– По-моему, ты ему просто завидуешь, Па, – ухмыльнулась Дайдо. – Так ты научишь меня водить? И тогда я завтра же отвезу вас к Прескоттам. Я же никого не собью, если буду тренироваться на нашей аллее.
– Ни под каким, черт побери, видом! – прогремел лорд Вестерхэм.
– Тогда что же мне делать?
– Сиди дома и помогай матери, пока не повзрослеешь, вот что ты можешь делать. Вяжи носки и шлемы для солдат.
– Вязать? Да ты шутишь. Если бы я была мальчишкой и мне было бы восемнадцать, голову даю на отсечение, ты бы гордился мной, если бы я пошла на войну.
Граф скривился, точно от боли.
– Но ты не мальчишка, верно же? У меня одни дочки, и мой долг – их защищать.
– Вот дождешься, что я сбегу и выйду за цыгана, тогда пожалеешь! – Дайдо поднялась на ноги, отшвырнула салфетку и бросилась вон из комнаты.
– В таком случае я с удовольствием буду покупать у тебя прищепки для белья[25], – фыркнул ей вслед отец.
Леди Эзми серьезно посмотрела на мужа:
– Однажды тебе придется ее отпустить, Родди. Я понимаю, что она чувствует. Невыносимо сидеть дома и ничего не делать, когда все остальные работают для нужд фронта.
– Вот исполнится двадцать один, и пусть делает что хочет, черт подери, – ответил лорд Вестерхэм. – А до той поры она на моем попечении, и я действую в ее интересах. Ты ведь ее знаешь, Эзми. Если мы ее отпустим в Лондон, опомниться не успеешь, как она принесет в подоле.
– Ну, знаешь, Родди! Это уже чересчур, – вспыхнула леди Эзми. – Так, нужно убедиться, что у нас всех есть приличная одежда для обеда у Прескоттов. Я сто лет не выгуливала вечерние платья, а леди Прескотт всегда так элегантна. – Она посмотрела через стол на Памелу, которая уже встала. – Ты привезла с собой вечернее платье, милая?
– Я его и не забирала, – ответила она. – Куда мне там наряжаться – на ночное дежурство?
– Тогда, будь добра, сообщи Ливви новость. Наверняка она тоже захочет поехать с нами.
Выходя из комнаты, Памела услышала, как отец говорит:
– Я все обдумал, Эзми, и понял, что мне совершенно к ним не хочется. Прескотт будет играть в радушного хозяина, угощать всех односолодовым виски и действовать мне на нервы.
– Но нам непременно нужно пойти, – сказала леди Эзми и добавила, понизив голос: – Ради твоей дочери.
Памела задержалась в коридоре около столовой.
– Дочери? Которой из них?
– Паммы, конечно. Обед ведь в честь возвращения Джереми. Джереми и Памела, понимаешь?
– Не понимаю. Разве он уже просил ее руки?
– Нет, но я уверена, что попросит, когда настанет подходящий момент.
Не дожидаясь продолжения разговора, Памма стала подниматься по лестнице. Подслушанное заставило ее покраснеть. Все были уверены, что она выйдет замуж за Джереми, – за исключением самого Джереми, судя по всему. А теперь еще одно сомнение закралось ей в душу. Дайдо, похоже, не раз навещала Джереми, а прошлой ночью…
Сестра подстерегла ее на лестничной площадке.
– Может, я все-таки уеду с тобой? Я с ума сойду, если останусь тут хоть еще ненадолго. Ну неужели мне не найдется места там, где ты служишь? Я в таком отчаянии, что согласна на все, даже бумажки перебирать.
– Нельзя идти против папиного запрета, ты же сама это знаешь. К тому же я делю комнату с другой девушкой, и живем мы в кошмарном пансионе для приезжих, от которого до Лондона не ближе, чем отсюда. Торчим в глуши, где ничего не происходит. Ты бы там скучала не меньше, чем здесь.
– Но ты же, наверное, работаешь с мужчинами.
– Это так. Но интересных среди них раз-два и обчелся. Либо старики, либо нескладные прыщавые мальчишки. Ничего увлекательного, уж поверь мне. – О, придумала! Пусть Па спросит у командира Западно-Кентского полка, нет ли для тебя работы при штабе. Для начала неплохо, да и опыта наберешься.
Дайдо просияла.
– Да, с этого вполне можно начать. Отличная идея, Памма! Соображаешь.
Памела направилась было прочь, но вдруг произнесла, понизив голос:
– Я знаю, что вчера ночью ты куда-то ходила. Слышала скрип половиц и видела, как ты пробираешься к себе. Где ты была?
Ей не давала покоя мысль, что Дайдо могла возвращаться от Джереми. Ее-то, похоже, секс ничуть не пугал – напротив, она только того и желала. А вдруг сестра дает Джереми то, в чем ему отказала Памела?
Дайдо ухмыльнулась:
– В «Трех колоколах» с солдатами.
Памела вздохнула с облегчением.
– Дайдо, ради всего святого, будь осторожна. Па с ума сойдет, если узнает. Разумно ли якшаться с солдатами?
– Да ну брось, было здорово, они оказались очень любезны. И вели себя безупречно.
– Ну еще бы, ты ведь дочь хозяина дома, где они живут. И барышня из приличной семьи.
– Да нет, дело совсем не в этом. Мы болтали, смеялись. Так здорово почувствовать себя обычным человеком и частью компании. А там, где ты работаешь, тоже так? Они обязаны называть тебя «миледи» и прочие глупости?
Памела рассмеялась.
– Конечно, нет. И они вовсе не относятся ко мне как-то по-особенному, потому что я дочь графа.
– Именно этого я и хочу! Быть там, где всем все равно, кто я такая.
Памела похлопала ее по руке:
– Придет и твой черед, обещаю. И если эта война затянется надолго, то, боюсь, нам всем придется внести вклад в общее дело.
– Надеюсь, что так и будет, – заявила Дайдо. – Спасибо, Памма. Ты ведь не скажешь Па, правда?
– Не скажу, но смотри, как бы не пошли слухи о твоих прогулках. Ты ведь знаешь, как деревенские любят сплетни.
– Ты и правда молоток, – заключила Дайдо.
– Благодарю за комплимент, – улыбнулась Памма и ушла к себе.
Фиби ворвалась в свою комнату, и гувернантка подняла глаза от книги:
– Что случилось, Фиби?
– Всех пригласили на обед к Прескоттам, а меня нет.
– Не стоит так огорчаться, – ободряюще улыбнулась мисс Гамбл, глядя на сердитое лицо девочки. – Меня тоже не пригласили.
– Вас-то конечно, вы ведь просто гувернантка, – ляпнула Фиби и увидела, как изменилась в лице мисс Гамбл.
– Если хочешь знать, Фиби Саттон, мы с тобой примерно одного круга. Разве что дом у моих родителей поменьше да попроще, да и титула у отца не было, но поместье у нас приличных размеров. Отец умер, когда я училась в Оксфорде, и все унаследовал мой брат. И его жена сообщила мне без обиняков, что в родном доме для меня больше нет места.
– Какая подлость! – воскликнула Фиби.
Мисс Гамбл кивнула.
– Так что у меня не было выбора. Без денег, без крова, я была вынуждена оставить университет и отправиться учить чужих детей, потому что это обеспечивало мне крышу над головой.
– А почему вы не вышли замуж? – спросила Фиби. – Наверняка вы раньше были красавицей.
– Насколько я понимаю, это комплимент, – грустно улыбнулась мисс Гамбл. – У меня был молодой человек. Но он погиб на Великой войне, как и множество других. Целое поколение юношей полегло, Фиби. Моим ровесницам просто не за кого было выйти замуж.
– Ничего себе! – сказала Фиби. – А как вы думаете, на этот раз тоже так будет? Неужели после этой войны тоже не останется мужчин и мне окажется не за кого выйти замуж?
– Надеюсь, что в этот раз будет иначе, – проговорила мисс Гамбл. – По крайней мере, когда закончилась та война, мы все еще были свободны. И мы победили, пусть и ужасной ценой.
Глава девятая
Дом викария церкви
Всех Святых
В это время в доме священника преподобный Крессвелл тоже открыл пришедший с утренней почтой конверт.
– Однако, – удивленно произнес он. – Прескотты приглашают нас завтра на званый обед. Неожиданно, не правда ли, Бен?
– Прескотты? – Бен помолчал. – Мне кажется, нас позвали просто из вежливости.
– Глупости, мой мальчик, – возразил викарий. – Тебя пригласили как старейшего друга Джереми. А уж меня из вежливости.
– Нам совсем не обязательно идти, – сказал Бен.
– Не ходить? Лично я предвкушаю плотный обед, что редкость в нынешние времена, когда на всем приходится экономить. А о меню Прескоттов ходят легенды.
Бен попытался придумать подходящий предлог, чтобы не идти. Без сомнения, там будет семейство лорда Вестерхэма, и ему, Бену, поневоле придется смотреть, как Джереми и Памела пожирают друг друга глазами. Привыкай, велел он себе, стыдясь собственной слабости. Он приехал сюда работать, а на обеде соберется весь цвет местного общества. Отличный случай за ними понаблюдать.
– В таком случае, конечно, не станем лишать тебя хорошего обеда, – согласился Бен и встал. – Я поблагодарю леди Прескотт и напишу, что мы придем.
После завтрака он вывел из сарая велосипед. День выдался прохладный и ветреный, вроде бы собирался дождь. Бен вернулся в дом за курткой.
– Поеду прокачусь на велосипеде, – сообщил он отцу.
Викарий поглядел на него с сомнением.
– Не увлекайся, Бенджамин. Тебе не нужно ничего никому доказывать. Спасибо, что после той аварии нога твоя зажила.
Бен подавил раздражение.
– Я и не увлекаюсь – покружу по деревне, и все. Хочу съездить к старой хмелесушильне, попросить художников, которые там поселились, показать мне свои работы.
– Удачи, – улыбнулся викарий. – Насколько я слышал, гостеприимными этих людей не назовешь. Они даже грозились пристрелить кого-то, кто намеревался пройти по общей тропе. Нам пришлось привести к ним полисмена, чтобы он провел с ними беседу о праве свободного прохода.
– В таком случае наша встреча обещает быть интересной, – резюмировал Бен и направился к двери.
Проделав с полмили, Бен пожалел о своей браваде. Ветер с устья Темзы бил ему в бок, грозя опрокинуть при каждом повороте. Там, где высокие зеленые изгороди прикрывали его от ветра, ехать было приятно, на открытой же местности – ячменном поле, например, – становилось невыносимо. И все же он не готов был слезть с велосипеда и пойти пешком.
Первым делом Бен направился к ферме Бродбента. Старик Бродбент чистил свинарник, когда Бен подкатил к нему в сопровождении двух тявкающих псов.