ичали меня, потому что я был удален на расстояние в семнадцать веков. Зато я хорошо видел ее, потому что без нее я не мог себе представить Пальмиры.
Зенобия удалялась все дальше и, казалось, уводила с собой темноту. Замелькали, засуетились тени. Небо сменило черную окраску на пепельную, потом на серебристую, сиреневую, лиловую, палевую, шафранную, оранжевую, красную, пурпурную. И на широкой волне всплывающего рассвета поплыли черные силуэты стройных пальм.
Не помню, как взошло солнце. Я сидел на небольшом холме, привалившись к обломку колонны из желтоватого камня, и постепенно возвращался к реальности. По асфальтовому шоссе, петлявшему среди царственных руин, двигались повозки и люди. Они спешили по своим делам. Среди развалин бродило уже много туристов. Я нашел своих товарищей. Их, как и полагалось, разбудили в четыре часа. Картину восхода солнца они успели захватить. Становилось жарко. Мы потихоньку направились к зданию гостиницы, чтобы позавтракать и приступить к организованному осмотру здешних достопримечательностей.
Существует искусство словесного рисунка. Я им не владею. Я не могу передавать словами, например, изящность одинокой башни или портика, бессилен вызвать в чужом воображении представление о хрупкости, почти невесомости триумфальных ворот, открывающих аллею, уходящих и пустыню колонн. Я всегда стараюсь нащупать образ.
Я вижу себя на оживленной улице. По обеим сторонам ее тянутся аллеи из стройных коринфских колонн. На консолях каменные изваяния именитых граждан города, военачальников, законников и просто богачей, поставивших колонны за свой счет. Вместе с толпой я спешу к одному из перекрестков. Здесь установлена новая стела — каменная доска с выбитым текстом «Таможенный закон для города Тадмора». Высота стелы более шести метров, ширина более полутора. На ней едва уместились 56 параграфов на арамейском и греческом языках, очень точно и подробно определяющие размер пошлин и налогов, которыми облагаются все самодеятельные граждане указанного города, начиная от зинобиахры (адмирала, начальника каравана) и кончая платной наложницей…
— Вы посмотрите вокруг. Какая красота!
Эти слова вернули меня к действительности. А произнес их гид, который уже второй час водил нашу группу от одного объекта к другому и профессиональной скороговоркой обращал внимание на заслуживающие того вещи. Я стараюсь следить за его речью.
Главная артерия города, разбросанного на большом пространстве между храмом Бэл на востоке и подножием холмов на западе, делит его как бы на западный, административный район, и жилой, восточный. Ширина улицы: одиннадцать метров между колоннами плюс крытые боковин аллеи — шесть метров. Диаметр колонны 95 сантиметров, высота 9,5 метров… На каждой выделяется консоль для статуи…
Нас подводят к необычайно легкой, хрупкой арке, выдержавшей, однако, десяток землетрясений и почти полтора десятка веков. Экскурсовод добросовестно перечисляет названия и размеры различных сооружений. Но, странно, дело, вся эта информация воспринимается крайне плохо. Мне хочется задать вопрос, как доставили сюда четыре гранитные колонны (диаметр 130 сантиметров, высота 12,7 метра!). Гранита в Сирии нет. Такой гранит имеется в Египте. Значит, их привезли оттуда. Вес каждого блока свыше 20 тонн…
Мы попадаем в театр. Он построен в первой половине II века, но сохранился очень хорошо. Мощенный каменными плитами партер. Огромная, длиной 48 метров, эстрада. По обеим сторонам сцены — два сводчатых прохода, ведущих к местам для зрителей…
Невдалеке от театра расположена агора — просторная публичная площадь, окруженная колоннами с консолями для статуй. Именно здесь проходили народные собрания. У северной стороны размещались крупные чиновники, у западной — военачальники, у южной — караванщики, у восточной — сенаторы…
Длинные с утра тени становятся все короче и короче. Немилосердно жжет застывшее в зените солнце. Мы переходим от одного сооружения к другому.
Отражаемые отполированной поверхностью камней лучи режут глаза, а надеть черные очки не хочется, потому что теряется неповторимое сочетание красок и тонов. В выгоревшей траве звенят кузнечики. И голос гида становится опять далеким и невнятным, а смысл его речи туманным. Так бывает во сне. И наяву, когда сознание перегружено впечатлениями.
Нас заводят за каменную ограду, окружающую главное сооружение Пальмиры — храм Бэл. Он был воздвигнут в честь божества вавилонского происхождения Мардука. Само же слово «бэл» (оно произносилось по-разному: бэл, бал, бол) означает «господин», «хозяин». Так обращались к богам или к сильным мира сего. В библейском языке «ваал» — собирательное обозначение всех языческих божеств.
Храм Бэл состоит как бы из двух частей: двора и собственно храма, построенного в самом начале нашей эры. Здание имеет квадратную форму со стороной 225 метров. Изнутри стены украшены коринфскими пилястрами. Прямоугольные окна с фронтонами обращены на юг, север и восток. На западной стороне находится вход, к которому вела монументальная лестница.
Значительная часть храма разрушена. Вернее, она пошла на строительство бастиона. Его сооружение относится к XII веку. Разглядываем стену этого бастиона, сложенную из поверженных колонн, плит… Я вспоминаю изумительную мозаику — экспонат дамасского Национального музея. Она вывезена отсюда. Мозаика воспроизводит Кассиопею. Обнаженная красавица в окружении потрясенных силой красоты героев мифа. Трудно сказать, какое из чудес больше — чудо искусства или чудо, сохранившее это произведение для нас. Несколько десятков пригоршней разноцветных камешков — и неизмеримая никакими мерами сила страстей.
Стройные, как корабельные сосны, выстроились в ряд семь колонн. Под ними арка ворот. Пологая наклонная плоскость ведет к жертвеннику. По этому пути шли обреченные на заклание животные. Боги требуют жертв. Самых страшных— бог войны.
Мы входим внутрь храма. Справа от трона интересные барельефы: двое молящихся, бог плодородия с гранатом, сосновой шишкой и козой… Второй барельеф изображает процессию: верблюд, женщина с закрытым лицом. Слева — Таламос — священное место. К нему можно подняться по лестнице. Монолитный потолок, тонко отделанный изображением семи планет, окруженных двенадцатью знаками зодиака. Виден также соффит, украшающий архитрав святейшего места, на котором изображен орел Юпитера. В византийскую эпоху храм был превращен в церковь. Потом здесь была мечеть, которая функционировала до 1929 года.
Я смотрю на нашего гида, и по его шевелящимся губам догадываюсь, что он говорит. Но слов его не слышу. Я слышу другое — великолепную музыку. И я наслаждаюсь ею. Я слышу гимн жизни, совершенству, красоте. Его во весь голос поют стены разрушенного храма Бэл, плиты лестницы, барельефы, взлетевшие в синеву ребристые стволы колонн. И я потихоньку им вторю.
Конвейер осмотра движется. Нас усаживают в автомобили и везут к холмам, обступившим Пальмиру полукруглой грядой с запада. И по мере приближения к ним все четче, рельефнее вырисовываются квадратные высокие башни, расставленные во множестве по голым склонам гор. Человек, приглашенный экскурсоводом из музея, долго выбирает нужный ключ из висящей у него на руке огромной связки. Потом возится с замком. Скрипит тяжелая дверь, и мы входим внутрь башни. Здесь захоронены богатые граждане города, успевшие уйти в мир иной до гибели Пальмиры. Мертвые пережили живых. Чудовищно толстые стены этих погребальных башен представляют собой нечто вроде сот с ячейками-нишами для покойников. Каждая такая ячейка прикрыта каменной плитой с высеченным на ее наружной стороне барельефным бюстом покойного. Высота башни с восьмиэтажный дом. Прочность необыкновенная даже для античных построек. Во времена Юстиниана погребальные башни были соединены крепостной стеной и превращены в бастионы.
Мы поднимаемся по крутой каменной лестнице на плоскую крышу башни под названием Жамблик. Она построена в 83 году. Под нами — долина могил. Дальше — пустыня. Несколько в стороне — одинокая гробница, приписываемая гражданину, по имени Марана, умершему в 236 году. Очевидно, это был богатый судовладелец. Барельеф изображает его на фоне судна. Известно, что многие пальмирские купцы снаряжали не только караваны, но и корабли в Индию и Китай. Порт приписки их располагался неподалеку от нынешнего иракского города Басра в Персидском заливе.
Я заглянул в одну из ниш, у которой был отвален прикрывающий ее камень. Узкий, длинный каменный пенал. Можно было предположить, что жители Пальмиры не обладали крупным телосложением. Оказалось, что это не совсем так. Место в башне стоило больших денег. В одну нишу втискивали не одного покойника, а нескольких, — очевидно, членов одной семьи или рода. Для более полного использования объема могилы трупы подвергались специальной обработке и высушиванию.
Странное впечатление производят эти башни, особенно внутри. Уходящие вверх стены с бесчисленными безмолвными каменными барельефными портретами, глядящими в лицо друг другу. Видимо, у пальмирских граждан существовал культ мертвых или просто повышенная тяга к увековечиванию своей личности. Помимо погребальных башен здесь есть еще и погребальные сооружения под землей. Насколько я знаю, конфигурация таких подземных кладбищ стандартна и имеет форму опрокинутой буквы Т. Теперь уже трудно сказать, насколько глубоко они были расположены. Много нанесло и много унесло песка за эти века.
Нам показали одно из таких сооружений, известное под названием «Могила трех братьев». Вдоль стен подземелья тянутся шесть рядов углублений, в которые помещали умерших. В правом, боковом помещении можно видеть три каменных саркофага, украшенных высеченными рисунками: женская фигура, меч, птицы, змея, скорпион… Из объяснений экскурсовода следовало, что во втором веке три (врата — Намаин, Мала и Саэди оборудовали это погребенье, рассчитанное на 390 мест. Братья, а затем их наследники продавали ниши всем желающим. Строительство таких сооружений в Пальмире было делом обычным. Известны случаи перепродажи мест и даже спекуляции ими.