольге Аркадьевне, но это даже неплохо, потому что все равно нужно посоветоваться с кем-то в своей конторе. Не с Вадиком же. Взяла с Ольги Аркадьевны слово молчать.
Немного, да? Вот и я удивилась, что так мало людей вокруг меня. Помнится, были времена, когда их можно было считать на десятки. Однажды я праздновала мой день рождения (по-моему, это было, когда мне шарахнуло тридцать) в три захода, и общее количество гостей равнялось двадцати семи. Где они? Ау? Кто уехал из города, кто просто в нем растворился без следа. Ни с кем я не ссорилась, просто жизнь развела нас. Я даже не заметила, как это произошло. Как-то так тихо, безболезненно…
И главное, нет никакого вакуума. Все же главное — не количество, а качество общения. Один Павел стоит десятерых. И Алька с Ниной. Не говоря уже о Дашке.
Да, так вот, рассказала я всем о моем разговоре с шефом и замерла в ожидании комментариев. Сейчас буду сортировать и просеивать, подумала я. Посмотрим, в какой пропорции разделятся сторонники и противники переезда. Однако все получилось совсем не так, как я ожидала.
Все сказали: «Нет!» И точка.
«Ой!» — конечно же мама.
«Ты же не бросишь своих предков», — папа.
«Ты нам и здесь нужна», — это Дашка.
Соседка Кира застрадала, с кем же она теперь будет отводить душу, а Лешка скептически хмыкнул и спросил, долго ли я выдержу там, в этом сумасшедшем доме под названием Москва, без родного Питера.
Павел саркастически припечатал: «Что за бред?»
Словом, все сказали, что без меня им будет совсем не то, что со мной. Приятно, черт возьми. Только ради этого можно никуда не ехать.
Но все-таки это эгоистично, вы не находите? Я о том, что все в первую очередь подумали о себе. Как им плохо будет без меня и т. д. и т. п. Скажете, они любят меня. Это конечно. И иногда мелькает мысль — лучше бы чуть меньше любили. Ведь любовь эгоистична до мозга костей. Видит только саму себя, заботится только о самой себе. Я всегда думала, что высший пилотаж в любви — это когда ты руку готов отдать ради любимого человека. Когда ни капли эгоизма в твоих помыслах. Когда в первую очередь заботишься о том, чтобы ему было лучше. Но на самом деле — и сколько раз уже в этом пришлось убедиться — такая любовь редкость.
«А почему бы и нет?» — так отреагировал только один человек. Угадайте кто? Мистер Дэвид Кертис. Каюсь, я ему написала. На следующий день, с рабочего мейла. День выдался пустой, девушка из пиар-агентства меня прокатила: позвонила и перенесла встречу на завтра — я не знала, чем заняться, так как рассчитывала весь день посвятить рекламной кампании, а пришлось все отложить. Словом, я маялась дурью, перекладывая бумаги, и посреди этой самой дури вдруг накропала письмецо Дэвиду. А он ответил. Мгновенно. Как будто сидел перед компьютером и ждал, когда же я проявлюсь.
«А почему бы и нет? — писал он. — Вдруг тебе понравится. Хотя, может, я слишком импульсивен. Может, лучше не торопиться и хорошенько подумать? В любом случае исходи из того, как лучше для тебя самой».
Скажете, для него это нормально — переезжать с места на место. Поэтому какого еще совета от него можно ждать? Но как вам это: «…как лучше для тебя самой»?
«Я не могу заранее знать, как лучше мне, — ответила я ему. — Для этого надо пробовать, чтобы было с чем сравнивать».
«Тоже верно, — написал он. — Но, бывает, еще на стадии обдумывания мы не даем себе волю помечтать и заглянуть в будущее, потому что начинаем думать, а как же тут все без меня? И отказываемся. А завтра те же самые люди, что привязали нас к этому месту, вдруг сами покидают его, потому что… им просто сделали интересное предложение».
Забавная мысль, подумала я, прочитав его послание. И тут же позвонила Павлу.
— А что ты сделал бы на моем месте, если бы тебе предложили перспективное место в Москве? — выпалила я, услышав его голос.
— Детка, — ответил он, — я занят.
— В двух словах, — попросила я.
— Если бы меня все устроило, я бы поехал.
— А как же…
— Прости, я занят. Пока. — И из трубки полетели кроткие гудки.
Кто он, этот мистер Дэвид Кертис? Экстрасенс, способный читать чужие мысли, да еще и на расстоянии в несколько тысяч километров?
— Он — мужик… — объяснила мне Дарья.
Это она о Павле, не о Дэвиде.
— Что ты от него хочешь? Для них дело на первом месте, а мы где-то на задворках болтаемся, со всеми своими переживаниями и потребностями.
— Но тогда почему он так кривился, когда я сказала ему, что, может быть, меня пригласят в Москву? — спросила я.
— А ты — женщина, — подумав, изрекла Дарья.
— Понятное дело, — фыркнула я. — И что?
— Что позволительно мужчине, не позволительно женщине, — наставительным тоном сообщила Дарья.
— Эй, девушка, — удивилась я, — это ты, что ли, так думаешь?
— Да упаси боже! — зарычала Дарья. — Это мужики так думают. И твой Павел в том числе.
— А-а-а, — протянула я. — Похоже на то.
— Ничего особенного, — вздохнула Дарья. — Не понимаю, что мы тут переливаем из пустого в порожнее?
Мы переливали из пустого в порожнее по телефону. После бестолкового во всех отношениях дня наступил не менее бестолковый вечер. Я ничего не запланировала, пришла домой и теперь не знала, куда заткнуть себя, чем заняться. Сообщение шефа о возможных переменах в моей жизни подействовали на мою способность существовать в этом мире как анестетик. Лучше бы он промолчал. С этими благими намерениями всегда так бывает…
Я набрала Дарьин номер в тщетной надежде как-то скрасить себе вечер, но подруга была не в духе. Позволила, конечно, втянуть себя в разговор о моих перспективах, но слышно было, что удовольствия она от этого не получает.
— Ты что-то не в голосе, — заметила я.
— Ага, — подтвердила Дарья. — К послезавтра надо написать статью, а у меня ни единой свежей мысли в голове.
Теперь все понятно. У Дарьи цейтнот. Ей не до меня.
— Напиши не свежие, — предложила я.
— Стыдно, — ответила она.
— Тогда не смею мешать.
— Спасибочки, — пробормотала Дарья. — А кстати, возвращаясь к твоим заморочкам, дочь-то что сказала на все это? И сказала ли вообще что-то?
Не в бровь, а в глаз. Дочь промолчала. Вернее, издала пару-тройку звуков и вздохов типа «Ух ты!» и «Ничего себе!» и на этом все. У нее, правда, очередной разлад в отношениях с очередным мальчиком. Наверное, поэтому ей все остальные проблемы до лампочки. Что я Дарье и поведала.
— Может быть, — согласилась она. — Ну ладно, пока.
— Пока.
Я посидела немного с безмолвной телефонной трубкой в руках, потом положила ее на стол. Нет, надо все-таки поговорить с Иринкой. Павел может как угодно реагировать на новости, да и я могу что угодно думать о моей способности двигаться с насиженного места или не двигаться, но мнение самого близкого мне человека по этому поводу надо бы узнать. На всякий случай. Хотя бы для того, чтобы представлять себе, что там у этого человека в голове. С каждым новым днем это становится все проблематичнее.
Я встала и пошла в комнату дочери. Постучала. Мы всегда блюдем границы.
— Да, — откликнулась Иринка.
— Можно? — Я приотворила дверь и заглянула в комнату.
Бренда, лежавшая на диване, подняла голову и с любопытством посмотрела на меня: мол, зачем явилась?
— Ммм… — промычала Иринка, всматриваясь в картинки на экране компьютера.
— Что делаешь? — спросила я.
— Да так, всякую чепуху смотрю.
— Порнушку? — усмехнулась я.
— Му-усик! — Иринка бросила через плечо взгляд «ну-ты-и-сморозила».
— Простите, простите.
Я села на диван и погладила Бреду по шелковистой спине. Она от удовольствия закатила глаза и вытянулась во всю длину.
— Лошадь стала, да? — Иринка мельком взглянула на нас и опять уткнулась в компьютер.
— Лошадь, — согласилась я, пошлепав Бренду по заду. — Причем откормленная. Надо бы ее погонять.
— Надо бы, — кивнула Иринка. — Я уже думала об этом. Буду гонять ее за великом, когда дедушка мне его починит.
— Хорошее дело, — одобрила я.
Мы помолчали.
— Ты так просто? — вдруг спросила дочь. — Или чего хочешь?
— Хочу, — призналась я.
— Так говори, — велела она, развернувшись ко мне, — а то я тут надолго подвисла.
— Ты ничего не сказала насчет идеи с Москвой, — напомнила я.
— Не сказала. — Дочь пожала плечами.
— Тебе все равно?
— Нет, не все равно. Но ведь еще ничего точно не известно, так?
— Не известно, — кивнула я.
— А что тогда говорить? — Ирина поерзала в кресле.
— Ну… — растерялась я.
Надо же, какой практичный у меня вырос ребенок. Не желает попусту сотрясать воздух. Не пойму только, хорошо это или плохо?
— В смысле, — Иринка сморщила нос, — надо же сначала услышать, что предложат, да? А то вдруг, кроме как подметать, ничего тебе и не светит.
— Подметать? — Я невольно улыбнулась. — Подметать точно не предложат. Я же все-таки маркетолог. И вакансия у них в маркетинговой службе.
— Да, мусик, — замахала руками Иринка, — подметать — это образно выражаясь. В любой же работе, наверное, есть когда полный кайф, а когда просто подметальщик. — И она вопросительно уставилась на меня.
— Э-э-э… — задумалась я. — Наверное… — И почесала затылок.
Нестандартно мыслит ребенок. Кто ее этому научил, интересно было бы знать. Хорошо, если я. То есть если я ее на