– А в чем дело? Ты разве не рад меня видеть?
– Рад, разумеется. Я лишь подумал: вдруг больная нога помешала тебе…
– Ты хочешь спросить, не уволили ли меня? С конторской работы? В военное время? – перебил Бен. – Ну, знаешь, отец! Что бы люди ни думали, я все-таки не калека. Я отлично хожу. Мы с Памелой пришли со станции пешком, да еще и с чемоданами. Просто чертово колено не сгибается. Так что не рассчитывай на меня в следующем крикетном матче.
Отца явно поразила его вспышка.
– Прости, Бенджамин. Я вовсе не хотел тебя обидеть. Меня удивил твой неожиданный приезд – ведь все говорят, что нынче никому не дают увольнительных.
Бен глубоко вздохнул и произнес, не в силах скрыть отвращения к собственным словам:
– Вообще-то мне намекнули, что я перетрудился и нуждаюсь в отдыхе. Ночные смены очень выматывают, знаешь ли. А когда нет смены, все равно не спишь по ночам, так как дежуришь в пожарном патруле.
– А ты все еще в центре Лондона? Часто вас бомбят?
– Порядочно.
– Ты ведь работаешь в каком-то министерстве, не правда ли?
– Именно так.
– Интересная работа?
Бен улыбнулся.
– Отец, идет война. Даже если я занимаюсь самой скучной работой на свете, мне все равно нельзя обсуждать ее с тобой.
– Понимаю, – ответил викарий. – Ну, я рад, что ты дома, мой мальчик. Наслаждайся отпуском. И готовкой миссис Финч. Дыши свежим воздухом.
– Так и сделаю. Спасибо.
Он уже выходил из комнаты, когда отец окликнул его:
– А леди Памела? Она-то почему приехала?
– Скорее всего, по той же причине, что и я. Переутомилась из-за обилия ночных смен.
– Неужели девушек заставляют трудиться по ночам?
– Работать приходится всем и в любое время, – ответил Бен.
– Вряд ли ночью нужно регистрировать документы? Где бишь она работает?
– Не знаю. В каком-то государственном учреждении, и их перевели за город.
– Леди Памела очень умна. Светлейшая голова, – вздохнул преподобный Крессвелл. – Она бы добилась успехов в Оксфорде. Я пытался поговорить об этом с ее отцом, но он и слышать ничего не захотел. Считает, дочерей нужно выдать замуж при первой возможности и считать себя свободным от каких-либо обязательств по отношению к ним. Средневековье, да и только.
Эти его слова напомнили Бену о втором задании.
– Кстати, отец, ты ведь увлекаешься историей. Не случилось ли в тысяча четыреста шестьдесят первом году чего-нибудь важного? Не помнишь?
Преподобный Крессвелл уставился в окно мимо Бена. На улице большая ломовая лошадь тащила телегу с навозом.
– Тысяча четыреста шестьдесят первый, говоришь? Это же война Алой и Белой розы, не так ли?
– Война Алой и Белой розы? – Бен попытался припомнить уроки истории в Тонбридже, состоявшие в основном из бесконечных повторений дат и сражений, которые он удерживал в голове ровно до тех пор, пока не сдавал экзамен, после чего без сожалений забывал. – Ланкастеры против Йорков. И в конце, кажется, победили Йорки?
– Если я правильно помню, в тысяча четыреста шестьдесят первом году Эдуард IV сверг с престола Генриха VI, подверженного приступам умопомешательства. Да, именно так. В том же году состоялись два жестоких сражения – одно на уэльской границе, при Мортимерс-Кросс, а второе севернее, в Йоркшире. Битва при Таутоне. Одна их самых кровавых в истории. Погибли тысячи. А Эдуард вышел победителем.
Бен решил копнуть глубже.
– А ты случайно не знаешь, не было ли за полем битвы крутого холма?
– Понятия не имею. Вот уж не думал, что ты интересуешься битвами – во всяком случае, средневековыми, – удивился преподобный Крессвелл.
– Да меня на работе спросили, – пояснил Бен. – Ты себе представить не можешь, какие странные вопросы задают справочному отделу.
– Кстати, на границе с Уэльсом местность довольно холмистая. Да и Йоркшир – долины, вересковые пустоши, но, насколько я помню из студенческих походов, холмы там пониже.
– Спасибо, – улыбнулся Бен, – ты мне очень помог. Как хорошо, когда отец – кладезь премудрости.
– Ну какое там… – Викарий смущенно кашлянул. – Ты же знаешь, мне всегда нравилась история, да и читать я люблю. Радио не жалую, а зимние вечера случаются длинные и тоскливые. Вот и коротаешь их за чтением.
Бен поглядел на отца с сочувствием. Несмотря на годы одиночества после смерти жены, отец без колебаний отослал сына в школу-интернат, поскольку знал – это обеспечит будущее мальчика.
– А у тебя случайно не найдется топографической карты всей Великобритании?
– Боюсь, что нет. Она должна быть в библиотеке в Севеноксе или Тонбридже. – Викарий бросил на Бена любопытный взгляд. – Я рад, что ты надумал побродить по окрестностям. Подкачаешь мускулы. Тебе полезно.
– Вообще-то я скорее думал о тех битвах. Мортимерс-Кросс и Таутон.
– Не ожидал, что в разгар нынешней войны кого-то заинтересуют средневековые сражения, – заметил викарий, – но полагаю, что у тебя есть на то свои причины. Полезно, когда над чем-то работаешь и даешь мозгу занятие. Но мне пора вернуться к проповеди.
Он перевел взгляд на раскрытую Библию.
Бен вышел в гостиную, разложил карту на низком столике и принялся ее изучать. Затем открыл блокнотик, который всегда носил в нагрудном кармане, и вынул ручку с вечным пером.
«Люди из хмелесушильни? – записал он. – Проверить деревню на предмет приезжих. Потом карта Мортимерс-Кросс и Таутона». Но каким образом эти давние сражения могли быть связаны с сегодняшними событиями, он с трудом себе представлял. Может быть, в тысяча четыреста шестьдесят первом году произошло что-то другое – не такая масштабная битва, ставшая крутым переломом в Войне Алой и Белой розы? Придется сходить в библиотеку или в тонбриджскую школу, где он когда-то учился, поискать там книги по истории. Ему не терпелось все разузнать и решить эту головоломку.
Глава четвертая
Фарли-Плейс, Кент
Май 1941 г.
Под колесами «роллс-ройса» захрустел гравий подъездной аллеи Фарли-Плейс. Памела радовалась, что согласилась на предложение сэра Уильяма подвезти ее домой, – оказывается, она совершенно отвыкла от длинных пеших прогулок, без которых немыслима загородная жизнь. И еще она была вынуждена признать, что почувствовала облегчение, когда родители Джереми вошли в оранжерею и прервали их свидание. Внезапная страсть Джереми, его напор напугали Памелу. Конечно, понять можно, он ведь столько времени провел в заключении, однако такая настойчивость показалась ей чрезмерной. Совершенно неопытной в этом отношении она не была, на балах дебютанток ей случалось отвергать авансы кавалеров, а пару раз даже пришлось отбиваться в такси. Но она всегда знала, что дожидается Джереми – хранит невинность для него. Поэтому его откровенное признание, что он хочет лечь с ней в постель, сбило ее с толку. Конечно, она тоже была не прочь заняться с ним любовью, но в мечтах всегда рисовала себе длинное белое платье, летящую фату и медовый месяц на прелестной итальянской вилле, где он заключит ее в объятия и прошепчет: «Наконец-то мы одни, любимая».
– Как вы сюда добрались? – поинтересовался сэр Уильям, когда они выехали с подъездной аллеи Нетеркота на деревенскую дорогу.
– Мы с Беном пришли пешком, – отвечала Памела. – Представляете, мы оказались в одном и том же лондонском поезде. Удивительное совпадение!
– Хороший он парень, этот Крессвелл-младший, – заметил сэр Уильям. – Признаться, мне даже его немного жаль. Роется в бумагах, пропускает самое интересное.
– Вы правда думаете, что это интересно? – спросила Памела. – Для тех, кто воюет?
– По крайней мере, они знают, что заняты нужным делом. Защищают отчизну – что может быть важнее? К тому же это шанс доказать, что ты чего-то стоишь. А мой сын лишил его этого шанса. Рисовался, как всегда. Рисковал. Боюсь, таким уж он уродился. Будем надеяться, что последнее приключение научило его хоть чему-нибудь.
Они подъехали к высокой кирпичной стене, окружавшей усадьбу Фарли, и свернули к воротам меж двумя каменными колоннами, увенчанными львами. Памела глядела из окна автомобиля на милые, такие знакомые места, на каштаны с бело-розовыми свечами. Правда, цветочные клумбы заросли сорняками, было заметно, что за газонами здесь ухаживают хуже, чем в Нетеркоте. Она нетерпеливо подалась вперед, чтобы поскорее увидеть дом, но тут навстречу выехала колонна военных грузовиков, заслонив особняк и вмиг напомнив Памеле, что в настоящее время Фарли принадлежит не только Саттонам.
– Надеюсь, эти типы не разнесли вам дом, – проговорил сэр Уильям, когда первые грузовики проехали мимо.
– Па не жаловался, так что, видимо, пока все в порядке.
– О солдатских выходках ужасы рассказывают. Стреляют по портретам предков, как по мишеням, мочатся на шпалеры – только бы попортить.
– Боже! Надеюсь, что у нас они ничего такого не делают. Па голыми руками убил бы любого, кто хоть что-то повредит в Фарли. Но, к счастью, когда мы узнали, что к нам едет полк, успели упаковать и спрятать все более-менее ценное.
Сразу за воротами стояли ряды армейских автомобилей, и сэру Уильяму пришлось лавировать между ними.
– Боюсь, ближе к дому не подъехать, – сказал он.
– Ну что вы, не стоит, высадите меня здесь, я дойду, – ответила Памела.
Сэр Уильям остановил «роллс-ройс» у озера.
– Точно дойдете?
– Конечно. Благодарю вас, что подвезли, вы так меня выручили. Видимо, придется разыскать мой старый велосипед, чтобы ездить по окрестностям. Для нашего автомобиля наверняка нет бензина.
– Бензин водится только у таких, как я, – самодовольно улыбнулся сэр Уильям, вылез из машины и обошел капот, чтобы открыть Памеле дверь. – Я рад, что вы приехали, моя дорогая, – произнес он. – Если кто-то и способен ускорить выздоровление Джереми, то это вы. В лагере он не расставался с вашей фотокарточкой и очень расстроился, что потерял ее, когда прыгнул в реку.
Памела кивнула, не зная, что сказать.
– Строго между нами, – сэр Уильям понизил голос, – его мать надеется, что его не допустят до полетов. Конечно, ему не терпится снова летать, но вы же знаете моего сына. Стоит ему сесть за этот треклятый штурвал, и Джереми тут же погонится за «мессершмиттами» и «юнкерсами» до самой Германии.