Отбросив никчёмные мысли, невесть зачем мелькавшие в черепе, парень продолжил осмотр. Ближе к обрыву, выходящему к дамбе, лежала воронка размером раз в десять-двенадцать больше, чем все остальные. Она продолжала дымиться и крепко вонять сгоревшим тротилом. Похоже, что здесь когда-то стояли ящики с боеприпасами.
Сразу за глубокой выемкой виднелась «дивизионка», покрытая слоем пыли толщиной в указательный палец. Она слегка покосилась на левую сторону, но казалась практически целой. Двое суток назад орудие стояло в маленькой роще, что накрыла артиллерия фрицев. После того налёта оно походило на новое, только что поставленное с завода, но и сейчас смотрелось нисколько не хуже.
– Ничего его не берёт! – удивился солдат. С трудом поднялся на ноги и, качаясь, как матрос после шторма, направился к везучей пушке. Вернее сказать, к тому мелкому углублению, в котором она стояла. Взрывы мин снесли брустверы внутрь и добавили грунт, выброшенный из воронок. Окоп и раньше был неглубоким, а сейчас был засыпан почти что доверху.
С высоты своего роста он ещё раз осмотрелся и заметил две ямы, вокруг которых темнели клочья разорванных тел и обгоревшие кости. Насколько он помнил, в одном месте лежал коневод, убитый в начале боя, в другом – кто-то из остальных пушкарей.
Парень обошёл пять земляных щелей, почти доверху заполненных рыхлой землей и увидел везде всё ту же картину. Люди лежали ничком, но никто не шевелился. Он перевернул солдат на спину одного за другим и разглядел, что у всех текла кровь изо рта, носа, ушей и даже из глаз, расширенных ужасным предчувствием смерти.
Сперва он удивился, но потом всё же понял, что ребята погибли во время налёта. Скорее всего от сильной контузии. Слишком близко от примитивных убежищ падали тяжёлые мины. Взрывная волна повреждала сосуды, наступало кровоизлияние в мозг и мгновенная смерть.
Закрыв глаза всем погибшим, парень двинулся дальше. Добрался до лейтенанта и, думая, что он тоже убит, взял за широкие плечи. Чуть приподнял и повернул на левый бок. Командир резко дёрнулся, застонал и медленно поднял дрожащие веки. С трудом сфокусировал затуманенный взгляд на стоящем рядом солдате. Узнал пушкаря и скривил бледные губы в некое подобие лёгкой улыбки.
Только тут Павел увидел, что правый бок офицера весь красный от крови. Видно, осколок попал ему в грудь уже на излёте, а может быть, рикошетировал от орудия или от какого-то камня. Впрочем, какая теперь уже разница? Врача поблизости нет. Везти до своих далеко. Так что раненый наверняка не жилец.
– Как пушка? – неожиданно спросил лейтенант.
– Сейчас посмотрю, – откликнулся опешивший Павел. Он ждал всего, что угодно, но только не такого вопроса. Парень вскочил на ноги и рванулся к орудию. По пути бросил взгляд на бугор пехотинцев, но не заметил там никого из солдат. Лишь земля, перерытая воронками взрывов, и только.
Подбежал к «дивизионке» вплотную. Осмотрел её придирчивым взглядом и понял, что ошибался в своих рассуждениях. В этот раз ей сильно досталось. Мина попала в конец левой станины. Взорвалась прямо на ней. Оплавила прочный металл и разбила сошник, как прессом. Осколки сорвали шины с обоих колёс. Ударили по казённику. Снесли напрочь прицел и маховичок горизонтальной наводки.
Парень нагнулся, откинул затвор и едва успел схватить тяжёлый снаряд, скользнувший к земле. Аккуратно поставил его на прежнее место. Вернулся к лежащему офицеру и коротко доложил о том, что увидел.
– Наших ещё не видать? – спросил лейтенант.
Павел отрицательно покачал головой.
– Как там пехотинцы?
– Не знаю, отсюда не видно, – ушёл от ответа солдат. – Сходить посмотреть?
– Не надо, и так всё понятно, – сказал офицер. – Сначала фрицы ударили по орудию, потом по другим укреплениям. – Командир на секунду умолк и закончил: – Ещё снаряды остались?
– Нет, – ответил солдат. – Взорвались во время обстрела.
– Чем занимаются наши враги? – продолжил опрос умирающий.
– Рубят деревья в болоте. Видно, хотят ремонтировать мост.
– Сделай то, что я попрошу, – прошептал лейтенант. – Возьми мои документы и портсигар. Собери солдатские книжки погибших. Доберёшься до наших, доложишь начальству о том, что случилось. Потом напишешь моей маме письмо, адрес лежит там же, в кармане. Отправишь цидулку по почте и приложишь к ней мою сигаретницу. Родителям нужно узнать, где и как я погиб и когда.
Офицер замолчал. Какое-то время неподвижно лежал, опустив дрожащие веки. Видимо, собирался с последними силами. Затем вновь глянул на Павла и тихо продолжил:
– А перед тем как уйти, выполни мой приказ. – Он объяснил, что нужно делать, и напоследок добавил: – Обо мне ты не думай. Пока фашисты сюда доберутся, я уже отойду в мир иной. Принимайся за дело.
Павел расстегнул нагрудный карман командира. Достал из него пачку бумаг и блестящую вещицу для табачных изделий. Решил положить бумаги внутрь плоской коробки. Нажал на едва заметную кнопку. Раздался лёгкий щелчок, и крышка из полированной стали откинулась в сторону.
К своему удивлению, он нашёл там не сигареты, как ожидал, а чистый белый платочек. Судя по тому, что тот был небольшого размера, его сделала для себя юная девушка. Взяла маленький кусочек батиста. Подрубила вручную края и вышила в углу разноцветную монограмму. К тому же от ткани слабо пахло духами. Скорее всего – сиренью.
Парень не стал совать в коробку бумаги. Аккуратно закрыл портсигар и вместе с документами командира положил в карман своей гимнастёрки. Взглянул в глаза офицера. Прочитал в них тень небольшого смущения, но ничего не сказал.
Нельзя усмехаться в таком ужасающем положении. Тем более над тем, что молодой человек носит с собой подарок невесты. Была бы девушка у него самого, Павел и сам бы хранил её карточку возле груди.
Он вынул из кобуры лейтенанта новый «ТТ». Оттянул затвор и убедился, что в стволе желтеет патрон. Снял с предохранителя. Повернул рукоятью вперёд и положил рядом с умирающим так, чтобы тот мог легко взять пистолет.
«Мало ли что может случиться? – мелькнуло в его голове. – Вдруг сюда нагрянут фашисты, когда он ещё будет в сознании? Тогда офицер сможет сделать парочку выстрелов в них, а потом и в себя…»
Вспомнив о собственной жажде, снял с пояса фляжку. Потряс возле уха и услышал, как внутри плеснулась вода. Судя по тяжести, её было не меньше, чем пятьсот граммов. Устроил ёмкость рядом с оружием и невольно подумал: «Хватит ему на какое-то время».
Взглянув на запёкшиеся губы солдата, офицер благодарно кивнул, мол, спасибо тебе за заботу. Они простились рукопожатием. Лейтенант задержал ладонь парня в своей и сказал напоследок:
– Возьми мой бинокль, вдруг тебе пригодится. Хотел отдать тебе и часы, да они почему-то уже не идут. Видно, ударил о что-то. – Раненый безвольно расслабил побелевшие пальцы. Опустил тяжёлые веки и, похоже, тотчас задремал.
«Скорее всего лишился сознания, – неожиданно понял пушкарь. – Впрочем, это и к лучшему. Умрёт спокойно и тихо, во сне».
Стараясь не разбудить офицера, Павел снял бинокль с его шеи. Чуть повернул и услышал лёгкий звон стекла. Парень насторожился и осмотрел хрупкий подарок со всех сторон. Оказалось, что осколок железа попал в один окуляр и разбил его в мелкие дребезги. Пушкарь поднял второй тубус к правому глазу и глянул сквозь него на переправу.
Увидел разрушенный мост в мелких деталях и убедился, что эти линзы в полном порядке. Повесил на шею пострадавший прибор. Поправил его на груди и невольно подумал: «Будет что-то вроде шестикратной подзорной трубы. Теперь стану видеть вдаль лучше, чем самый зоркий горный орёл».
Он осторожно поднялся с колен и ощутил, как кружится голова. Пересилил внезапную слабость, охватившую всё его существо, и занялся делом. Прошёл от одного окопа к другому. Внимательно осмотрел одежду погибших товарищей. Собрал их солдатские книжки и сложил в карман своей гимнастёрки.
Он не стал искать документы лишь у тех двух человек, что были разорваны минами в клочья. От коневода и заряжающего осталось так мало, что рыться среди кусков мяса он просто не смог. От вида обгоревших останков парня тошнило так сильно, что грозило вывернуть пищевод наизнанку.
Вместе с бумагами он нашёл полупустую фляжку из алюминия и три винтовки, кроме своей. Взял вещмешки погибших бойцов. Вытряхнул из них какие-то вещи на землю. Глянул, нет ли среди них каких-либо писем с обратными адресами, чтоб написать родным о случившемся.
Убедился, что нет, и заметил несколько твёрдокаменных сухарей, завернутых в белые тряпочки. Да четыре початых брикета из гороха и пшёнки. Взял солдатскую немудрёную пищу и стал собирать обоймы с патронами и ручные гранаты.
Одну из гранат сунул в карман галифе, а всё остальное бросил в чужой потасканный «сидор». Крепко завязал горловину. Отнёс находки к откосу холма, что нависал над станицей, и вместе с оружием бросил на землю. Быстро проверил все «трёхлинейки». Убедился в их полной исправности и сложил их рядком так, чтобы ремни можно было схватить одной рукой.
После того как он выполнит приказ командира, боец собирался спуститься на бугор пехотинцев и отнести к ним оружие с боеприпасами. Вдруг там остался кто-то живой из ребят? Теперь они оказались недалеко от врага, а в таком положении, каждый ствол и патрон на счету.
Закончив с первой частью приказа, Павел двинулся к изувеченной пушке. Привычно откинул затвор и вынул последний снаряд из казённика. Огляделся по сторонам, но не нашёл, куда его положить, а класть прямо на землю он не рискнул. Как говорил инструктор в учебном полку: «Не стоит пачкать чистую гильзу. Вдруг к оболочке что-то прилипнет? А поцарапанный ствол – это очень опасно. При выстреле выделяются пороховые газы, которые могут его разорвать».
Прижав к груди тяжёлую «чушку», парень шагнул к своему небольшому окопчику, который находился чуть в стороне от позиции. Взял тощий «сидор» и вернулся к орудию. Бросил мешок на площадку, а сверху устроил остроносый цилиндр длиной в полметра. Лишь после этого понял, он мало что выиграл. Ведь ткань была очень пыльной. Так что разницы между ней и землёй нет почти никакой.