х с морскими змеями и акулами. Он был похож на «корабельного духа» с белым, как известь, лицом, сидящего на корточках на бушприте и гадающего о судьбе. Спокойно слушали мы о том, как огромная рыба-пила «подпиливала» шкуну так, что получилась большая течь. Дрожь пробегала у нас по спине, когда с таииствеппым видом они рассказывали о волшебном корабле, который снялся с якоря в пятницу, бродил, словно привиденне, но морям всего света и приносил несчастье всем морякам.
Мы слушали их еще некоторое время, а затем в свою очередь обнажили наши шпаги. В конце концов мы ведь тоже не новички, и, кроме того, морское плавание мы знали не хуже, чем эти белобородые.
«Когда мы лежим на дне, - начинает рассказывать один из бывалых подводников, - мы отлично можем наблюдать жизнь на морских глубинах. Бесшумно сдвигается в сторону изогнутая стальная стенка. В два приема поднимается вверх жалюзи. Перед вами темное стекло. Теперь вы нажимаете кнопку, и с помощью сильного прожектора мрачные морские глубины сразу освещаются. Толстое стекло совершенно чисто и прозрачно, так что вы можете отлично видеть все подробности. И вот вы видите, «как с любопытством близко подплывает большая рыба, как двигаются раки, омары и морские звезды среди кораллов и морских цветов...»
Движение стаканов с грогом вдруг прекратилось. Разинув рты, слушают старики, черт побери! Да, это что-то совсем новое в морском плавании. Ах, черт возьми! Вот, молодцы, эти подводники!
«Когда нам становится слишком скучно на дне, - говорит один инженер-механик с другой подводной лодки, тоже задержавшейся из-за тумана, - мы вылезаем через шлюзовую камеру. Это делается очень просто. Прежде всего вы входите туда. Захлопываете непроницаемую дверь. Затем открываете кран. Пошла вода. Вы берете прямо зубами резиновый мундштук вашего спасательного подводного прибора. Вода поднимается над головой. Теперь надо подняться наверх и выйти. Сапоги подбиты свинцом, чтобы вас не поднимало. Другие следуют за вами таким же порядком. Очень трудно бывает спуститься вниз по стенкам лодки, скользким, как бока угря, ведь палуба подводной лодки довольно высокая. Но дно моря мягкое, так что можно спокойно слететь вниз. Теперь можно уже свободно бродить. У всех нас лампы и острые топоры на случай опасности. Могу вас уверить, что такая прогулка по дну моря - величественное зрелище. Там и горы, и долины, леса водорослей, невиданные деревья и растения. При свете наших фонарей вспыхивают страшные глаза осьминогов, они шевелят своими опасными щупальцами».
«А вы не знаете историю подводного верблюда, - вставляет фразу другой подводник, чтобы сменить предыдущего рассказчика в этом «сплетении небылиц».
Раньше я плавал в Средиземном море, не раз бывали мы по ту сторону Африки у сенусси[7]. Они были нашими друзьями. Там однажды
случилась следующая история, я сам был свидетелем:
«UC-20 крейсировала между Полой и Северной Африкой для перевозки боевых припасов. С каждым рейсом мы перевозили сотни ружей, дальнобойных пулеметов и ручных гранат. Однажды экипаж получил от одного шейха, настоящего арабского шейха, замечательный подарок. В нарушение всех законов Корана этого шейха угостили на борту ужасной бурдой, которая называлась «греческим коньяком». В благодарность за это он подарил нам верблюда. Настоящего одногорбого верблюда (camelus dromedarius). Командир лодки сначала, пришел в ужас. Но, подумав, счел делом личной чести отвезти животное в Германию. Для такой единственной в своем роде погрузки пришлось вызвать всех людей. Сделано это было так.
Подводная лодка подошла насколько возможно ближе к берегу. После того верблюда погнали в воду, привязав к его недоуздку крепкий конец (веревку). Затем конец при помощи маленькой шлюпки был подан на борт, так как понятно, что верблюд добровольно не двинулся бы вперед. Там взяли конец на шпиль и стали медленно выбирать. Верблюду ничего не оставалось, как погрузиться в воду. В конце концов он поплыл.
Но все же это не помогло. Надо было подвести его по глубокой воде, и привязь стали травить со шпиля.
Как только верблюд почувствовал себя свободным, он изо всех сил бросился плыть к берегу.
Но U^20 была быстрее его.
"Тревога! Погружаться!».
Командир сделал безукоризненный поворот на 90°. Он перешел в погружение под верблюдом и догонял его, пока форштевень лодки не оказался под брюхом.
Затем лодка всплыла, балластные систерны были продуты сжатым воздухом, верблюд повис на носу. Передние ноги на левом борту, задние - на правом. Теперь оставалось лишь втащить животное на бак, что было нетрудно, так как ему самому хотелось, наконец, найти твердую почву под ногами. Он встал, на ноги на палубе, где и был крепко привязан. Мы захватили о собой большой запас фуража. У нас было также достаточно места для пресной воды, так как наша подводная лодка была специально приспособлена для грузовых перевозок. Таким образом UC-20 отплыла. Мм тщательно обходили всякий дымок уже по одному тому, что у нас на борту не было ни одной торпеды. На следующее утро командир говорил вахтенному офицеру:
«Ну, а если нам надо будет погрузиться, так верблюда поминай как звали. Придется ему держаться на поверхности и наглотаться воды».
«Почему, господин капитан-лейтенант?» - возразил тот.
«Мы отлично можем погрузиться вместе с верблюдом. Я уже измерил: если мы погрузимся на 8.5 м, голова верблюда как раз останется на поверхности. Я уже сделал отметку на глубомере».
Так это и было. Во время этого перехода нам два раза пришлось погружаться, и рулевым горизонтальных рулей отдавалось приказание: «Погружаться на глубину верблюда!»
И вот мы совершенно точно плыли «на глубине верблюда», иначе сказать, только одна голова животного была видна на поверхности. Перед самым входом в Полу мы проходили через флотилию рыболовных судов. Командир не мог удержаться, чтобы в этот момент не погрузиться. Этим он привел в неописуемый ужас рыбаков, которые, увидев голову и горб, подумали, что это невиданное морское чудовище и на всех парусах пустились наутек в открытое море.
Таким способом верблюд был доставлен в Полу здравым и невредимым и если не издох, то живет там и теперь».
«Этот вечер, проведенный со старыми лоцманами, был великолепен, дорогой доктор; врали так, что в Брунсбюттеле даже балки в помещении погнулись. Но ведь моряки любят пофантазировать, это в их характере».
«Ну что же, добрались вы тогда благополучно сквозь туман до Киля?»
«Да, в конце концов после того, как мы потеряли два дня. В канале был уже лед, но в Киле было совсем плохо. Всюду лед и снег. Это было в феврале и так холодно, что мы спешно покинули порт, чтобы не застрять во льду. Через канал нас провел ледокол «Шеттин». На Эльбе мы увидели настоящий арктический пейзаж. Белый саван, пронизывающий холод, треск льдин и настоящие маленькие айсберги в фарватере. №> подводная лодка в наши дни является деликатным созданием. Вот почему «Байерн», «самый толстый» линейный корабль какой у нас был, с экипажем свыше 1000 человек, стал впереди нас и пробил нам путь через лед к Эльбе. U-62 шла вслед за ним, а немедленно за нами остроконечные льдины сталкивались друг с другом, образуя непроходимую массу. После того мы закончили наши упражнения в Гельголанде, где уже начиналась весна».
Тем временем доктор ближе знакомился с моими офицерами и командой. Все они были искренние, честные люди, и отношения на борту, хотя и суровые, оставались сердечными.
Мы - семья, лодка - наша мать.
«Это мой штурман, сын рыбака из Рюгена, - представляю я серьезного штурмана Бенинга, - он всегда знает, где мы находимся, определяет днем высоту солнца, ночью - звезд (если их видно). Он заведует хронометрами и является моим «вторым мозгом».
Вот матрос Майер - дюжий, коренастый моряк в цветной шерстяной фуфайке; родом он из Фрисландии. Несколько медлительный, тяжелый на подъем, он вначале не мог привыкнуть к нашим темпам. Особенные затруднения он испытывал при быстром погружении, когда весь экипаж должен был быстро проскочить через единственный открытый рубочный люк и прыгнуть с высоты около 5 м на палубу центрального поста; в этих случаях Maйер обычно «заклинивался» в отверстии люка.
Это было очень плохо, потому что от быстроты действии каждого отдельного человека зависела часто наша жизнь.
И вот однажды против Майера наша «семья» составила заговор. «Тревога!» Несколько человек бросается в люк и кубарем летит вниз. Затем появляется матрос Майер, а за ним трое дюжих товарищей в морских сапогах с толстыми деревянными подошвами. Они наверху так смяли и придавили нашего дорогого Майера, что тот чуть ш лишился сознания. Он не пролегал, не падал, не проскальзывал, а просто слетел вниз, ушиб локоть о край рубочного люка, зацепился своей шерстяной фуфайкой и повис на рукоятке перископа. Почувствовав на своей спине твердые подошвы, он стал ругаться, проклинать, старался ухватиться за что-нибудь в пустоте и в конце концов, сильно помятый и утомлеппый, стал на железных листах палубы центрального поста. Тем не менее Майер был ловкий малый и один из лучших моряков на борту. Теперь ои узнал, благодаря этому, немного мучительному уроку, чего ему нехватало и в чем была суть. Таким способом он научился «погружаться» и с этого дня проскакивал через башню, как «смазанная маслом молния».
Второй мой вахтенный офицер Иллинг уже плавал со мной на UB-21 и был старым подводником. Благодаря приобретенной опытности он являлся для меня на этом новом судне ценной поддержкой. В одну из осенних ночей 1916 г, когда мы перед Ныокэстлем подожгли судно, он чуть было не погиб.
На палубу доносился из трюма шум моторов. Там в машинном отделении гудели дизельмоторы. Тяжела работа обслуживающей эти машины команды. Целыми неделями оставалась она в тесном помещении среди намасленных, пышущих жаром цилиндров. Собачья жизнь! Разговор при этом раздирающем нервы шуме был невозможен; сверху не достигал ни один звук, только по телеграфу, связанному с машинным отделением, можно узнать, что происходит наверху. И этот вечный сильный сквозняк через дверь переборки! Да, это не санаторий. Лишь одно могло заглушить весь этот шум, - это звон колокола тревоги. Тогда старший унтерофицер Будзинский сразу останавливал моторы. На один момент они еще сопротивлялись резкой перемене, но затем, пыхтя, останавливались. Будзинский никогда не ошибался, человек он был спокойный н предусмотрительный, делал все аккуратно и своевременно. Вслед за этим плотно задраивалась воздушная шахта и начинали работать электромоторы. Будзинскинй не отличался словоохотливостью, но был действительно верный и надежный служака. Опора на борту.