На полпути в ад — страница 43 из 89

– Скоро, – говорил Амброуз, – он научится бегать мне навстречу, и ты снимешь нас на пленку. Он не настолько похож на меня, как надо бы – наверное, в нем проявляется твоя более грубая натура. Но, возможно, он исправится, или, может быть, в следующий раз у тебя получится лучше.

Конечно же, следующий раз случился, и Амброуз получил столь горячо ожидаемых двух детей-херувимов.

– Этот, – говорил он, – все-таки тоже далек от идеала. Он унаследовал твои женственные черты. Однако, взятые в среднем, они вполне напоминают отца, и это лучшее, на что мы могли надеяться.

Шло время, и не было на свете человека более довольного собою, чем Амброуз.

– Какой же я счастливый человек, – твердил он себе, – со всей этой славой, богатством, красавицей-женой, которая меня обожает, мощными сюжетами, изысканным стилем, домами, двумя секретарями и двумя детьми-херувимами!

Он только что велел принести камеру, чтобы заснять бегущих ему навстречу детей, когда доложили, что явился гость: литературный паломник, прибывший засвидетельствовать ему свое обожание.

Этот великий человек всегда встречал подобных визитеров очень радушно.

– Да, вот он я. Это мой кабинет. Это мои книги. Там, в гамаке, моя жена. А внизу, в саду, двое моих детей-херувимов. Я вас к ним проведу. Увидите, как они побегут навстречу папе.

– Скажите, – спросил паломник, – они унаследовали гениальность своего отца?

– Вероятно, – ответил Амброуз. – Но, разумеется, лишь ее частицу.

– Тогда, – предложил визитер, – давайте подойдем к ним незаметно. Подслушаем их лепет. А вдруг они рассказывают друг другу истории? Мне бы хотелось, сэр, объявить миру, что на них лежит печать гениальности отца.

Амброуз милостиво согласился, и они подкрались к уголку песочницы, где сидевшие на корточках в песке двое малышей, тараторили без умолку, и вправду рассказывая историю.

– И старый дракон, – говорил старший, – как чокнутый, кинулся на него, рыгая огнем…

– И чудище, – повторял младший, – ринулось к нему, зияя огнедышащей пастью…

– Он отпрыгнул в сторону и ткнул мечом ему в брюхо…

– Он совершил искусный маневр и погрузил сверкающее лезвие клинка в его черное сердце…

– И тот свалился…

– И тот рухнул…

– Дохлый…

– Сраженный насмерть…

Полночные наваждения[46]

Мистер Спирс вернулся домой очень поздно. Он тихо закрыл входную дверь, включил свет и долго стоял на коврике в прихожей.

У преуспевающего финансиста мистера Спирса было длинное, худое и от природы бледное лицо, холодный взгляд и сжатые губы. Прямо под челюстной костью что-то легонько подрагивало, как жабры у рыб.

Он снял котелок, осмотрел его снаружи и изнутри и повесил на отведенный ему крючок. Снял темный шарф в горошек надлежащего размера, внимательно изучил его и повесил на соседний крючок. За ними последовало пальто, осмотренное с еще большей тщательностью, после чего мистер Спирс быстро поднялся наверх.

В ванной он долго разглядывал себя в зеркало. Поворачивался и так, и эдак, вертел и крутил головой, изучая нижнюю челюсть и шею. Убедился, что воротничок на месте, булавка в галстуке заколота прямо, проинспектировал манжеты и пуговицы, после чего наконец принялся раздеваться. И снова он самым тщательным образом осмотрел каждый предмет туалета. Хорошо, что этого не видела миссис Спирс, которая могла бы решить, что он выискивает длинный волос или следы пудры. Однако миссис Спирс уже пару часов как спала. После тщательного осмотра всех вещей, вплоть до швов, ее муж прокрался в гардеробную за платяной щеткой, которой он почистил и ботинки. Наконец он оглядел руки и ногти, после чего аккуратно их вымыл.

Потом он присел на краешек ванны, уперся локтями в колени, подпер подбородок руками и погрузился в глубочайшие раздумья. Время от времени он отмечал очередной тезис, поднимая палец и хлопая им по щеке или даже по тому месту под нижней челюстью, где что-то постоянно подрагивало, будто рыбьи жабры.

В конце концов мистер Спирс, видимо, удовлетворившись результатами размышлений, выключил свет и удалился в супружескую спальню, отделанную в кремовых и розовых тонах с имитацией старинной позолоты.

Утром мистер Спирс встал в обычный свой час и с обычным для себя выражением лица спустился к завтраку.

Его жена, являвшаяся во всех смыслах полной его противоположностью, какой, по мнению некоторых, и должно быть жене, уже суетилась, подавая кофе. Она была пухленькой, белокурой, добродушной и безалаберной, как и подобает женщине за завтраком, или, быть может, даже более того. Двое младших детей сидели за столом, двое старших запаздывали.

– А, вот и ты! – жизнерадостно воскликнула миссис Спирс. – Ты вчера поздно вернулся.

– Около часа, – ответил он, беря в руки газету.

– По-моему, позже, – сказала жена. – Я слышала, как пробило час.

– Может быть, в половине второго, – проговорил муж.

– Тебя подвез мистер Бенскин?

– Нет.

– Ладно, дорогой. Я просто так спросила.

– Давай кофе, – велел он.

– Поужинать с друзьями – это ничего, – проговорила она. – Мужчине дозволительно провести вечерок в своем кругу. Но нужно отдыхать, Гарри. Я вот нынче ночью очень плохо спала. Господи, какой мне приснился страшный сон! Снилось, что…

– Если и есть что-то, – оборвал ее муж, – что я ненавижу больше, чем помои в блюдце… Видишь эту гадость?

– Право же, дорогой, – ответила она, – ты так торопливо попросил кофе…

– Это папа пролил кофе, – пропищал малыш Патрик. – У него рука дернулась… вот так.

Мистер Спирс перевел взгляд на младшего сына, и его младший сын тут же замолчал.

– Я говорил, – продолжил мистер Спирс, – что если мне что-то отвратительно более, чем грязь в блюдце, так это дурочки, что за завтраком болтают о своих снах.

– Ах, мой сон! – сказала миссис Спирс как можно дружелюбнее. – Хорошо, дорогой, не хочешь, не слушай. Мне снился ты, вот и все.

С этими словами она продолжила завтрак.

– Или рассказывай сон, или нет, – заявил мистер Спирс.

– Ты же сказал, что не хочешь его слушать, – вполне логично отреагировала миссис Спирс.

– Нет более отвратительной и противной породы дур, – заявил мистер Спирс, – чем женщины, которые напустят туману, а потом…

– Никакого тут нет тумана, – возразила миссис Спирс. – Ты же сказал, что не хочешь…

– Прошу тебя, прекрати свои штучки и вкратце расскажи, что за чепуха тебе приснилась, и на этом закончим, хорошо? Представь, что диктуешь телеграмму.

– «Мистеру Т. Спирсу, Норманден, Рэдклифф-авеню, пригород Рекстон Гарден», – протараторила жена. – Мне приснилось, что тебя подвесили.

– Повесили, мама, – поправила ее малышка Дафна.

– Привет, маман, – поздоровалась вошедшая в столовую старшая дочь. – Привет, папа. Извините, что опоздала. Доброе утро, детки. Папа, что случилось? У тебя такой вид, словно к тебе налоговая нагрянула.

– За убийство, – продолжала миссис Спирс, – совершенное под покровом ночи. Я так ясно все видела, дорогой! И очень обрадовалась, когда ты сказал, что вернулся к половине второго.

– Да прямо – в половине второго, – вставила старшая дочь.

– Милдред, – осадила ее мать, – ты как в кино выражаешься.

– Папа у нас старый греховодник, – продолжала Милдред, чистя яйцо. – Мы с Фредди вернулись с танцев в половине третьего, а его шляпы и пальта на вешалке не было.

– Пальто, – проговорила малышка Дафна.

– Если ребенок еще раз в моем присутствии поправит старшую сестру или тебя… – начал мистер Спирс.

– Помолчи, Дафна, – ответила мама. – Ну, вот так оно и было, дорогой. Мне приснилось, что ты совершил убийство, и тебя повесили.

– Папу повесили? – возбужденно вскричала Милдред. – Ой, маман, а кого он убил? Давай во всех жутких подробностях!

– Это был просто ужас, – ответила мать. – Я проснулась сама не своя. Бедного мистера Бенскина.

– Что? – переспросил муж.

– Да, ты убил бедного мистера Бенскина, – ответила миссис Спирс. – Хотя не знаю, зачем тебе было убивать своего компаньона.

– Потому что тот настаивал на ревизии, – вставила Милдред. – Они всегда упираются, а потом их убивают. Я так и знала, что кончится тем и другим – либо папу убьют, либо подвесят.

– Повесят,– поправила малышка Дафна.– И тем или другим.

– Тихо! – взорвался отец. – Эта малышня меня с ума сведет.

– Так вот, дорогой, – начала жена, – поздно ночью ты был с мистером Бенскином, он подвозил тебя домой на своей машине, вы говорили о делах. Знаешь, как может присниться самый затейливый разговор о том, чего не знаешь, и он звучит как надо, хотя на самом деле там все полная чушь. То же самое и с шутками бывает. Снится, что пошутил, так пошутил, а когда просыпаешься…

– Дальше, – бросил мистер Спирс.

– Так вот, дорогой, вы болтали, а потом заехали к нему в гараж, а он такой узкий, что дверцы машины открывались лишь с одной стороны, так что первым вышел ты и сказал ему: «Одну минутку», потом наклонил спинку переднего сиденья его «шевроле» и залез назад, где лежали ваши пальто и шляпы. Я сказала, что вы ехали в одних костюмах, потому что ночи нынче стоят теплые?

– Дальше, дальше, – сказал мистер Спирс.

– Так вот, сзади лежали ваши пальто и шляпы, а мистер Бенскин оставался сидеть за рулем. На заднем сиденье лежало его черное пальто, которое он всегда носит, и твое легкое шевиотовое, что ты надел вчера, ваши шелковые шарфы и шляпы. В общем, все такое. Ты взял шарф – они оба были в горошек – по-моему, он надевал похожий на твой шарф, когда в воскресенье у нас обедал. Вот только у него шарф был темно-синий. Ну, ты взял шарфы, ты с ним говорил, завязал на шарфе узел, набросил ему на шею и задушил.

– Потому что он настаивал на ревизии, – вставила Милдред.

– Право же… это чересчур, – проговорил мистер Спирс.

– А уж мне как было чересчур, – ответила жена. – Я так расстроилась во сне. Ты достал веревку и привязал ее к кончику шарфа, а потом к балке под потолком гаража, чтобы все выглядело так, будто он сам повесился.