— Пять лет проработала я в большом хозяйстве, — продолжала Мока, и Дани злорадно отметил про себя, что она присчитала туда и два года работы здесь, в прежнем маленьком кооперативе. — И убедилась на опыте, что всякая ошибка сказывается. Если не сразу, то через полгода или через год наверняка.
— Но что я могу сделать? — раздраженно спросил он.
Мока насмешливо улыбнулась:
— Ну, конечно, что же вы можете сделать? Вам только и остается, что повторять свою любимую присказку: «Но что я могу сделать?»
Дани ждал помощи, а наживал все новых врагов. Он с удовольствием избавился бы от Моки, но не знал, как это сделать, под каким предлогом. «Переведите ее в другое хозяйство, потому что мы не можем сработаться. Я чувствую, что она мне не доверяет, считает меня способным навредить. Она замечает только мои ошибки, а о том, что работа спорится, что мы вовремя закончили сев, не говорит ни слова. Со мной она держится очень сухо, но однажды я убедился, что она умеет и улыбаться». Так сказать ему в райсовете? В сущности, ему не хотелось от нее избавляться: ведь дела в кооперативе шли лучше, глаже при агрономе, но ему хотелось бы, чтобы агрономом была не Мока, а кто-нибудь другой.
Однажды Кальман Лимпар в разговоре с ним затронул этот вопрос:
— Почему ты принял Моку на работу?
Дани сердито пожал плечами:
— Ее прислали.
— Прислали, ну и что из того? Ты председатель. Скажи, не нужна, и кончено дело.
Дани вздохнул. Если бы все было так просто!
— А где взять другого агронома? Нет его.
— Да нужен ли он вообще?
— Кто?
— Агроном. Лучше бы его не было вовсе, только бы не болталась здесь дочка Ференца Мока!
Дани с удивлением посмотрел на дядю:
— В большом хозяйстве нельзя обойтись без агронома.
— Это только коммунисты болтают, — отмахнулся Лимпар.
— Дядя Кальман, ну а…
— Зачем агроном? Неужто мы не разберемся, где у коровы хвост, а где голова?
Дани долго смотрел на него:
— Но… Но этого мало.
Лимпар был озадачен. Он столкнулся сейчас с чем-то новым, непривычным в поведении Дани. И немного сбавил тон.
— Она лишний враг тебе.
Дани знал это. Но раз не было другого агронома…
Во время этого разговора Дани пришло в голову, что надо послать какого-нибудь парнишку учиться в техникум. Кого-либо из восьмиклассников. Расходы кооператив, конечно, возьмет на себя. Он решил присмотреться к ребятам.
А пока что волей-неволей ему приходилось терпеть Моку.
Дани говорил с ней только о делах и сугубо официальным тоном. А когда девушка обращалась к нему, ее голос выражал равнодушие, злобу или насмешку. Но Дани не раз слышал, как непринужденно, весело болтала она с тетей Жофи, Пирошкой, завхозом или с прежними подружками в поле. В таких случаях ему казалось, что он попадал в неведомую страну, куда лишь ему был закрыт доступ. И он невольно огорчался.
Мока работала хорошо. Выполняла ли она все свои обязанности? Дани понятия не имел, что входит в обязанности агронома; он знал только, что тот должен, принимая во внимание все природные и экономические условия в данном хозяйстве, добиться производства продукции самого высокого качества при минимальной затрате труда и средств. Дани и не подозревал, что агроном, пришедший из большого государственного хозяйства, может считать условия в кооперативе «Новая жизнь» довольно примитивными. Мока не только выполняла свою работу, но и создавала для нее условия. Ей стоило неимоверного труда закрепить состав бригад. Особенно трудно было заставить работать женщин.
— Куда я дену ребенка? — ворчала какая-нибудь из них.
— А куда ты девала его в прошлом году? — спрашивала Мока. Но ее бывшие школьные подружки лишь пожимали плечами.
Она до тех пор теребила работников райсовета, пока в деревне не открыли трое яслей и детский сад. Потом она организовала особые женские садоводческие и полеводческие бригады и, хотя ей не удалось добиться, чтобы они соревновались с мужскими бригадами, лучшие показатели она ежедневно вывешивала на воротах конторы (где прежде обычно красовались списки передовых и отстающих налогоплательщиков), считая, что это окажет некоторое воздействие. В автодорожном управлении она хлопотала, чтобы автобусы, проходившие по деревне в трех направлениях, останавливались на околице. Тогда не приходилось бы таскаться пешком в поле с мотыгой в руках тому, у кого не было велосипеда. Она хотела также добиться, чтобы за прогулы вычитали трудодни, но правление не ставило ее предложение на голосование.
— Мы не можем вводить здесь принудительную систему, — заключил спор Дани. — Кооператив — это добровольное объединение трудящихся крестьян.
Мока терпеть не могла беспорядка. И теперь ей казалось, что она живет в доме, где метут сор из одного угла в другой. Организация сельскохозяйственных работ даже в госхозе требовала большой гибкости, потому что многое зависело от погоды. А здесь многое зависело не только от погоды, но и от настроения двухсот пятидесяти человек. Моку раздражала горячка, приводило в уныние безнадежное чувство, что в кооперативе долго еще будет царить хаос, так как приступить к наведению порядка удастся лишь осенью, когда покончат с чересполосицей. Что уж говорить о научно обоснованной хозяйственной системе, имеющей огромные перспективы, о которой столько пишут и спорят в советских специальных журналах! Все это маячило где-то далеко впереди. И Моку волновало, что ряд вопросов совершенно не волнует председателя. Кооператив пока еще не стал крупным хозяйством, и никто не прилагал усилий, чтобы вывести его на этот путь. А на ее попытки, как ей представлялось, смотрели с недоумением.
В апреле пришло указание, чтобы крестьяне сдали в кооператив скот, который должны были поместить в общественные скотные дворы. Кооперативу отпустили кредит на покупку скота. Мока с загоревшимися глазами обратилась к председателю:
— А как вы думаете, не купить ли нам трактор с прицепом? Он обойдется дешевле, чем прокорм двух лошадей. Да на нем быстрей и больше перевезешь.
— Было бы неплохо, — сказал Дани без особого воодушевления и щелкнул пальцами, словно отсчитывая деньги. — Но откуда взять наличные?
— Нам дают в кредит на покупку скота несколько сот тысяч форинтов. А трактор с прицепом стоит сто двадцать тысяч.
— Дороговато, — заметил Дани. — Он должен был бы стоить дешевле, чем легковая машина.
— Но пока что он стоит сто двадцать тысяч форинтов. Сто двадцать крестьян внесут каждый по тысяче форинтов, и вот вам трактор. Теперь у них будут деньги, потому что они получат за свой скот. И дадут кооперативу взаймы на год.
— Кто даст? — спросил Дани.
Нежная кожа на лице у Моки порозовела.
— Они сами.
— А как вы добьетесь этого?
— Созову общее собрание и поставлю вопрос на голосование.
— Проголосуют все. — Дани помолчал ради большего эффекта и добавил: — У кого только одна корова.
— Почему?
— Потому что одну корову не надо сдавать в кооператив. Они не получат денег, которые им пришлось бы вносить на грузовик.
— А остальные?
Дани отрицательно покачал головой.
— Откуда вы знаете? — вспылила Мока. — Ведь вы еще ни с кем не говорили.
— Откуда я знаю, товарищ агроном? — с достоинством повторил Дани. — В сорок пятом году я начал задумываться над жизнью. С тех пор я, как говорится, варюсь с этими людьми в одном котле. Мы, в сущности, одинаково относились ко всем политическим событиям. Если выходило какое-нибудь новое постановление о сельском хозяйстве, я изучал его по газете и думал о нем то же самое, что они, что все мы. Принимал или не принимал точно так же, как они, хотя ни с кем не советовался… Не поймите меня превратно, я все объясню. Я читал, кажется, в книге Эрдеи, что у крестьянских кооперативов в Венгрии есть свои традиции. Вспомните сеятелей лука из Мако. Но теперь, конечно, эти традиции исчезли, и в наше время нельзя на них опираться. Они связаны с капиталистическим строем, крестьяне создавали свои общины для защиты от государства. А после пятьдесят шестого года мы горя не знали. Соблюдая собственные интересы, мы не хотели организовывать кооперативы. Государство стремилось создать их. «Значит, пришло время» — вот все, что мы поняли. И поэтому слишком многого требует от нас тот, кто хочет, чтобы мы отнеслись с полным доверием к этому новому делу. Ведь разве мы и так не даем в долг кооперативу нашу землю, скот, орудия производства и вдобавок наш труд? А кроме того, дать еще и наличные деньги?!
— Но ведь ясно, что дело стоящее. Трактор…
— Неужели вы не понимаете, что речь идет не только о тракторе, а обо всем?
— Словно первая общественная машина не часть всего! — Она вдруг пристально посмотрела на Дани: — А вы бы дали в долг?
Застигнутый врасплох, Дани покраснел.
— Я бы дал… я верю в кооператив… Беда только в том, что мне самому нужны деньги. — В ответ на презрительную улыбку Моки он сказал, как бы оправдываясь: — Я хочу купить мотоцикл. На шестнадцать километров растянулись наши земли, и на велосипеде мне трудно их объезжать… И на бричке тоже. Впрочем, — он хотел шуткой разрядить накаленную атмосферу, — мотоцикл обойдется дешевле, чем бричка.
Мока готова была выпалить какую-нибудь убийственную фразу. Например: «А что было бы теперь, если бы вы в свое время не дали взаймы пятнадцать тысяч форинтов?» Но она удержалась. Она поговорит о председателе в другом месте, более подходящем.
— Я презираю доносчиков, товарищ Драхош, и очень прошу, не считайте это доносом. Тем более я все уже выложила прямо в лицо нашему председателю Мадарасу. Ведь что только я ни делала, прежде чем прийти к вам… Как вы знаете, я два месяца работаю в кооперативе. Меня поразило, что председателем стал Мадарас, которого я имела счастье узнать еще в пятьдесят шестом году. Но я молчала, считая, что его выбрали законно, путем общего голосования и, возможно, в последние годы он изменился. Но за эти два месяца я не раз убеждалась, что он ничуть не изменился. Не знаю, насколько он разбирается в кооперативных делах и нужно ли излагать все подробности…