— Я пойду, — сказала я и открыла дверцу машины.
— Куда? — Павел всем телом подался за мной.
— Домой.
— Как домой?
— Да так. — Я пожала плечами и высунула наружу правую ногу.
— А родители? — воскликнул он.
— Что? — Я нахмурилась.
Ах да, мы же ехали к его родителям. Я наконец-то вспомнила: у них сегодня сорок пять лет совместной жизни. Как же они так долго протянули? Впрочем, может, мадам Самойлова, в отличие от меня, была не такой привередливой? Или отец Павла не давал ей поводов для беспокойства? Собственно говоря, меня все это не очень интересовало. Ехать к ним я не собиралась. И до этого-то не сильно хотела, а теперь так и смысла в этом не видела. Павел, однако, думал иначе.
— Я обещал, — буркнул он. — Маман обидится.
— Что ж делать, — ответила я. — Она все равно меня никогда не любила.
— Она стала лучше относиться к тебе, — повторил Павел.
— Это не повод, чтобы ехать…
— А что тогда повод? — Он набычился.
Надо же, а ведь совсем недавно держал мою сторону, когда речь заходила о его родителях. Что изменилось-то? Не понимаю.
— Повод, — я высунула наружу вторую ногу и теперь сидела к Павлу практически спиной, — это если бы у нас с тобой были прочные отношения. Вот тогда это повод вместе посещать юбилеи наших родителей и делать еще кучу подобной ерунды.
— У нас прочные отношения, — объявил мне в спину Павел.
— Да?! — Я круто развернулась к нему, отчего в шее больно стрельнуло.
— Конечно. — Он смотрел на меня ясными глазами. И похоже, верил в то, что говорил.
— Ладно, — я отвернулась и принялась выползать из машины, — пока!
— Хорошо, — услышала я, — скажу им, что ты приболела.
Я приболела! Нет, ну как вам это нравится? Хотя, по правде сказать, я чувствовала себя разбитой. Уставшей. Ломота в суставах и шум в ушах. Хотелось забраться в дальний уголок и отлежаться там, слушая какую-нибудь умиротворяющую музычку. И может быть, наконец-то собрать все свои мысли в кучу.
— Нам надо поговорить. — Павел тоже вышел из машины и теперь стоял, опершись на дверцу. — Когда ты остынешь.
— Наверное, — уклончиво ответила я.
Поговорить… Опять начнет просить прощения. Как маленький. Прощение просят, когда… когда… ну, к примеру, на ногу наступают. «Прости меня, я больше не буду» — вот фраза, которая возникает в голове, когда я слышу о прощениях и всем, что с ними связано.
— Может, завтра, — предложил он.
— Может.
— Я позвоню.
Я кивнула.
— Как же ты отсюда доберешься домой? — спохватился он.
Как будто мы посреди бескрайней степи, где до ближайшего селения сотня верст.
— Сяду на Пушкарской на маршрутку, — пробормотала я.
— Ну ладно…
Я побрела к переходу. Краем глаза увидела, как его машина двинулась от остановки и покатила по направлению к центру.
Поехал поздравлять родителей. Повез им этот безумный пестрый букет. Безвкусный, кстати. Но беспардонно веселый. Мадам Самойлова будет в восторге. Правда, она в восторге от всего, что делает ее мальчик. А что это я исхожу ядом? Все мамашки такие. Для меня тоже Иринка — свет очей.
Будет извиняться за меня. Расписывать, какой у меня насморк или кашель. Чтобы все его объяснения выглядели правдоподобно. Мадам Самойлова, конечно, не поверит ни единому его слову. Но об истинном положении вещей она не догадается — просто решит, что «эта особа» опять их игнорирует. И съязвит что-нибудь вроде: «Ну да, конечно, Катечка была же у нас на прошлой неделе, еще не соскучилась. Теперь только в следующие выходные, может быть, объявится». А я ни в следующие, ни в после-следующие не появлюсь.
Кончено.
Глава 24
— Ну, и какого черта? — Дарья сверкала глазами и морщила нос. Демонстрировала крайнюю степень возмущения.
Я растерянно смотрела на нее.
— Ты о чем это?
— О Павле.
— А «какого черта» — это о чем?
— Какого черта ты все это затеяла? — вопросила Дарья, вскочила и забегала по комнате.
— Затеяла что? — недоумевала я.
— Ссору, скандал, развод — выбирай что хочешь, — ответила она на ходу.
— Развод — это вообще не из той оперы, — буркнула я, — да и ссоры как таковой не было.
— Ну да, — фыркнула она, — ты просто сказала: «Пошел вон!», и он молча удалился.
— Как ни странно, — усмехнулась я, — так все и произошло.
Павел приехал ко мне после визита к родителям. Привез цветы и покаянное лицо. «Прости», — твердил он и что-то бормотал о том, что Вика сама… Мне, откровенно говоря, стало несколько неловко за него. Взрослый, серьезный мужик, а хватается за соломинку, которой впору вытащить из воды лишь слабосильного студента, только-только нырнувшего в омут под названием «взаимоотношения». «Вика сама…» — ужасное объяснение. Нелепое. И, что самое главное, неискреннее. Ну кто поверит в то, что Вика, это длинноногое существо, сама что-то там решила во всей этой катавасии? Вика сама могла лишь появится в дверях и застыть в красивой позе. Ну, еще глазами похлопать. Или улыбнуться. А вот решать, как далеко зайдут их отношения, — это Вике не по плечу. Во всяком случае, пока. Хотя задатки у нее есть.
Павла я отослала домой, сославшись на зверскую головную боль и нежелание устраивать разборки в таком состоянии. Он не угомонился и вернулся на следующее утро. Вызвался подвезти меня на работу. Выглядел невыспавшимся. Впрочем, я, наверное, смотрелась не лучше. Проворочалась всю ночь в постели, пытаясь найти удобное положение, — безуспешно. Необходимость объясняться меня угнетала. Я ведь уже все решила для себя, поэтому любые разговоры с Павлом казались мне бесполезными. Он думал иначе. Он собирался уговаривать меня не пороть горячку.
К уговорам он приступил сразу же, как только мы сели в машину. А уговаривать он умеет. У него большая практика. По бизнесу. Несколько раз во время его пламенной речи я ловила себя на мысли, что любой другой человек на моем месте уже сломался бы. Любой другой, но не я. С детства отличалась одной особенностью — чем больше меня уговаривают, тем меньше вероятность, что уговорят. Врожденный дух противоречия. Родители-то быстро просекли это и, если у них была потребность склонить меня к чему-либо, начинали обычно издалека и постепенно, кругами подходили к своей цели, так что я даже не замечала их маневров. Павел этого не знал. Мог бы узнать, если бы был чуть более наблюдателен. И тогда этот разговор пятидневной давности (да-да, прошло уже пять дней с того исторического момента, когда мне стало известно о его интрижке с Викой) мог сложиться совсем иначе. А так все закончилось тем, что я вышла из машины у моего офиса, сказала: «Извини, но…», повернулась и ушла.
— И что теперь? — Дарья наконец-то прекратила метаться и застыла передо мной.
— В смысле?
— Александрова! — закричала она. — Я сейчас убью тебя! Сколько можно испытывать мое терпение? Если не хочешь ничего рассказывать, не нужно было вообще ставить меня в известность о том, что у вас там произошло. А раз заикнулась, так колись на полную катушку.
О чем колоться-то? Я понимала, чего она от меня добивается. Ей хочется проникнуть в глубинные мои переживания. Что я ТАМ, внутри, чувствую? И как мое ВНУТРИ будет влиять на мои дальнейшие поступки? Если бы я знала!
— Не знаю, — сказала я и замерла в ожидании взрыва.
— Она не знает! — завопила Дарья, уперев руки в бока. — Вот я и спрашиваю: тогда какого черта?! Зачем ты все это разворошила?
— Разворошила? — Я в изумлении уставилась на нее. — Да я сидела тихо, как мышка, а тут эта девица…
— Про девицу мы уже слышали, — перебила меня Дарья. — Подумаешь, девица! Если бы я из-за каждой девицы устраивала такой дебош, я сейчас была бы одна как перст.
— Подожди, — я потерла лоб, — ты хочешь сказать, что не надо было устраивать разборки с Павлом? Так?
— В общем, да, — немного подумав, ответила Дарья.
— Ты же его терпеть не можешь, — напомнила я.
— Не могу, — подтвердила она. — Это-то тут при чем?
— Должна радоваться, что он утратил свои прежние позиции в моем доме.
— Само собой, я радуюсь. — Дарья крутанулась на пятках и подошла к окну. — У тебя фиалки пересохли, — заметила она, потыкав пальцем в землю под цветами.
— Иринка забыла полить, — ответила я, поднялась с дивана и пошла на кухню за водой.
— Так что насчет радости по поводу изгнания Павла? — спросила я, вернувшись в гостиную с кувшином в руках.
— Одно другому не мешает, — заметила Дарья.
— Что «одно» и что «другое»? — Я полила фиалки, а заодно и кофейное дерево.
— С одной стороны, я, конечно, радуюсь. — Дарья вновь закружила по комнате. — Но с другой… Кэт, я все-таки не понимаю. Неужели не жаль потраченных усилий?
— Усилий? — удивилась я, стая кувшин на подоконник. — На что?
— На привыкание, — ответила она, — на притирку. Три года — это тебе не двухнедельный курортный роман. Согласна?
— Согласна.
— Так ровно у вас все развивалось, — задумчиво проговорила Дарья, присаживаясь на подлокотник кресла. — Еще пара месяцев — и он сделал бы тебе предложение.
Сделал бы. Несомненно.
— Через «не хочу», но сделал бы, — продолжила Дарья.
— Что? — вздрогнула я. — Как это «через не хочу»? Ты что несешь? Да он спал и видел, чтоб меня захомутать.
— Ага, — скривилась Дарья, — а по пути завел себе эту красотку.
— Да, — протянула я, — это действительно странно. Логики ноль. На него не похоже.
— Да есть тут логика, только вряд ли он ее сам замечает. — Дарья усмехнулась. — Ему сколько лет?
— Со дня на день сорок будет.
— Вот! — кивнула она с умным видом.
— Что «вот»?
— Рубеж. Время подводить итоги. А итогов у него не ахти сколько…
— Ерунда! — возразила я. — Как это не ахти? А бизнес? А деньги? А общественный статус?
— А семья? — в тон мне добавила Дарья. — А дети?
Спору нет. С семьей и детьми у Павла дела обстояли не блестяще.
— Н-да, — выдохнула я.