Скрытая улыбка в моей улыбке и скрытый смысл в моих словах выставили бы меня в вихре фривольного июльского брачного танца интриганом почище Макиавелли. Меня бы окрестили скучным, зазнающимся, даже неприятным и опасным. Теперь же, напротив, моя несколько неудобоваримая личность будет встречена с той же радостью, что вызывает пазл-головоломка у истомленных скукой людей. Тем не менее, я все же озаботился тем, чтобы купить готовую спортивную куртку, и если бы мои черные усы объективно существовали, то мне следовало бы из осторожности сбрить их. Я решил выступить в образе молодого человека по имени Кристофер, хорошо воспитанного, впечатлительного неудачника, не способного ни к чему, кроме любви.
У меня еще оставалось немного денег. Я искал не выгоды, а удовольствий. Мне хотелось опьянеть от истинного чувства, и я гадал, в какой еще не оставленной вилле, в какой несуразной гостиной, мягко ступая и опасаясь мужа или тетки, я совершу то пьяное безумство, на которое меня вдохновит избранный мною любовный напиток.
Придирчиво соблюдая защитную окраску, я, конечно же, не мог отказаться от «глоточка» или «бокальчика» перед ужином в свой первый вечер в гостинице. Я беспечной походкой вошел в бар, на губах у меня уже плясало броское словечко, словно глазница провинциального актера (все ведь актеры провинциальны) под тяжким грузом шутовского монокля.
Острота так и осталась непроизнесенной. Мне показалось, что я увидел золотую рыбку. Это была золотисто-белокурая головка барменши, склоненная над любовным романом, но, поскольку все вокруг выглядело, как коктейль-зал на лайнере, затонувшем два года назад в серо-зеленых глубинах призрачного океана, я решил, что передо мной золотая рыбка. Но это впечатление резко переменилось, когда она подняла голову с настолько густо залитым краской лицом, сверкающим, как солнце, что я машинально стал искать у нее над головой ветки садового дерева.
Все это привело меня в замешательство и разрушило мой образ. Случается, что такие свежие и очень аппетитные лица производят на меня странное действие. «Прощай, – подумал я, – так и не встреченная томная жена рыбака, прощай, анемичная пылкость в доме у священника! Я сдаюсь».
Я заказал один из куда менее пьянящих напитков, стоявших у нее за спиной, и отступил на шаг, превратившись в Берта, молодого, но уже преуспевающего человека, одновременно дерзкого и застенчивого, но, пожалуй, способного и к серьезности. Люди никогда не знали, кем я стану в следующую минуту.
Я и сам над этим раздумывал, когда увидел, как она, сделав вид, что не замечает меня, снова погрузилась в цветистую чащу своих мечтаний. Я понял, что заросли эти наверняка сильно разрослись за последние пару месяцев, поскольку, не успела она повернуться, чтобы бросить на меня прощальный взгляд, как эта чаща полностью поглотила ее, словно будущую спящую красавицу, и она зевнула.
Я проанализировал этот зевок с холодной скрупулезностью одного из тех ученых, что постоянно помогают Скотленд-Ярду. Я обнаружил, что он перенасыщен вздохами, причина которых лежит в жалобном протесте против разницы между мечтами и реальностью. Хотя стояла лишь середина ноября, я диагностировал его как преждевременный декабрьский зевок, а в декабре они смиряются с реальностью. Это придало мне сил для немедленных действий.
Сделав вид, что проверяю сердце, словно карманные часы, я ахнул, закусил губу и уставился на нее с очень недоверчивым выражением. Никогда не определишь, шучу я или нет.
– Вы верите, – с жаром спросил я, – в любовь с первого взгляда?
– Нет, сэр, – резко ответила она. – Спасибо, но подобные вещи меня не привлекают.
Было ясно, что она работает барменшей самое большее два месяца. Она выглянула из-за своей профессиональной вальяжности, чтобы увидеть эффект своих слов, да так очаровательно, словно девчушка, надевшая жуткую мамину шляпку.
– Я не морочу вам голову, – сказал я (сами понимаете, слегка сбавив обороты). – Дело в том, что, верите или нет, я немного ясновидящий.
На этом слове, самом полезном, хотя и не самом красивом в нашем языке, она подняла взгляд и посмотрела мне в глаза, куда я, словно кусочков хлеба в пруд, набросал искренности, которую держу в загашнике именно для этих целей. Потом еще припорошил голос проникновенностью и добавил:
– Знаете, что я подумал, когда увидел вас?
– Что? – спросила она.
– Я вам скажу, – ответил я. – «Эта девушка глубоко несчастна, – подумал я. – Она пропадает зазря. Между нею и целым миром удивительных радостей стоит преграда. Как бы мне хотелось, чтобы она исчезла».
– Неужели?
– Так и подумал, – ответил я. – Дайте вашу руку. Я умею читать линии на ладони, как книгу, пожалуй, вашего любимого автора. Да, я и вправду ясновидящий. Когда я только сюда прибыл, у меня было предчувствие. Я знал, что без памяти влюблюсь.
– Я знаю, вы шутите, – сказала она, но все же протянула мне раскрытую ладонь, оказавшуюся совершенно нечитаемой.
Тем не менее, я с уверенностью произнес:
– Сегодня вы думаете о любви. Вы мечтаете о таинственном незнакомце. Нет, не отрицайте, потому что это написано у вас на руке. И это не все.
– А что еще там написано? – спросила она.
– Назовите это Судьбой, – торжественно произнес я. – Если угодно, назовите Фатумом. Я не могу вам помешать. Или, смотрите, давайте назовем Неизбежностью. Нельзя противиться неизбежности, сами знаете. Иначе все пойдет насмарку. Там написано… Угадайте, что?
– Не знаю, – проговорила она. – Скажите вы.
Я тоже не знал. Я тупо рассматривал ее руку. Она перегнулась через стойку и присоединилась к моему исследованию. Наши лбы соприкоснулись. Я остался в сознании, но от этого потрясения во мне порвались все связи между осознанностью и порывом. С исступленным содроганием я услышал собственный голос:
– Там написано, что мы поженимся.
– Ой, вот уж не знаю, – отозвалась она.
– Что? – вскричал я, уязвленный до глубины души, забыв всякую осторожность. – И это что, взаимопонимание? Это два сердца, бьющихся в унисон? Давайте не начинать с подобной размолвки.
– Я не то имела в виду, – жалобно сказала она.
– Превосходно, – проговорил я. – Наша первая маленькая ссора уже испарилась. И разве она не сделала нас ближе? Не познакомила друг с другом? Если нет, надо бы заняться этим самим. Подайтесь еще чуть-чуть вперед.
Судьба явно восторжествовала. Ее поцелуй походил на первоцвет со сливками. Я положительно влюбился и чувствовал, что больше не отвечаю за свои действия.
Однако в этот момент в гулких коридорах гостиницы прозвучал гонг.
– Идите, – сказала она уже почти супружеским тоном. – Идите и поужинайте. Я буду здесь.
Я покорился важности Бертова ужина и ушел, а когда вернулся, в баре все так же не было посетителей. Она по-прежнему стояла за стойкой. Я бросился вперед, заключил ее в объятия и продолжил так грубо прерванный поцелуй.
Только мне пришла в голову мысль, что, возможно, у поцелуя был вкус сливок и жимолости, а не первоцвета, как вдруг я ощутил ужасный удар по лицу.
– Что? – изумился я, отшатнувшись назад. – Ты уже от меня устала? Могла бы и понежнее сообщить.
– Я позову управляющего, – заявила она.
– Зови, – ответил я. – И еще коридорных. И официантов. Зови уважаемых жителей города. Пусть все услышат, как перед ужином ты обещала выйти за меня замуж, а сразу после врезала мне по физиономии.
– Обещала выйти замуж? – удивилась она. – Перед ужином? Ой! Это, наверное, была Белла. Подумать только! Белла!
– А тебя как зовут? – спросил я.
– Нелли, – ответила она.
– Так вот кто это был, – протянул я. – Нелли. Ты. К черту коварную интриганку Беллу, которая…
Но, пока я говорил, она нырнула в дверь у себя за спиной.
Я услышал довольное попискивание и хихиканье. «Надеюсь, – подумал я, – она всыплет этой жуткой Белле по первое число. Прикинуться ей! Из-за нее бедная девочка вся запуталась». Тут дверь открылась, и оттуда вышли они обе, держась за руки.
– Я Нелли.
– А я Белла.
– Стойте смирно, – сказал я, разыграв изумление. – Мне надо все это обдумать.
– Гляди-ка, он удивился!
– Ну не душка?
– Да, он прелесть. Тебе повезло, Белла.
– Ты на очереди.
Это был удар. В душе сгустились тучи от одной мысли о свояке. Вы же знаете, какие мужчины чудовища. У меня перед глазами заплясали тысячи картин ревности. Девушки были точными копиями друг друга, они были, как говорится, одно целое. К тому же кто может выбирать между первоцветом и жимолостью?
Надо было уже что-нибудь сказать.
– Что ж! – начал я. – Все это чудесно, и очень жаль, что в этот вечер с нами нет старины Фреда!
– А кто такой Фред?
– Фред? Он вам понравится. Он прекрасный парень. Мы с ним близнецы.
– Не может быть!
– Да, идентичные. Мы еще больше похожи, чем вы. У нас одинаковая внешность. Одинаковые вкусы. Одинаковые мысли. Я всегда знаю, что он думает. Слушайте! Он вроде как пытается мне что-то передать прямо сейчас. Держу пари, он знает, что я счастлив. Точно знает. Он шлет мне поздравления. Одно за другим. И кое о чем спрашивает. О чем, старина Фред? Есть ли – что? А, «есть ли и для меня невеста, Берт?» Вот что он пытается спросить. Что мне ему ответить, Нелли?
– Вот уж не знаю.
– А что бы тебе его как-нибудь не привести с собой? – спросила Белла.
– Не могу, – ответил я. – У нас особенная работа. Мы всегда выходим на смену по очереди. Но вот что я вам скажу. Я его пришлю сюда.
Все было решено. Я прекрасно провел остаток вечера, а утром купил новую спортивную куртку, немного по-другому зачесал волосы и вернулся уже как Фред.
Я вошел в бар, оглядываясь сквозь растопыренные пальцы.
– Кто из вас кто? – громко спросил я. – Не хочу смотреть, пока не узнаю. Могу не в ту влюбиться.
– Я Нелли.
– Отлично! Просто великолепно. А я Фред. – Тут я опустил руку. – Старина Берт! – воскликнул я. – У него прекрасный вкус! Что за молодчина!