– У него в Лондоне большая кинокомпания, и он обещал, что я буду сниматься.
– Вы забываете, что у меня на вас официальные права.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что не пустишь меня?
– А почему бы и нет?
– А потому, что я сейчас же заявлю в полицию. И знаешь, что я скажу им? Что, когда я спала, ты… – Она уже собиралась развить эту идею, как вдруг широко зевнула.
Эдвард взглянул на часы и обнаружил, что шесть часов давно миновало.
– Ну? Так что же вы им скажете?
– Скажу такое… что тебя посадят… – проговорила она как в замедленной записи. Потом опять зевнула. Голова ее клонилась все ниже и ниже, пока наконец она не легла щекой на стол.
– Приятных сновидений! – сказал Эдвард и, схватив с камина коробочку с таблетками, швырнул ее в огонь. Сьюзи наблюдала за этой операцией остекленевшим взором. В ответ на рванувшееся из камина пламя в ее глазах на мгновение вспыхнул злобный огонек. Погас – и глаза закрылись. В этот момент она была неотразима.
Эдвард перенес ее на кровать и спустился вниз написать письмо в фирму по прокату жилых автоприцепов. Следующим летом он уже был в Блэкпуле и обращался к собравшейся толпе, стоя в безупречном белом пиджаке под вывеской, гласившей:
Доктор фон Штрангельберг показывает:
Чудо современной науки.
Только для взрослых
СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА
Вход – шесть пенсов
Говорят, его дела быстро поправляются.
Толкование сновидения[73]
Молодой человек вошел в кабинет знаменитого психиатра с возгласом:
– Доктор, спасите меня!
– Да ради бога, – любезно согласился сердцевед. – Собственно говоря, затем я здесь и сижу.
– Но вам это не под силу! – горестно воскликнул молодой человек. – Нет, не под силу! Не под силу! Меня ничто не спасет!
– Так или иначе, – мягко заметил психиатр, – но вреда не будет, если мы это обсудим.
Он сделал несколько пассов, вкрадчиво и обаятельно улыбаясь, и молодой человек сам не заметил, как очутился в глубоком кресле, лицом к свету, и начал рассказывать:
– Меня зовут Чарлз Ротифер. Я служу в бухгалтерии, на верхнем этаже нашего небоскреба. Мне двадцать восемь лет, я холост, но помолвлен. Невеста моя – самая лучшая, самая милая девушка на свете, прекрасная, как ангел, с дивными золотистыми волосами. Это, как вы увидите, имеет отношение к делу.
– Еще бы, – подтвердил психиатр. – Золото символизирует деньги. Вы к деньгам бережливо относитесь? Вот вы упомянули, что служите. Удалось ли вам скопить что-нибудь, откладывая жалованье?
– Удалось, – отвечал молодой человек. – Я скопил порядочно.
– Пожалуйста, продолжайте, мистер Ротифер, – благосклонно кивнул психиатр. – Вы говорили о своей невесте. Потом мне придется задать вам на этот счет один-два вопроса довольно интимного свойства.
– Спрашивайте – я отвечу, – отозвался молодой человек. – Нам нечего скрывать – во всяком случае, скрывать от психолога. Мы друг другу идеально подходим, и все в ней меня радует – разве что вот ее привычка чересчур жестикулировать при разговоре…
– Это я, с вашего позволения, отмечу, – вмешался эксперт, черкнув у себя в блокноте.
– Да это ничуть не важно, – заверил молодой человек. – Я даже не знаю, почему я об этом упомянул – потому, наверное, что она совершенство во всех остальных отношениях. Доктор, доктор, тридцать восемь дней назад мне приснился сон.
– Скажите, именно тридцать восемь! – отметил целитель душ, записывая цифру. – А если откровенно – не было ли у вас в детстве няни, учительницы или родственницы тридцати восьми лет от роду, к которой вы питали бы некие чувства?
– Нет, доктор, не было, – отвечал молодой человек, – но в нашем небоскребе тридцать восемь этажей.
Психиатр пронзил его всезнающим взглядом.
– Стало быть, что же – форма и высота нашего здания вам небезразличны?
– Этого я не знаю, – упорствовал молодой человек, – а знаю то, что мне приснилось, будто я оказался за окном нашей бухгалтерии – и падаю.
– Падаете! – подхватил психиатр, поднимая брови. – И какие вы при этом испытывали ощущения?
– Никаких, – отвечал молодой человек. – Мне представилось, что я падаю обыкновенно, только думаю очень быстро. Поэтому у меня было время поразмыслить и оглядеться. Вид открывался превосходный. Затем я поравнялся с лепным орнаментом между нашими и нижними окнами. И проснулся.
– И это простое, безобидное, совершенно обычное сновиденьице вас так угнетает? – шутливым тоном осведомился психиатр. – Ну, милостивый государь…
– Погодите минутку, – остановил его пациент. – На другую ночь я видел тот же сон – вернее, продолжение его. Распростертый в воздухе – таким вот образом, – я миновал лепной орнамент и заглянул в окно нижнего этажа, который тоже занимает наша фирма. Мой приятель Дон Стрейкер из налогового отделения сидел, склонившись над столом. Он поднял глаза, увидел меня, и лицо его выразило предельное изумление. Он отодвинул стул – наверняка чтобы кинуться к окну. Но в сравнении со мной двигался он неописуемо медленно. Помню, я подумал: «Не успеет». И, пролетев мимо его окна, снова оказался между этажами. Тут я проснулся.
– Так, – сказал врачеватель мозга. – Ну и что же? Сновидение продолжается через сутки. Самый заурядный случай.
– Возможно, – согласился молодой человек. – Только еще через сутки я продолжал падать и пролетал мимо следующего этажа. На лету я принял лежачую позу, слегка приподняв одну ногу – вот так вот.
– Да, да, – сказал психиатр. – Понимаю. Демонстрировать необязательно. Вы чуть не сшибли пепельницу.
– Виноват, – сказал молодой человек. – У Мейзи очень заразительная привычка. Мейзи – это моя невеста. Ей нужно рассказать, как она что-нибудь сделала, а она показывает. Воспроизводит. Она мне рассказала, как поскользнулась на обледенелом тротуаре Семьдесят второй стрит, и мы в тот же вечер обручились. Ну, словом, я падал мимо очередного этажа и озирался вокруг. Холмы Нью-Джерси смотрелись великолепно. Парящий голубь свернул ко мне, поглядел бессмысленным круглым глазом и отнырнул в сторону. Мне видны были внизу на улице люди, вернее, их шляпы – густая россыпь, словно черная галька на морском берегу. Под моим взглядом один-два черных камушка вдруг стали белыми, и я понял, что привлекаю внимание.
– Меня вот что интересует, – сказал психиатр. – Похоже, что у вас было немало времени на размышления. Вы не припомнили, почему вы падаете? Нарочно выкинулись, или якобы случайно выпали из окна, или как?
– Право, не знаю, доктор, – отвечал молодой человек. – Может быть, мой последний сон, который я видел прошлой ночью, что-нибудь разъяснит. А так я большей частью смотрел по сторонам и хотя падал, конечно, все быстрее, но и мысли мои сообразно ускорялись. Я, естественно, старался думать о важных вещах, использовать последнюю такую возможность. Между семнадцатым и шестнадцатым этажами, например, я много думал о демократии и мировых проблемах. Мне подумалось, что очень многие глубоко ошибочно полагают, будто…
– Давайте лучше пока ограничимся исключительно вашими переживаниями, – прервал его врачеватель мозга.
– Ну вот, – сказал молодой человек, – значит, я заглянул в окно пятнадцатого этажа – и ей-богу, в жизни бы не поверил, что такое бывает на свете! На свете-то ладно, но в служебном помещении! И вы знаете, доктор, на другой день я побывал у нас на пятнадцатом этаже, просто так, из любопытства. Там оказалась контора импресарио. Доктор, вам не кажется, что наяву все как у меня во сне?
– Успокойтесь, – возразил ему психиатр. – Названия всех учреждений и контор, размещающихся в нашем здании, значатся в вестибюле на доске-указателе. Они, вне всякого сомнения, подсознательно отложились у вас в памяти, которая и подлаживает их к вашему сну.
– А после этого, – сказал молодой человек, – я стал большей частью смотреть вниз. Взгляну в окно, мимо которого пролетаю, и снова опускаю глаза. К тому времени черная галечная россыпь сильно побелела. Да скоро и видно сделалось, что это шляпы и лица. Два такси свернули навстречу друг другу и сшиблись. Смутный уличный гул перекрылся женским визгом. Мне он был очень понятен. Я падал полулежа и уже предчувствовал боль в тех частях тела, которые первыми ударятся оземь. Тогда я повернулся ничком – вот так, – но это было жутко. Повернулся ногами вниз – но тогда заболели ноги. Я решил упасть на голову, чтобы не мучиться, но как-то мне это тоже не понравилось. Я вертелся и корчился – вот так.
– Успокойтесь, пожалуйста, – сказал психиатр. – Нет никакой надобности это демонстрировать.
– Виноват, – сказал молодой человек. – Такая у Мейзи заразительная привычка.
– Садитесь, – сказал психиатр, – и продолжайте.
– Прошлая ночь, – обреченно сказал молодой человек, – была тридцать восьмая.
– Стало быть, – заметил психиатр, – вы должны были долететь досюда, потому что моя приемная – в бельэтаже.
– Я и долетел! – воскликнул молодой человек. – Я проносился за этим самым окном с дикой скоростью. И на лету заглянул в окно. Доктор, я увидел вас! Так же ясно, как вижу теперь!
– Мистер Ротифер, – отозвался эскулап, скромно улыбаясь, – я часто фигурирую в сновидениях своих пациентов.
– Но я тогда еще не был вашим пациентом, – возразил молодой человек. – Я даже не знал о вашем существовании. Я узнал о нем только сегодня утром, когда пришел посмотреть, кто занимает это помещение. О доктор, как я обрадовался, что вы не импресарио!
– А почему это вас обрадовало? – добродушно спросил медик.
– Потому что вы были не один. То есть у меня во сне. С вами была молодая женщина. Молодая женщина с дивными золотистыми волосами. Она сидела у вас на коленях, доктор, и обнимала вас за шею. Я решил, что на этом этаже еще один импресарио. А потом подумал: «Какие дивные золотистые волосы. Совсем как у моей Мейзи». И тут вы оба повернулись к окну. Это была она! Мейзи! Моя Мейзи!
Психиатр от души расхохотался.