– Похоже на гигантскую телефонную станцию, правда? – прошептал Квакки.
Напористая женщина в чине сержанта показала им, куда садиться, и провела в подсобку за кухней, где им предстояло ночевать.
– Можете приступать к работе прямо сейчас, – добавила сержант. – Чего время терять.
Памела надела показавшиеся ей неожиданно тяжелыми наушники. Она сидела, рассеянно рисовала в блокноте и думала о разном. Первая передача началась в полвосьмого вечера. Короткий отрывок, как всплеск, из Пятой симфонии Бетховена, затем: «В эфире ваша Новая британская радиостанция на волне 5920 кГц, 63 метра». Памела почувствовала, как по спине пробегает холодок. Много ли британских домов, где радио настроено на эту волну? Сначала сообщили, сколько потоплено союзных морских судов, затем вступил другой голос: «Задумывались ли вы о судьбе ваших детей? Вы ведь понимаете, что правительственный план – точнее, полный хаос – эвакуации может иметь серьезные долгосрочные последствия для ваших мальчиков и девочек». Дальше сказали, что четыреста тысяч детей лишены возможности учиться из-за этой путаницы. Ловко состряпано, подумала Памела. Играют на глубочайших страхах каждого родителя.
Далее последовала пропагандистская филиппика о евреях. Затем новая музыкальная пауза, а за ней – вести от ребят в немецких лагерях для военнопленных.
Передача закончилась. Позже тем же вечером была еще одна, на следующий день – четыре.
– Что скажешь? – спросил у нее Квакки. – Есть какие-нибудь предположения?
Памела покачала головой:
– Ничего. Дикторы говорят спокойно, без какого бы то ни было регионального акцента, как на настоящей Би-би-си. И время от времени играет бодрая немецкая музыка.
– В основном Бетховен, – согласился он. – И еще генделевская «Музыка для королевского фейерверка», да?
Памела встрепенулась.
– А если в этом что-то есть? Королевский фейерверк? То есть заговор, чтобы взрывом уничтожить королевское семейство?
Он пораженно уставился на нее:
– А вот это мысль. Общение посредством музыки. Чертовски хитро. Давай завтра очень внимательно слушать всю музыку.
Ночью Памела спала беспокойно, часто просыпалась, пока ее окончательно не разбудили вернувшиеся с раннего дежурства девушки, которые пришли на кухню готовить себе чай. Она умылась холодной водой и села на рабочее место. К концу дня ее уже тошнило от лжи и пропаганды.
– Ну, что у тебя? – спросил Квакки.
– Пятая симфония Бетховена при объявлении начала передачи. Перед новостями, комментариями и сообщениями от якобы наших ребят каждый раз новые отрывки мелодий. Боюсь, я неважно разбираюсь в музыке. Там все немецкое, наверное?
– Да. К счастью, у меня вся семья музыкальная, – ответил Квакки. – Сам я учился играть на скрипке. Дома у нас все на чем-нибудь играют, куда ни повернись – музыка. Я узнал два отрывка из Седьмой симфонии Бетховена. Перед вестями от военнопленных играли в основном Бранденбургские концерты Баха, но было также два отрывка из Вагнера – «Полет валькирий» и «Гибель богов».
– Впечатляет! – похвалила его Памела. – Теперь бы еще найти в этом смысл.
– Единственное, что нам хоть что-то дает, это «Королевский фейерверк» Генделя. Надо доложить об этом начальству. Но я пока не очень понимаю, с чем это связано – как? где? Сразу после Генделя заговорили об эвакуации детей. Я разобрал текст речи по косточкам и не нашел никакого скрытого послания.
– А если послание и было, то вряд ли сложное, – добавила Памела. – В противном случае мало кто из немецких пособников его поймет.
– Если только их не снабдили брошюрами с шифром. Слово «ребенок», к примеру, значит «завтра», а «учеба» – «пушки».
– Но в таком случае у нас нет никаких шансов истолковать это без ключа к шифру. Давай спросим у капитана Тревиса, вдруг они перехватили такие брошюры.
– Хорошая мысль. – Квакки поднялся: – Давай на сегодня закончим. Я себе весь зад отсидел на этом жестком стуле.
Глава двадцать первая
Лондон
Бен вернулся в Лондон поздно вечером; лило как из ведра. Позади было три дня бесполезных поисков, переполненных поездов, несговорчивых граждан и беспрерывного дождя. Он так и не обнаружил местности, напоминавшей ту, что на снимке, и не выяснил новых подробностей об интересовавших его сражениях, которые имели бы хоть какое-то отношение к сегодняшнему дню. Тяжело ступая, Бен поднялся к себе в меблированные комнаты на Кромвелл-роуд. До войны в здании располагалась заштатная гостиница, теперь же ее реквизировали под квартиры для государственных служащих. Комнаты были обставлены по-спартански: кровать, гардероб, стол, стул, полка в углу и еще умывальник, шкафчик и газовая горелка. Чтобы зажечь газ, приходилось бросать в счетчик шестипенсовик. Бен вставил ключ в замок, дверь напротив открылась, и выглянул Гай.
– Боже, ты же мокрый как мышь, – сказал он. – Заходи. Я приготовлю чай, и у меня еще осталась пара капель бренди.
– Спасибо, но мне вовсе не… – начал Бен.
– Не строй из себя святого мученика, – перебил Гай. – Ты же не хочешь свалиться с простудой? А работать кто будет?
– Ладно, только плащ сниму, – сдался Бен.
Он вошел к себе в комнату, которая показалась холодной, сырой и негостеприимной, повесил плащ на крючок за дверью, пересек коридор и оказался у Гая. В отличие от его собственной, эта комната была уютной и обжитой. Гай повесил на окна яркие занавески, украсил стены репродукциями любимых современных картин. На подоконнике стояло растение в горшке, на стуле лежали мягкие подушки. Гай умеет устроиться с комфортом, подумал Бен. Он сел, Гай приготовил чай и плеснул в чашки коньяку.
– На-ка, сразу станет лучше.
Бен с благодарностью выпил.
– Я весь день мок под дождем, – признался он.
– А куда ты ездил? – спросил Гай.
– Вчера – в Йоркшир, а сегодня – на уэльскую границу.
– Что же ты там делал?
– Пожалуй, не будет ничего страшного, если я тебе скажу, – ответил Бен. – Разглядывал поля давнишних сражений.
– Диссертацию пишешь? Или это связано с настоящей работой?
– Последнее, но не могу тебе сказать, как именно.
– Само собой. И что, есть результаты?
– Зря время потратил, – скривился Бен.
– Да, по-моему, большинство наших заданий заканчивается тем же, – заметил Гай. – Сегодня меня снова послали разбираться с предполагаемым немецким шпионом. И конечно же, оказалось, что это очередной еврей, который тут живет еще с Великой войны.
Бен кивнул.
– Настоящие-то шпионы наверняка хитрые, – заметил он. – Они бы точно не стали ничем выделяться. Я их, по-моему, и не встречал ни разу.
– Нет? – усмехнулся Гай. – А я вот да.
– Правда? А где?
– На одном собрании, куда меня послали. Но мне, наверное, нельзя больше ничего тебе об этом говорить. Капитан Кинг меня расстреляет за такое. А не он, так мисс Миллер. Она куда страшнее Найта, правда?
– Еще бы, – согласился Бен.
Покидая комнату Гая, он уже чувствовал себя лучше, и не только потому, что по телу разливалось приятное тепло от бренди. Получалось, они с Гаем работают в одном направлении, пусть им и нельзя делиться друг с другом подробностями. Каким-то образом Бену показалось, что от этого его задача становится немного легче.
На следующее утро Бен отправился с докладом в Долфин-Сквер. Его провели в кабинет начальника.
– А, Крессвелл. Заходите. – Максвелл Найт поднял глаза от бумаг, и они с Беном пожали друг другу руки. – Удачно съездили? Что-нибудь узнали?
– Боюсь, что нет, сэр, – признался Бен. – Я побывал на полях обоих сражений, но ни то ни другое рельефом совершенно не напоминало снимок. И тогда я подумал: а воздушная разведка министерства авиации не могла бы нам с этим помочь?
– Я уже послал им копию фотографии, – ответил Максвелл Найт. – Пока молчат. Нынче у них найдутся дела поважнее. Но можете сами заскочить к ним и поторопить.
– То есть вы не хотите, чтобы я возвращался в Кент?
– А что там делать?
– Вы правы, сэр, – согласился Бен, досадуя на себя. Ему дали великолепное задание, а он ни черта не добился. – Полагаю, вопрос в том, важно ли, где именно хотел приземлиться парашютист, не ждал ли его поблизости связной. И если да, попытаются ли фрицы прислать нового или попробуют наладить контакт иным способом?
– Именно, – кивнул Макс Найт. – А если время и место не имели значения, они, вероятно, уже передали сообщение иным способом – с почтовым голубем или по рации.
– Но если они не имели значения, зачем так рисковать, сбрасывая парашютиста?
Макс Найт снова кивнул и прочистил горло.
– Скажу вам еще одну вещь, Крессвелл. Это, как вы понимаете, должно остаться строго между нами. За дверь моего кабинета не выносить.
– Слушаюсь, сэр. – Бен почувствовал, как сердце забилось быстрее.
– Я уже вам говорил, что в ваших краях нас интересуют исключительно аристократы. Это не случайно. Вы, вероятно, слышали, что в стране действует несколько пронемецких группировок.
– Ну да. Все знают об Англо-немецком союзе, да и британских фашистов, конечно, нельзя сбрасывать со счетов.
– И те и другие сравнительно безобидны. Они в принципе приветствуют дружбу с Германией, но я не верю, что они станут помогать немцам захватить нашу страну. Однако, – тут он сделал паузу и качнулся на стуле, – наверняка вы слышали, что среди некоторых представителей высших классов наблюдаются прогерманские настроения.
– Вы уже упоминали, что кое-кому хотелось бы посадить на трон герцога Виндзорского, – вспомнил Бен.
– И они прилагают к этому все усилия. Мы не знаем, решатся ли они на убийство нынешней королевской семьи. Однако на всякий случай принимаем меры, следим за ними. А недавно мы выяснили, что существует некая тайная группа. Небольшая, и входят в нее практически одни аристократы. Они себя называют «Кольцом». Некоторые из них ошибочно полагают, что могут спасти Великобританию от уничтожения, если поспособствуют немецкому вторжению. А кое-кто верит, что Британии пойдет на благо гитлеровская диктатура, – в конце концов, нас с Германией многое связывает, в том числе королевская семья.