– Конечно. – Она ответила не раздумывая, только обняла жену, которая заплакала.
– Я просто хотел сказать… – Скотт откашлялся. – Я хотел сказать, жаль, что у нас было так мало времени. Вы замечательные друзья.
– Это самый искренний комплимент из всех возможных, – заметил доктор Боб, вытирая глаза салфеткой.
– Это несправедливо! – выпалила Мисси. – Ужасно несправедливо!
– Да, – кивнул Скотт. – Это несправедливо. Но у меня нет детей, моя бывшая жена вполне счастлива без меня, и это все-таки лучше, чем рак, или Альцгеймер, или ожоги всего тела. Думаю, мое имя войдет в историю, если кто-то проговорится.
– Но мы будем молчать, – сказал доктор Боб.
– Да, – подтвердила Дейдре. – Мы будем молчать. Ты скажешь, какая тебе понадобится помощь, Скотт?
Скотт рассказал, умолчав лишь о вещице в бумажном пакете, спрятанном в шкафу в прихожей. Они слушали молча, и никто не возразил ни единым словом.
Когда он закончил, Майра робко спросила:
– На что это похоже, Скотт? Что ты чувствуешь?
Скотт вспомнил свои ощущения на спуске с Охотничьего холма, когда у него открылось второе дыхание и мир предстал перед ним во всем великолепии простых, повседневных вещей, которых обычно не замечаешь: низкое свинцовое небо, флаги на городских зданиях, каждый камушек на дороге, каждый окурок, каждая пивная банка на обочине. Его тело работало на полную мощность, все клетки переполнились кислородом.
– Я чувствую себя на подъеме, – наконец сказал он.
Он взглянул на Дейдре Маккомб, увидел ее сияющие глаза и понял, что она знает, почему он выбрал ее.
Майра заманила Билла в кошачью переноску. Доктор Боб отнес переноску в машину и поставил на заднее сиденье. Потом все четверо встали на крыльце, их дыхание плыло белыми облачками в морозном ночном воздухе. Скотт остался у порога, крепко сжимая одну из скоб.
– Можно, я кое-что скажу, прежде чем мы уйдем? – спросила Майра.
– Конечно, – ответил Скотт, хотя предпочел бы, чтобы она промолчала. Чтобы они просто ушли. Ему казалось, он понял одну простую, но очень важную истину (истину, без которой вполне мог обойтись): прощаться с собой, медленно, фунт за фунтом, тяжело, но еще тяжелее прощаться с друзьями.
– Я была глупой старухой. Мне очень жаль, что все так получилось с тобой, Скотт, но я рада, что у меня открылись глаза. Иначе я бы осталась слепа к некоторым прекрасным вещам и прекрасным людям. Я бы осталась недалекой глупой старухой. Тебя я обнять не могу, так что придется ограничиться этим.
Она раскинула руки, привлекла к себе Дейдре и Мисси и крепко их обняла. Они обняли ее в ответ.
– Я уважаю твое решение, Скотт, – сказал доктор Боб, – но если что… если я тебе буду нужен, звони, и я сразу примчусь. – Он рассмеялся. – Ну, как примчусь? Скорее приковыляю. Но ты понял, о чем я.
– Да, – ответил Скотт. – Спасибо.
– Ну что ж. До свидания, дружище. Смотри, куда ставишь ноги. И как.
Скотт наблюдал, как они идут к машине доктора Боба. Наблюдал, как садятся в нее. Он помахал им, держась за скобу. Потом закрыл дверь и пошел в кухню, передвигаясь плавными прыжками и чувствуя себя каким-то мультяшным персонажем. Собственно, именно по этой причине ему было важно хранить свое состояние в тайне. Он понимал, что выглядит абсурдно. Это и был полный абсурд… но только для стороннего наблюдателя.
В кухне он сел за стол и посмотрел в пустой угол, где на протяжении последних семи лет стояли миски Билла. Он смотрел туда долго. Потом пошел спать.
На следующий день он получил электронное письмо от Мисси Дональдсон.
Я сказала Диди, что тоже хочу пойти и быть с тобой до конца. Мы чуть не поссорились. Но потом я сдалась, когда она мне напомнила про мою ногу и каково мне было в детстве с моим увечьем. Теперь я могу бегать – я люблю бегать, – но я никогда не занималась спортом профессионально, как Диди. Потому что меня хватает лишь на короткие дистанции, даже после стольких лет. Я родилась с эквиноварусной деформацией стопы, или косолапостью. В семь лет мне сделали операцию, но до этого я ходила с тростью и потом еще несколько лет училась ходить нормально.
Когда мне было четыре – я хорошо это помню, – я показала свою стопу подружке Фелисити. Она рассмеялась и сказала, что у меня жутко уродливая и противная нога. После этого я никому не показывала свою ногу, только маме и врачам. Я не хотела, чтобы надо мной смеялись. Диди говорит, что ты сейчас чувствуешь то же самое, что я чувствовала тогда. Она сказала: «Он хочет, чтобы ты запомнила его нормальным человеком, а не скачущим по всему дому подобием плохих спецэффектов в фантастических фильмах 1950-х годов».
Я все поняла. Но это не значит, что мне нравится происходящее. Это несправедливо. Ты такого не заслужил.
Скотт, то, что ты сделал в день гонки, дало нам возможность остаться в Касл-Роке. Не потому, что у нас здесь ресторан, а потому, что теперь город нас принял. Диди думает, что ее пригласят в Молодежную торговую палату. Она смеется и говорит, будто это глупо, но я знаю: на самом деле она так не считает. Это тоже награда. Как те награды, которые она получила в гонках. Да, нас примут не все, я не настолько глупа (или наивна), чтобы в это поверить. Но большинство примет. Уже приняло. Без тебя ничего этого не было бы. И без тебя моя любимая никогда не смогла бы полностью открыться для мира. Она тебе не скажет, но я скажу: ты снял с ее плеч большой груз, и она снова смогла распрямиться. Она всегда была человеком язвительным и колючим, и вряд ли ее характер изменится, но теперь она открылась. Она видит то, чего не видела раньше. Слышит то, чего не слышала раньше. Может стать кем-то, кем никогда бы не стала раньше. И все это – благодаря тебе. Ты помог ей подняться, когда она упала.
Она говорит, между вами есть связь, взаимное чувство, и потому только она – и никто другой – должна оказать тебе помощь в конце. Ревную ли я? Да, немножко. Но мне кажется, я понимаю. Поняла, когда ты сказал, что чувствуешь себя на подъеме. Она себя чувствует так же, когда бежит. Вот почему она занимается бегом.
Будь храбрым, Скотт, и знай, что я думаю о тебе. Да хранит тебя Бог.
С любовью,
Мисси
P. S. Мы всегда гладим Билла, когда заходим в книжный. Мне кажется, он по тебе скучает.
Скотт подумал было позвонить ей и поблагодарить за добрые слова, но решил, что лучше не надо. Вдруг они оба расчувствуются. Однако он распечатал ее письмо и положил в кармашек грудной обвязки.
Когда настанет время уйти, он возьмет его с собой.
Утром в следующее воскресенье Скотт добрался по коридору до ванной шагами, которые вовсе ими не были. С каждым шагом он взлетал под потолок и отталкивался руками, чтобы спуститься вниз. Включилась печка, и Скотта буквально сдуло потоком воздуха из вентиляционной решетки. Ему пришлось схватиться за скобу, чтобы преодолеть зону сквозняка.
В ванной он некоторое время парил над весами, прежде чем опуститься. Сперва Скотт подумал, что весы не покажут вообще ничего. Но они все-таки выдали 2,1 фунта. Чего-то подобного он и ожидал.
В тот вечер Скотт позвонил на мобильный Дейдре. Он не стал ничего объяснять, просто сказал:
– Ты мне нужна. Сможешь прийти?
– Да. – Это все, что она ответила, и все, что ему было нужно.
Входная дверь была закрыта, но не заперта. Дейдре проскользнула внутрь, не открывая дверь полностью из-за сквозняка. В прихожей было темно. Дейдре включила свет и прошла в гостиную. Скотт сидел в инвалидной коляске. Ему удалось просунуть одну руку в плечевой ремень обвязки, пристегнутой к спинке, но его тело парило над сиденьем, и вторая рука никак не попадала в ремень. Его лицо блестело от пота, рубашка на груди потемнела.
– Я уже думал, что не дождусь тебя, – хрипло выдохнул он. – Мне пришлось плыть к коляске. Брассом, можешь себе представить?
Да, Дейдре могла себе представить. Она подошла и остановилась перед Скоттом, изумленно разглядывая его.
– Ты давно так болтаешься?
– Достаточно. Хотел дождаться темноты. Как там, стемнело?
– Почти. – Она опустилась на колени рядом с коляской. – Ох, Скотт. Это какой-то кошмар.
Он медленно покачал головой, словно преодолевая сопротивление воздуха:
– Нет. Ты сама знаешь, что нет.
Дейдре подумала, что, наверное, знает. Она надеялась, что знает.
Ему все-таки удалось просунуть руку в плечевой ремень.
– Сможешь застегнуть пряжки у меня на груди и на поясе, не прикасаясь ко мне?
– Наверное, смогу, – сказала она, но все-таки прикоснулась к нему, даже дважды – к плечу и к боку, – и оба раза ее тело на секунду взлетало над полом, а потом опускалось. При этом все внутри переворачивалось, как бывает, когда едешь в машине и та подскакивает на ухабе. Да, подумала Дейдре, Мисси была права. Это и вправду похоже на американские горки, когда вагончик на миг замирает на самом верху перед крутым спуском, а потом ныряет вниз.
Наконец все было готово.
– И что теперь?
– Теперь мы выйдем на свежий воздух. Но сначала тебе надо будет сходить в прихожую и взять из шкафа бумажный пакет и веревку. Шкаф, который у двери. Где обувь. Я думаю, ты сможешь толкать коляску, но если не сможешь, придется привязать к подголовнику веревку и тянуть.
– Ты уверен?
Он кивнул и улыбнулся.
– Думаешь, я хочу до конца своих дней сидеть привязанным к этой штуке? Или болтаться под потолком, чтобы меня кормили со стремянки?
– Можно выкладывать видео на ютьюб и зарабатывать на просмотрах.
– Никто в это не поверит.
Она забрала из прихожей коричневый бумажный пакет и веревку и принесла их в гостиную. Скотт вытянул руки:
– Давай, покажи свою ловкость. Бросай мне пакет.
Она так и сделала, и это был хороший бросок. Пакет пролетел через комнату прямо к Скотту… на секунду завис в воздухе в дюйме от его ладоней… потом медленно опустился. В его руках пакет словно вновь обрел вес, и Дейдре вспомнила слова Скотта, когда он в первый раз объяснял, что происходит: для