Даня решительно берёт вилку и говорит сам себе:
— Я съем колбаску! И буду как папа. И Магарыч Давыдович будет мне говорить: «Отец! Отец!»
Отец и сын
Семья с мумией
От маленького Миши ушёл папа.
Сам папа считает, что он ушёл от Мишиной мамы. Нет, ничего особенного не произошло. Просто папа встретил «старую знакомую» и решил, что у неё ему будет лучше. Тем более что она сразу его подхватила и увезла в Египет. Отдыхать от трудной семейной жизни.
Нет, Мишу он не бросал. Даже звонил ему из Египта, рассказывал о красивом Красном море, по берегу которого гуляют оранжевые верблюды. Когда Миша услышал, что папа — в Египте, он ахнул: «Там же мумии!» Мише до школы ещё два года, а то и три, но в географии и истории он разбирается не хуже шестиклассников.
Потом папа вернулся из Египта, привёз игрушечного верблюда, поющего что-то на незнакомом языке, но ночевать не остался, ушёл «в командировку» (так сказала мама). Папа приходит часто. Водит Мишу на прогулку — поиграть в автоматах в торговом центре или в чужой дом, где их встречают тётя с шоколадкой и её черноглазая дочка.
В командировку Миша больше не верит. Он всё понял. Так и сказал маме: «Я всё понял! Наша семья теперь — это ты и я. А папа в Египте завел себе новую семью. С мумией!»
Господи! Даруй родителям разум их детей!
Рыжий
Не везёт мне на рыжих. Или им, рыжим, не везёт со мной?
Всё это, конечно, глупости: везёт — не везёт. Я ведь сама всегда говорю: не нужно придавать значения разным там совпадениям и приметам. Тем более если рассмотреть повнимательнее, то и без примет хватает в нашей жизни неприятностей, которые мы воспринимаем если не как должное, то уж точно и не как роковую предопределённость. Просто мне сейчас очень пусто без Рыжего.
Вообще-то я не люблю котов (в отличие от собак), а просто отношусь к ним по слову Библии: «Блажен, иже и скоты милует». Кстати, эту маленькую, словно невзначай оброненную реплику царя Соломона многие православные не замечают. Иначе не обзывали бы злейших своих врагов-людей «скотиной», да и к животным были бы милосерднее. Помню, в далёкой (и когда пролетела?) молодости, когда мы, молодая священническая семья, только поселились на приходе и знакомились с людьми, одна из наших ближайших соседок, заметив, как я провожаю приходившую к батюшке женщину, подождала, пока она скроется под горкой, и подошла ко мне.
— Чего это она приходила?
— Не знаю, — пожала я плечами, — к батюшке; я не спрашивала… А что?
— Вы с ней поосторожней. Она не в своём уме.
— А в чём это выражается? — удивилась я, не заметившая в поведении и речи посетительницы ничего странного.
Соседка понизила голос, перейдя на заговорщический полушёпот:
— Она с собакой своей разговаривает! А то и с чужими…
— Ну и что? — ошарашенно спросила я.
— Как — что? — не менее ошарашенно выдохнула соседка. — С собаками разговаривать! С нечистиками!
А я, выросшая на пятом этаже, где мы ютились вчетвером в однокомнатной квартире, так надеялась, что в деревне заведу собаку! Не просто цепного сторожа-друга, которого буду учить, с которым буду гулять и, конечно, разговаривать…
Но оказалось, что никого заводить не нужно. И собаки, и кошки завелись у нас сами: просто пришли и стали жить. Потому что не покормить голодную бездомную псину я не могу. А когда её покормишь, она не уходит и начинает работать — охранять двор. То же с котами, которые хотя и гуляют сами по себе, но охотно сбегаются к большой миске во дворе. С котами проще: их не надо привязывать, а живут они в гаражах и сарайчиках, охраняя двор, а заодно и дом от нашествия мышей и крыс. Однажды, уж не помню, почему, у нас во дворе не осталось ни одной прирученной кошки — и тут же появились крысы, которых я до тех пор вообще ни разу в жизни не видела. Они хлынули их соседских свинарников, и ладно бы только в сараи! По утрам я отправлялась на кухню — крыса сидела на плите, другая выскакивала на меня из духовки, третья касалась мерзкими усами голой ноги, когда я подносила ко рту чашку горячего чая… Мы расставляли крысоловки в сараях, раскладывали пакетики с отравленным зерном в доме и погребе — всё было напрасно! Умные твари обходили опасности стороной и в самый неожиданный момент появлялись передо мною. И тогда мы единственный раз за всю жизнь выпросили у прихожан и принесли в дом двух кошек. Вскоре крысы исчезли.
Собакам, захотевшим поселиться у нас, приходилось строить будки и вольеры. Здесь, в деревне, я с удивлением обнаружила несправедливость ещё одного людского утверждения: «Живут, как кошка с собакой», то есть как злейшие враги. Ничуть не бывало! Однажды я увидела, что наша собака, повизгивая от холода, сидит на снегу и весь день не заходит в будку. Заглянув внутрь, я обнаружила там приблудного кота, которому пёс уступил своё место. В другой раз, и уже совсем другая собака покорно сидела, вытянув пушистый хвост, на котором распласталась довольная кошка. Прошёл дождь, кругом была сырость, а на широком хвосте — тепло и комфортно… А когда у нашей боксёрки Риды родились щенки, к нам забрёл маленький котёнок. Видно, он ещё не забыл вкус материнского молока, потому что через пару дней я обнаружила его сосущим страшную псину в ряду слепых щенят…
Люди, к сожалению, оказываются гораздо менее терпимыми.
Однажды в епархию поступила анонимная жалоба, в которой владыке сообщали, что у батюшки живут целых пять собак. А заодно уж доводили до сведения, что матушка водит дружбу с учителями. Владыка не стал разбираться — просто переслал эту жалобу нам. Батюшка тогда только пошутил с амвона: «Что же вы кроликов моих забыли посчитать?»
А коты и собаки всё продолжали приходить. Некоторых, совсем маленьких, подбрасывали во двор по ночам. Мы старались их пристроить «в хорошие руки», и иногда это получалось, но всё-таки оставалось у нас — больше. Иногда они пропадали так же внезапно, как появлялись. И всё-таки их было жалко, и хотелось думать, что кто-то забрал этих животных себе, не поставив нас в известность. А иногда случались трагедии, которые невозможно было скрыть даже от детей.
Первая такая трагедия случилась зимой. Нашему старшему сынишке ещё не было двух лет, он только-только начинал разговаривать. Вечером, перед сном, я, как обычно, вывела малыша погулять. Заперев калитку, отвязала собаку — огненно-рыжего красавца. Втроём мы весело бегали по заснеженному двору. Наконец, я завела сына в дом. Он знал: раздену его, а потом пойду привязывать пса. Но тут раздался рёв подъехавшего мотоцикла и почти сразу — оглушительный выстрел. Я рванула дверь — мотоциклист, выругавшись, вскочил в седло. Я успела узнать одного из окрестных егерей — он уже не раз просил нас продать ему пса «на шапку», в магазинах тогда этот товар был в большом дефиците. Рыжий пёс лежал на окровавленном снегу. Он был ещё жив, и я занесла его в дом, к тёплой печке. Тут он и умер на моих руках. Поплатился за свою роскошную рыжую шерсть. Формально егерь был прав: в селе каждый год зимой проводился отстрел бродячих собак. А то, что был этот пёс в своём дворе… да кто ж его знает, чей он и что там делал? И только маленький Даня ещё долго, увидев человека на мотоцикле, кидался на него с криком: «Дядя-беша! (бешеный). Ав-ав — бах!»
Когда на нашей улице проложили асфальт, радости жителей не было предела. Ведь теперь можно ходить и в храм, и в садик, и в школу не в тяжёлых резиновых сапогах (всесезонной деревенской обуви), а вполне цивильно — в ботинках и туфлях. Да и велосипеды детям купить…
Но вскоре оказалось, что узкая полоска асфальта слишком мала — ведь по ней одновременно ходили люди, ездили машины, тут же играли дети и прогуливались животные. Последние, увы, часто оказывались под колёсами. Мы живём как раз на вершине горочки, по которой машины поднимаются с резкого поворота на центральной трассе. Да что там поднимаются — взлетают. Детей мы приучили к осторожности, а вот кошек и кур… Одним летом у подростков-мотоциклистов, похоже, было соревнование: кто больше кошек собьёт на этом взлёте. Так или не так, но кошек в то лето у нас не осталось.
И я запретила детям, а заодно и себе, приносить домой животных. Слишком тяжело с ними расставаться. Поэтому, когда два года назад, в лютый январский холод, старшеклассники предложили нашему Нике забрать у них рыжего котёнка — он отказался. Но не ушёл, остановившись поодаль, и видел, как большие ребята (и девочки там были тоже) сначала сами пили пиво, потом вливали напиток в рот котёнку и, наконец, наигравшись, раскопали в снегу яму, впихнули туда полумёртвое животное и быстро набросали большой сугроб. Как только они ушли, Ника бросился разгребать снег. Он успел: котёнок ещё дышал. Сунув его за пазуху, ребёнок помчался домой.
Не жилец — сразу определила я. Крохотное создание с тусклой свалявшейся шерстью заползало в самый неприметный угол и напрочь отказывалось есть. Я вливала в его рот молоко из шприца и жалела уже не столько котёнка, сколько сына, на глазах которого этот котёнок умирал. Мы даже не стали придумывать ему имя. Рыжий — и всё.
А он выжил! Да ещё и запомнил, кто именно его спас. Не отходил от Ники, и стоило мальчишке сесть или лечь, вмиг оказывался у него на руках или на спине. Больше всего Рыжий не любил, когда Ника сидел за компьютером. Он вскакивал к хозяину на колени и начинал ощутимо выпускать когти, пытаясь переключить внимание хозяина на себя. Однажды, когда это не помогало, он обиженно хлопнул Нику хвостом по лицу, вспрыгнул на стол и ударом лапы включил сканер. Но несмотря на эти небольшие разногласия, Ника и Рыжий оставались друзьями, даже спали вместе. Ради этого Рыжий позволял купать себя в тазу и глотал невкусные таблетки от разных там паразитов. А когда Ника во время каникул уезжал в дальние странствия, Рыжий уходил из дома. И пока его друга и хозяина не было, не появлялся. Бог весть, каким чутьём узнавал он о возвращении Ники, но и сам возвращался домой в тот же день. Незаметно для нас он превратился в роскошного зверя, державшего в повиновении всё кошачье население улицы. Случалось, он исчезал на один-два дня, но вскоре у закрытой форточки раздавался его требовательный голос и мы впускали Рыжего в дом.