и таяло на глазах. В короткие сумерки мы все же успели добраться до шоссе, такого же разбитого, что и проселочная дорога. Разморенный жарой и дорогой я задремал, а когда проснулся, то не поверил своим глазам: в пучке света фар Попела знакомая по тысячам виденных репродукций Триумфальная арка и убегающая в темноту колоннада. Мы были Пальмире.
Гостиница «Зенобия», к которой мы вырулили, руководствуясь рекламным щитом, оказалась расположенной чуть ли не среди знаменитых развалин. В ней набилось уже порядочно туристов, но нашлись места и для нас. Мы попросили принести ужин прямо в номер — большую мрачную комнату с пятью кроватями и большим столом. Ужин несмотря на обильный стол и бутылку вина, прошел скомканно и неинтересно. Было уже за полночь, когда мы улеглись, договорившись предварительно с дежурным о том, что он разбудит нас в четыре утра, то есть до восхода солнца.
Я ворочался на своем ложе, пытался заставить себя як путь и не мог. Я слушал, как тикают на столе часы, как шумит за окнами ветер и вспоминал известные мне сведения о Пальмире.
Пальмира — это прежде всего оазис, тенистый остров в просторах пустыни, обжитый человеком более трех тысяч лет назад. Первое письменное упоминание о городе содержат ассирийские таблицы, найденные в Анатолии и датируемые XX веком до новой эры. Вторично он упоминается и таблицах, обнаруженных при раскопках города Мари на Евфрате.
Далее следует так называемый акабианский текст, повествующий о том, что ассирийский царь Тиглатпаласар двигается к Тадмору воевать с арамейцами. Предполагают, что до арамейцев обитателями Тадмора были ханаане, поклонявшиеся богу Бэлу. В Библии Тадмор встречается при перечислении владений царя Соломона (971–932 годы до ноной эры). В хронике Иосифа Флавия говорится, что царь Соломон возвел в пустыне город Тадмор на том самом месте, где отец его Давид победил Голиафа.
Город был разрушен войском вавилонского царя Навуходоносора II во время его похода на Иерусалим. Далее мы находим Тадмор в составе владений Селевкидов. Удачное географическое и политическое положение между цивилизациями Средиземного моря и Персидского залива превращают Тадмор, с одной стороны, в буферное государство между Римской империей и Персией, а с другой — в богатейший торговый центр. Жители города, помимо торговли, занимались организацией караванов, снабжением их продуктами.
Город был разграблен римлянами в 42 году до новой эры, а с 18 года включен в состав их империи, правда, с предоставлением некоторой автономии. Именно в этот период он и получает свое красивое имя Пальмира — город пальм.
Звездный час Пальмиры приходится на вторую половину III века новой эры. За какие-то заслуги перед империей пальмирец Оденат в 258 году получает титул римского консула и становится полновластным правителем города. Пальмира успешно ведет войну с Персией в пользу Рима. Но вскоре Оденат погибает при странных, не выясненных обстоятельствах. Власть и титул отца переходят к его младшему, далеко еще не совершеннолетнему сыну, а фактически к вдове, известной под именем Зенобия (правильнее — Батзебина, что значит «дочь купца»).
Умная, бесстрашная, волевая, наделенная непомерной гордостью женщина, казалось, была создана для роли королевы. Она резко меняет политику. Ищет сближения с Персией и предпринимает шаги для распространения своей власти, используя тяжелый кризис Римской империи. В 271 году Зенобия провозглашает себя «Императрицей Востока». В ее царство Пальмира достигает своего «апогея», простираясь от Босфора до Нила, включая в себя Малую Азию, Сирию, часть Аравии и Египет. Но провозглашение собственной империи означало объявление войны Риму. И она последовала. Немедленно. Военное счастье оказалось на стороне римского императора Аврелиана. В решительной битве при Хомсе римляне разбивают армию кочевников. Пальмира была осаждена, императрица схвачена и отправлена в Рим.
Город восставал против завоевателей, многократно разрушался. Разрушали Пальмиру не только люди, но и землетрясения. Значительнейшие из них зафиксированы в 359, 543, 650, 705, 738 и 741 годах. Город не раз восстанавливался. Особенно много сооружений было возведено при византийском императоре Юстиниане. Но былой славы своей, былого значения Пальмира уже не восстановила. Арабы овладели городом в 634 году. А последнее упоминание о Пальмире относится к 744 году.
Наступило забвение.
В сочинении «География», принадлежащем перу арабского ученого Али-Абу-ль-Фида, жившему в XIV веке, Тадмор упоминается уже лишь как место чудесных развалин.
Дли Европы Пальмира умерла вместе с Римской империей. Сообщение об «открытии» Пальмиры английского купца Галифакса, побывавшего на развалинах города в концу XVII века, вызвало насмешки со стороны «образованной» публики. В существование Пальмиры поверили лишь в 1753 году, когда был издан прекрасно оформленный фолиант Гунны Пальмиры и Тадмора в пустыне», содержащий великолепно выполненные рисунки руин и их описание. Издание вышло в Париже, но авторами его были англичане Днукинс и Вуд, посетившие за два года перед этим описываемыe ими места. Увы, значительное число рисунков Роберта Вуда уже не соответствует натуре, точнее, наоборот, натура не соответствует рисункам. Многие предметы исчезли, превратившись либо в стройматериал для местных построек, либо, в лучшем случае, в экспонаты музеев…
Я посмотрел в сторону окна. Его квадрат мне показался светлее, чем раньше. Решительным движением я сбросил с себя одеяло и сел на кровати. Светящиеся стрелки часов показывали без нескольких минут три. Товарищи мои мирно спали. Я не стал их будить. Оделся и потихоньку вышел.
В вестибюле за своей конторкой, откинув голову на спинку стула, храпел дежурный. Громко тикал будильник. Желтый свет электрической лампочки, беспрерывно мигающий, тусклый, явно не справлялся с темнотой, и именно поэтому большой портрет Зенобии, смотревшей на меня со стены, казался сейчас не таким примитивным и беспомощным, как раньше.
Повернутое в профиль лицо молодой — не старше тридцати лет — женщины, типичное для восточных красавиц, знакомых всем по иллюстрациям к «1001 ночи». На голове тяжелый «обруч», украшенный драгоценными камнями, волосы прикрыты кисеей. Тяжелые серьги. Крупное ожерелье. Согласно дошедшим описаниям, у нее было смуглое лицо, ослепительной белизны зубы и блестящие глаза. В Народном собрании она появлялась не иначе как в пурпурном платье, осыпанном драгоценностями. Владела египетским, греческим и латинским языками. Разделяла с мужем все его походы и якобы была замешана в его убийстве. Еще говорят, она стремилась во многом подражать Семирамиде, легендарной царице, якобы жившей когда-то в глубокой древности в этих же краях. Высоким было величие Зенобии, глубоким — унижение. Под насмешками любопытной, праздной римской толпы перед триумфальной колесницей упивающегося славой «Доминиуса эт деуса» Аврелиана[2] шла, с трудом передвигая ноги, закованные в цепи из золота, вчерашняя светлейшая императрица Востока.
Какая ирония времени! Сохранив сотни великолепных бюстов безвестных подданных Зенобии, оно не оставило ни одного изображения самой царицы. Несколько монет, отчеканенных семнадцать веков назад, на которых с трудом можно рассмотреть расплывчатый профиль, вот и все свидетели внешности этой необыкновенной женщины.
Ну, что ж! Взамен этого время оставило Зенобии, как памятник, легендарный город Пальмиру, навсегда соединив эти имена.
Я напрягал воображение, чтобы оживить лицо царицы. Мне хотелось представить его повернутым ко мне. Но чуда не произошло. Портрет оставался мертвым… Зато ожил дежурный. Проморгавшись и поняв, наконец, что я — не продолжение его сна, а реальный постоялец, желающий прогуляться, он отомкнул входную дверь и выпустил меня наружу.
Первое, что поразило меня, — холод. Ледяной ветер пронизывал тело, несмотря на плащ и свитер. И этот холод, казалось, делал еще более острыми и без того отточенные кран бесчисленных звезд. Небо пустыни! Узкий, только что выкованный серп месяца нисколько не ослаблял звездного зарева. Он и сам представлялся странной яркой звездой на фоне переливающейся всеми цветами радуги мелкой звездной россыпи. Четко, как в планетарии, сверкали причудливые созвездия. Знакомые, но неизвестные по наименованиям, кроме двух, одиноко парящих в черной бездне неба почти у горизонта милого мне Севера. И когда глаза свыклись с темнотой, я увидел город. Он представился мне живым, реальным, просто уснувшим на ночь. Очевидно потому, что красота — антипод смерти. Силуэты многочисленных колонн, арки, стены, казалось, куда-то двигались и лишь на мгновение застыли.
Я многое повидал на своем веку. Жизнь не обделяла меня впечатлениями, но такой щедрости я не ожидал. Я забыл о холоде, о времени… Меня нисколько не удивил огромный лохматый пес, мчавшийся по направлению ко мне по белым каменным обломкам. Я не боялся его. Я был в сказке. Я чувствовал себя ее героем. А герои сказок не погибают. Действительно, не добежав до меня несколько шагов, пес остановился и сделал несколько попыток укусить собственную спину. Беднягу, должно быть, заели блохи. Потом он подошел ко мне и начал доверчиво тереться о мои ноги. Я сел на ступеньки лестницы, с которой так и не успел сойти, обнял собаку и начал чесать ее за ушами. Пес, повизгивая от радости за подаренную ласку, лихорадочно пытался лизнуть мое лицо. А я увертывался и гладил своего косматого друга, делая это почти бессознательно, как обычно бывает с людьми, когда на них наваливается огромное счастье.
Потом мы долго бродили по улицам и площадям Пальмиры. Я прекрасно ориентировался в расположении города, словно бывал здесь уже раньше и не один раз. Я давно уже заметил женскую фигуру, так же, как и мы, обходившую город. Ее длинное черное, отражающее звезды платье, а на самом деле пурпурное, усыпанное драгоценностями (я знал это точно) плескалось под ветром и облегало сильные упругие ноги, скованные золотой цепью. Иногда она поворачивала свое надменное, прекрасное лицо в мою сторону и огромные, сверкающие, как звезды, глаза ее смотрели на меня. Но они не разл