– С гордостью могу сказать, что нет.
– А я один раз попался. До сих пор ноет перед ненастьем.
– Да, не повезло. Бывает. Кстати, возвращаясь к задуманному мной предприятию: меня поддерживает мысль, что, если случится худшее и меня обнаружат, мне, во всяком случае, не грозит полдюжины горячих по казенному месту, как это у нас тогда называлось. Так что можете смело доверить мне решение этой проблемы, мистер Вустер.
– Зовите меня просто Берти.
– С удовольствием, Берти.
– А можно, я буду звать вас Родериком?
– Был бы счастлив.
– Или Родди? А то Родерик натощак не выговоришь.
– Как вам больше нравится.
– И вы в самом деле пойдете искать туфлю?
– Непременно. Я глубоко уважаю и люблю вашего дядю и прекрасно сознаю, какое горе он испытает, узнав, что бесценный экспонат навсегда исчез из его коллекции. Никогда не прощу себе, если, принимая меры для возвращения принадлежащих ему ценностей, я не сделаю…
– …все от вас зависящее?
– Я собирался сказать «все, что в моих силах». Я напрягу все свои…
– …умственные способности?
– По-моему, «душевные силы» будет точнее.
– Да, вы правы. Вам надо улучить момент…
– Несомненно.
– Дождаться удобного случая…
– Именно.
– И тут уж не зевать!
– Я так и понял.
– Один совет, если позволите: не ищите на шкафу; там этой штуки нет.
– Спасибо, это полезно знать.
– Разве что он положил ее туда уже после моего ухода. Что ж, Родди, ни пуха ни пера.
– Спасибо, Берти.
Какое тепло разлилось у меня внутри, когда я возвращался на лужайку за книжкой мамаши Артроуз, чтобы поставить ее на полку в спальне тетушки Далии, – словно я принял двойную дозу желчегонной микстуры доктора Гордона. Я был до глубины души восхищен мужеством Родди. Он ведь уже в годах, ему никак не меньше пятидесяти, а сколько жизненной энергии, оказывается, еще бурлит в этом старикане, просто удивительно. Это свидетельствует о том, что… ну, не знаю о чем, но о чем-то свидетельствует. Я стал размышлять о старине Глоссопе, пытался представить, каким он был во времена ночных вылазок за печеньем. Но ничего вообразить не смог, вот разве что в ту пору он еще не был лыс, как репка. Так часто бывает, когда речь идет о людях намного тебя старше. Помню, я был потрясен, когда узнал, что дядя Перси, этот старый пень, в котором невозможно заподозрить ни малейшей искры человеческих чувств, был рекордсменом Лондона по числу скандалов и его регулярно выставляли из зала во время балов в «Ковент-Гарден».
Придя с книгой в берлогу тетушки Далии, я обнаружил, что у меня есть еще целых двадцать минут, прежде чем надо будет переодеваться к ужину, поэтому я уселся в кресло и продолжил чтение. Мне пришлось прерваться на той странице, где мамаша Артроуз, поплевав на ладони, уже готовилась повергнуть читателей в трепет ужаса. Не успел я дойти до первых улик и пятен запекшейся крови, как дверь распахнулась и предо мной предстал Селедка. И едва я на него взглянул, как действительно почувствовал трепет ужаса – лицо его пылало, как багряный закат перед ветреной погодой, и весь вид выражал полное смятение. Он выглядел как Джек Демпси в конце финального матча с Джином Танни – как вы, вероятно, помните, в тот раз он не успел «нырнуть», когда Джин выполнял свой коронный прямой правой.
– Берти, – завопил он с порога. – Я тебя по всему дому ищу!
– Я задержался с Макпалтусом в буфетной. А что стряслось?
– Что стряслось!
– Тебе не нравится красная комната?
– Красная комната!
По его виду я догадался, что он пришел не затем, чтобы выразить недовольство по поводу спальных апартаментов.
– Тогда в чем загвоздка?
– В чем загвоздка!
Тут я понял, что пора принимать решительные меры. Через десять минут переодеваться к ужину, а в эту игру можно играть часами.
– Послушай, дурья башка, – терпеливо сказал я. – Решай, да побыстрее: либо ты мой старый друг Реджинальд Сельдинг, либо эхо в Швейцарских Альпах. Если ты собираешься повторять за мной каждое слово…
Тут появился папаша Глоссоп с коктейлями, и нам пришлось прекратить обмен любезностями. Селедка залпом осушил свой бокал и немного успокоился. Когда дверь за Родди закрылась и мы смогли продолжить разговор, он заговорил уже нормально.
– Берти, – сказал он и взял второй бокал, – случилось нечто ужасное.
Должен признаться: у меня упало сердце. Вы, наверное, не забыли, как я в разговоре с Бобби сравнил Бринкли-Корт с усадьбой из рассказов покойного Эдгара Аллана По. Если вы знакомы с его произведениями, то, конечно, помните, как несладко приходилось у него тем, кто останавливался на ночь в загородном доме, – в любую минуту в комнату мог войти закутанный в окровавленный саван мертвец. В Бринкли до этого пока не доходило, но атмосфера становилась все более и более зловещей, а тут еще Селедка заявляет, что готов поведать нечто ужасное, и еще сильнее нагнетает ощущение надвигающейся беды.
– Что случилось? – спросил я.
– Я расскажу тебе, что случилось, – сказал он.
– Да, будь так добр, – попросил я.
И он рассказал.
– Берти, я думаю, ты понимаешь, что я был в полном отчаянии, когда прочитал это объявление в «Таймс»? – сказал он и взял третий бокал.
– Разумеется. Это вполне естественно.
– У меня голова шла кругом, и…
– Да, ты мне уже рассказывал. У тебя потемнело в глазах.
– Жаль, что ненадолго, – с горечью произнес он. – К сожалению, скоро это прошло. Через какое-то время тьма рассеялась, и меня охватила страшная ярость. Я буквально клокотал от злобы, а потом встал со стула и написал Бобби оскорбительное письмо.
– О Господи!
– И уж постарался от души.
– Ах ты, черт!
– Открыто обвинил ее в том, что она дала мне от ворот поворот из корыстных побуждений, чтобы выйти замуж за более богатого претендента. Назвал ее распутной Иезавелью с морковными патлами и добавил, что очень рад, что наконец-то от нее избавился. Написал, что… не помню, что я еще там написал, но выдал ей по первому разряду.
– Но ты ни разу не упомянул про письмо.
– Я был вне себя от счастья, когда узнал, что объявление в «Таймс» – всего лишь уловка и что она меня по-прежнему любит, и напрочь забыл про злосчастное послание. А сейчас вдруг вспомнил – прямо как обухом по голове. Я даже по… по…
– Поперхнулся?
– Пошатнулся. Ноги стали как ватные. Но у меня все же хватило сил дотащиться до телефона. Я позвонил в Скелдингс-Холл – мне сказали, что она только что приехала.
– Видать, неслась, как поддавший автогонщик!
– Не сомневаюсь. Одно слово – слабый пол. Короче говоря, она уже была там. И жизнерадостным тоном сообщила, что обнаружила на столе в холле мое письмо. И что ей не терпится его поскорей прочесть. Я дрожащим голосом попросил ее не читать письмо.
– Значит, ты поспел как раз вовремя.
– Вовремя – черта с два. Берти, ты же не первый день живешь на свете, и тебе приходилось сталкиваться со многими представительницами противоположного пола. Что делает девушка, когда ей говорят не вскрывать письмо?
Я понял, к чему он клонит.
– Она его вскрывает.
– Совершенно верно. Я услышал звук разрываемого конверта, и… Нет, даже вспомнить жутко.
– Она что, приняла это так близко к сердцу?
– Вот именно, настолько, что мое сердце оказалось в пятках. Тебе никогда не доводилось плавать в Индийском океане во время тайфуна?
– Нет, ни разу не бывал в той части света.
– И я тоже. Но, судя по рассказам очевидцев, это очень похоже на то, что мне пришлось испытать минуту спустя. Она говорила без остановки четверть часа, не меньше.
– И что же она сказала?
– Не могу всего повторить, да и не хочу – даже если бы смог.
– А что ты сказал?
– Она мне слова не дала вставить.
– Очень знакомо.
– Женщины трещат, как пулемет.
– Уж я-то тебя понимаю. И чем закончился матч?
– Она сказала, что очень рада за меня, наконец-то я от нее избавлюсь, но еще больше она рада, что избавится от меня: теперь она свободна и сможет осуществить свое самое заветное желание и выйти за тебя замуж.
В душеледенящем романе мамаши Артроуз, который я начал читать, есть персонаж по имени Меченый Маккол – разумеется, гангстер, – который в одно прекрасное утро садится в свою машину, поворачивает ключ зажигания и разлетается на мелкие кусочки, потому что его конкурент подложил в двигатель бомбу. Когда я прочел это место, то подумал: интересно, а что Меченый в тот миг почувствовал? Теперь я это понял. Я вскочил и бросился к двери. Селедка взглянул на меня с удивлением.
– Тебе наскучило меня слушать? – сухо спросил он.
– Вовсе нет. Просто хочу выгнать машину из гаража.
– Собираешься прокатиться?
– Да.
– Но сейчас будет ужин.
– Я не голоден.
– Куда же ты едешь?
– В Херн-Бей.
– Почему именно в Херн-Бей?
– Потому что там сейчас Дживс, он должен взять это дело в свои руки, и немедленно.
– Но что может сделать Дживс?
– Этого я сказать не могу, – ответил я, – но он непременно что-нибудь придумает. Ведь он отдыхает на морском курорте и ест много рыбы, значит, его мозг сейчас в отличной форме; поэтому все, что требуется, это предоставить дело Дживсу и не путаться под ногами.
Глава 11
От Бринкли-Корта до Херн-Бея не рукой подать: один находится в центре Вустершира, другой – на побережье в Кенте, и даже при самых благоприятных обстоятельствах быстро не обернешься. А тут еще непредвиденная задержка: у моего арабского скакуна случился приступ меланхолии, пришлось его буксировать в гараж для незамедлительного лечения, так что я добрался до цели моего путешествия далеко за полночь. А наутро, когда я приехал по адресу, оставленному мне Дживсом, мне сказали, что он уже ушел и неизвестно когда вернется. Я оставил записку с просьбой позвонить мне в «Трутни» и вернулся в Лондон. Я уже допивал свою обычную порцию перед ужином в курительной комнате клуба, когда меня позвали к телефону, и я услышал в трубке знакомый голос: