зывал чудеса резвости.
На наших глазах всходило солнце. Оно еще не раскалилось и за стеклами машины было холодно. На траве в иных местах лежала белая изморозь. Евфрат ушел влево, и дорога наша, кстати говоря, вполне приличное асфальтированное шоссе, летела среди тщательно распаханной равнины. Ее однообразие нарушали одинокие, довольно высокие, с плавными очертаниями холмы. Говорят, что это не что иное, как похороненные древние города. Основным, если не единственным, строительным материалом здесь служила глина, необожженные кирпичи. Материал непрочный. С течением времени здания разрушались, на их месте возводились новые. И так продолжалось век за веком…
Насколько я мог судить, эта часть страны заселена довольно плотно.
Мелькали деревни, менялись попутчики, но пейзаж оставался прежним. Примерно часа через два водитель остановил машину и, указав пальцем на узкую проселочную дорогу, уходившую в сторону от шоссе, сказал; «Мари».
Мы вышли из машины и огляделись. День только начинался. От распаханной земли шел удивительный запах, не передаваемый никакими словами запах пашни. Впереди виднелся пологий изрытый канавами холм. Это и был конечный пункт нашей поездки. Мне вдруг сделалось удивительно легко и радостно. Мы шли по земле, из которой только что начала пробиваться молодая трава. И эти бледно-зеленые побеги так образно напоминали о временах, когда наша древняя земля была еще совсем юной, и о том, что где-то здесь была колыбель цивилизации.
У длинного, барачного типа одноэтажного здания, расположенного в полукилометре от холма, к нам подошел очень худой старый араб в долгополом збуне и белом платке. Старика сопровождала девочка лет семи, стеснительная и любопытная, как большинство деревенских детей. В их компании мы поднялись на холм. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилались ровные распаханные поля. Лишь у линии горизонта виднелся зеленый массив и угадывались постройки. Там теперь протекал Евфрат.
Мы надеялись увидеть хоть какие-то следы, дающие представление о древнем городе. Ничего этого не было. Ничего. Старик водил нас вдоль вырытых в глине траншей. Надо было иметь очень сильное воображение, чтобы в сухой потрескавшейся почве усмотреть каменные кладки, мостовые, стены домов и т. п. Мы спустились на дно котлована. Из объяснений нашего проводника следовало, что на этом месте располагались храмы, целых семь, друг на друге. Я внимательно оглядел уходящие вверх стены котлована, но кроме нескольких черепков ничего не заметил. Зато небо из этой траншеи казалось еще более синим, а в белых облаках, проплывающих над нами, без особого труда можно было разглядеть не только башни, но и целые города.
Старик, видимо, чувствовал наше разочарование и время от времени повторял одну и ту же фразу; «Все было заколочено в ящики и куда-то увезено». Мы-то знали, куда. В Лувр! И только потом кое-что в Дамаск и Халеб.
В национальном музее Сирии, расположенном в Дамаске, в разделе, посвященном Мари, четырнадцать витрин и две большие статуи. Статуя царя Итур Шамагана и фрагмент статуи, изображающей мужчину, по имени Тажж, который сравнивает себя с мощным потоком воды. По крайней мере так вещает надпись, высеченная на спине Тажжа.
На витринах представлены инкрустации из слоновой кости, глиняный макет марийского дома, различные орудия труда, украшения, но в основном статуэтки.
Большинство экспонатов относится к первой половине третьего и первой половине второго тысячелетия до нашей эры. Статуи вырублены из камня, который в каталоге именуется алебастром. Это разновидность мрамора. Он столь же хорошо поддается обработке, но безусловно менее благороден. Существуют две разновидности алебастра: известняковая и гипсовая. Предпочтительнее первая, поддающаяся полировке. Известняковый алебастр в торговле Древнего Египта и Индии занимал значительный объем и ценился весьма высоко. Специалисты предполагают, что дошедшие до нас статуэтки не что иное, как подношения богатых марийцев богам.
Искусство художников Мари глубоко реалистично. Поражает их способность проникать в глубину человеческих чувств и переживаний, умение добиться исключительной выразительности при их передаче. Очень характерна для этих людей XXXI века до нашей эры едва заметная улыбка, улыбка человека, понимающего бренность сущего. Иногда она переходит просто в саркастическую усмешку, странно воспринимаемую через пять тысяч лет. И глаза. Огромные, глубокие, нефритовые глаза, наделенные каким-то особым свойством — заглядывать в душу, придающие их владельцам совершенно особый облик, никогда и нигде более не повторенный.
Многие скульптуры снабжены пояснительными надписями, исполненными обычно на спине. Например: «Царь Итур Шамаган» или «Салим — брат царя». Интересны мужские костюмы марийцев в виде ниспадающих друг на друга шерстяных юбок. В женских портретах поражают помимо прочего очень сложные прически.
Наиболее крупная скульптура раздела Мари в дамасском музее — фигура царя Итура Шамагана. Ее высота — девяносто два сантиметра. Царь изображен в состоянии восхищения. Его лицо выражает достоинство. Тонкие губы сложены в улыбку. Глаза как бы отрешены от всего земного и устремлены к богу. Тонкий нос, крупные уши, бритая голова странно сочетаются с длинной холеной бородой. Одеяние царя состоит из длинной юбки — «конакез». Руки его молитвенно сложены на груди. Ноги босы. Вся поза чрезвычайно выразительна. На спине, у правого плеча, надпись: «Царь Мари Шамаган посвящает статую богине Нини-За За».
Особенное восхищение вызывает скульптура актрисы Ур-Нины. Она изображена сидящей на широкой круглой подушке. К сожалению, вещь повреждена, но можно предположить, что руки Ур-Нины прижаты к груди. Костюм актрисы составляют блузка из очень тонкой ткани и своеобразные широкие, собранные у колен шаровары. На ее спину ниспадают тщательно уложенные волосы. На спине надпись: «Ур-Нина, певица, музыкантша»…
«Открытие» Мари состоялось сравнительно недавно, в 1933 году. Его обычно связывают с именем французского археолога Анри Парро. Город располагался на холме. На самом высоком месте была построена многоэтажная башня, высотой около пятнадцати метров. Сооружение ее относят ко второму тысячелетию до новой эры. Впоследствии под основанием этой башни была обнаружена другая башня, относящаяся уже к третьему тысячелетию до нашей эры. В центральной части города располагались несколько храмов. Известны, например, храм Дагана — «царя страны», храм Нинхурсаг — богини матери, храм Шамаш, храм Нини-За За, храм Иштарак, посвященный богине плодородия и войны. Здесь же, в центре, находился царский дворец. Среди его руин во время раскопок уже после второй мировой войны было найдено множество дощечек с экономическими, дипломатическими и административными текстами. В царском жилище, помимо складов, кухонь, административных и жилых помещений, были также молельная и тронный зал. Именно здесь была найдена «богиня с вазой» — чудесная женская статуя, чудом уцелевшая во время погрома, учиненного в городе солдатами вавилонского императора Хаммураппи.
Кто же они такие, люди Мари, обитавшие в этих краях в течение тысячелетий и создавшие свою древнейшую культуру?
Благоприятное географическое положение Мари на перекрестке путей из Месопотамии к Средиземному морю и из Египта на Север, а также плодородный ил Евфрата обусловили возникновение здесь цивилизации в самые отдаленные времена. Считают, что на самой ранней стадии своего существования Мари входило в систему шумерских городов. К середине третьего тысячелетия до новой эры царь Саргон Агад сумел объединить многие шумерские города, и можно предположить, что Мари также вошло в это объединение.
Далее следует нашествие семитского племени амореев, которые утверждаются здесь к концу третьего тысячелетия. Завоеватели ассимилируются с коренными жителями. Наиболее выдающийся представитель аморейской династии Хаммураппи (1790–1750 годы до новой эры) основал обширную древнюю империю, включившую в себя и Мари. Впоследствии все земли, прилегающие к району среднего течения Евфрата, были захвачены ассирийцами.
Перипетии длинной истории Мари известны ученым довольно подробно благодаря богатейшему архиву, найденному в 1954 году при раскопках французскими исследователями А. Парро, Ж. Брюссоном и П. Жоменом. Своеобразные книги древних — мраморные доски, покрытые с обеих сторон различными текстами, были написаны не иероглифами, а буквами. Здесь, в Сирии, на берегу Средиземного моря, был найден самый древний из известных на земле алфавитов — родоначальник всей нашей письменности. Этот алфавит — маленькая глиняная табличка длиной с мизинец, содержащая тридцать клинописных значков — был найден при раскопках Угарита, города, расположенного в десяти километрах к северу от Латакии. Но о нем речь пойдет дальше.
В городе Табка
Возвратившись из Мари в Дейр-эз-Зор, мы тут же пересели в попутный автобусик и снова бросились в путь. Дейр-эз-Зор так и не осмотрели как следует. Это молодой город в том смысле, что исторических памятников здесь нет. Если вечером он будто вымирает, то днем жизнь здесь бьет ключом. Днем здесь много приезжих. Особый зеленый колорит придает городу поросшая деревьями и кустами широкая пойма Евфрата, который в этом месте разбивается на рукава.
Мы выезжаем за пределы Дейр-эз-Зора. Почти ровная каштановая, распаханная от горизонта до горизонта земля. Редкие деревеньки. Ни деревца, ни кустика, ни цветка. Лишь ровная шеренга телеграфных столбов да асфальтовая лента шоссе. Темнеет. Земля на глазах сливается с небом и исчезает, и лишь встряски на колдобинах напоминают о ее существовании. В нашем автобусике накурено. Голова раскалывается. Однако окно я открыть не решаюсь — впереди сидит молодая женщина с грудным ребенком на руках, — кажется, единственные некурящие пассажиры. Резкий поворот. Мы съехали с основной магистрали.
В темноте показалась полоска света. Она расползалась, расширялась, разрывалась и, наконец, превратилась в конкретные предметы: освещенные окна, витрины, фонари. Выросли дома, образовались улицы. Сделав несколько поворотов, автобус остановился. Мы очутились на улице.