Сен-Жермен только кивал головою, как бы совершенно соглашаясь с тем, что ему говорилось.
— Итак, — сказал он, — чтобы тотчас же получить свободу, а вместе с ней и сумму, которая...
Он вопросительно взглянул на графа Шувалова.
— Которую вы назначили бы сами, — быстро ответил тот.
— Отлично!.. Итак, — продолжал Сен-Жермен, — чтобы получить свободу и вместе с ней сумму денег, размеры которой я назначил бы сам, мне нужно было бы, во-первых, назвать болезнь императрицы и выдать средство, посредством которого я боролся с болезнью; во-вторых, мне нужно было бы подписать протокол...
— Который мы предложили бы вам совершенно готовым, — ответил граф Шувалов. — Вы видите, что условия вовсе не суровы, и вознаграждением за их исполнение будет достижение венца человеческих стремлений — свободы. Итак, вы принимаете их? — совсем радостно спросил он.
Сен-Жермен быстро встал и смерил начальника тайной канцелярии гордым взглядом глубокого презрения.
— Нет, — громко воскликнул он. — Я не принимаю столь недостойных и унизительных условий.
— Как? — воскликнул граф Шувалов. — Что вы говорите!
— То, что заслуживают ваши предложения, — возразил Сен-Жермен. — Назвать вам болезнь государыни императрицы было бы безбожным нарушением доверия, которым она облекла меня. Средство, которое я давал государыне императрице и которого она не получит помимо меня, составляет мою драгоценную тайну и даёт мне власть торжествовать над всеми преследованиями и силу обходиться без пищи, столь необходимой для существования всех остальных людей.
Граф Шувалов слушал, задумчиво наклонившись над своею бумагою.
Между тем Сен-Жермен продолжал:
— Показание, которого вы требуете от меня, было бы недостойною клеветою и ложью, так как никто, а менее всего великий князь и великая княгиня, на которых вы хотите указать своими туманными намёками, никогда не говорил со мною о моих отношениях к государыне императрице и не давал мне каких бы то ни было поручений. Вознаграждение, перспективою которого вы хотите увлечь меня, не имеет для меня никакого значения. Свободу, которую вы предлагаете мне, возвратит мне государыня императрица, так как она ещё жива, как мне стало известно из ваших слов, и, если она выздоровела, я найду средство дать ей знать о себе. Для такого человека, как я, который умеет превращать всякий металл в золото, богатство не имеет никакого значения. Итак, не приставайте ко мне со своими условиями и позвольте мне просить вас прекратить этот разговор; от меня, по крайней мере, вы не получите более никакого ответа.
— Хорошо, — произнёс граф Шувалов, причём его лицо всё сильнее и сильнее поводило судорогой, я оставлю вас и дам вам некоторое время на размышление, чтобы вы могли подумать о том, что я вам сказал. Я надеюсь, — злорадно прибавил он, — в уединении у вас найдётся время обстоятельно взвесить: с одной стороны — заключение за этими недоступными стенами, мучительные пытки, рудники Сибири, а с другой — свободу и богатство.
Сен-Жермен подошёл к окну и сквозь его узкую железную решётку стал смотреть на двор, по-видимому вовсе и не слушая слов начальника тайной канцелярии.
Последний собрал свои бумаги и вышел из каземата, так как чувствовал, что при всякой попытке продолжать разговор ему придётся сыграть смешную роль. В передней он сделал знак караульному офицеру следовать за собою и, пройдя в квартиру коменданта, приказал указать ему отдельную комнату.
Оставшись снова наедине с офицером, он окинул его пытливым взором и спросил:
— Есть у вас желание сослужить вечную службу государыне императрице и государству и получить право на вознаграждение, которое вы сами себе потребуете?
Глаза молодого человека ярко заблестели.
— Этот вопрос едва ли нуждается в ответе, ваше сиятельство, — воскликнул он. — Скажите мне, что я должен делать, и я приложу все свои силы к тому, чтобы выполнить эту задачу.
— Хорошо, — ответил граф Шувалов, по-видимому вполне удовлетворённый усердием стоявшего перед ним офицера. — Слушайте внимательно! Прежде всего попытайтесь заставить арестованного, предлагая ему самые заманчивые яства и благороднейшие вина, вкусить их. Вы должны при этом всякими путями снискать его доверие. Я уполномачиваю вас зайти даже так далеко, чтобы представить в перспективе свою помощь при попытке к бегству. Сделайте вид, что вы исполнены сожаления к судьбе, которая предстоит ему и которую вы обрисуете пред ним в самых мрачных красках. Когда вам удастся добиться его доверия и он прекратит своё необъяснимое, неестественное уклонение от всякой пищи и питья, то вы пустите в ход всё, чтобы заставить его открыть вам средство, благодаря которому он в состоянии пребывать без пищи. Чтобы добиться этого, я уполномачиваю вас пообещать ему энергичное содействие его бегству. Добудьте это средство, принесите его мне и тогда требуйте любой награды.
Лицо офицера покраснело от радости.
— Задача, которую вы, ваше сиятельство, ставите мне, — ответил он, — по-видимому, тяжела, но я приложу все свои силы, чтобы выполнить её.
Граф Шувалов удовлетворённо кивнул головою.
— Вот ещё что, — сказал он затем, — я пришлю из города полный костюм для арестованного, не исключая и белья и всего прочего, что необходимо для его туалета. Как только вы получите это, вы объясните ему, но так, чтобы он заранее и не подозревал об этом, что, согласно правилам арестного положения, он должен совершенно раздеться в вашем присутствии, чтобы затем надеть на себя принесённое вами платье. Вы не позволите ему при этом никаких проволочек и будете зорко следить за тем, чтобы он не мог отложить что бы то ни было или спрятать. Платье, которое снимет с себя арестованный, вы тотчас же доставите мне через верных людей.
— Слушаюсь, ваше сиятельство, — ответил офицер. — Что касается этого приказания, то могу вас уже заранее заверить, что оно будет в точности исполнено.
— Как только вы узнаете что-либо, немедленно известите меня, — закончил граф Шувалов.
Затем он позвал коменданта и приказал ему предоставить караульному офицеру полную свободу действий в отношении арестованного, так как он принимал на себя полную ответственность за последнего; вместе с тем он распорядился отдать приказание всем караулам внутри крепости и у дверей каземата, чтобы этому офицеру во всякое время дня и ночи без всяких опросов и задержек разрешались выход и вход туда. Затем граф сел в карету, уже давно ожидавшую его у ворот, и сломя голову помчался в Царское Село. Караульный офицер между тем возвратился в переднюю каземата графа Сен-Жермена; его глаза сияли честолюбивыми надеждами.
XLIII
Ближайшее время граф Сен-Жермен провёл в некотором нетерпеливом ожидании последствий своего разговора с начальником тайной канцелярии. Незадолго перед временем ужина в его каземате снова появился караульный офицер. Следом за ним солдат внёс огромный пакет, завёрнутый в тёмное сукно.
Выражение лица офицера было вежливее и учтивее, чем оно бывало до сих пор; казалось, в его чертах запечатлелось неподдельное благожелательное и сострадательное участие к своему пленнику, и это выражение не ускользнуло от наблюдательных взоров графа.
— Мне предстоит привести в исполнение приказ, необходимо требуемый крепостным положением, которое одинаково для всех арестованных, — сказал он. — Я исполню его со всею осторожностью, которую требуют от меня положение, несомненно занимаемое вами в обществе, и вместе с тем искреннее участие, которое я питаю к вашей судьбе.
— Прошу вас делать всё, что составляет вашу обязанность, — в высшей степени учтиво ответил граф с такою миною, как будто его тронуло сострадание офицера. — Я знаю, чего требует служба, и далёк от того, чтобы ставить вам в вину её суровость.
— Есть предписание, — сказал офицер, — чтобы все арестованные, доставляемые сюда, снимали с себя платье, которое было на них, до белья включительно, и одевали арестантское платье; но для вас, я думаю, следует сделать исключение; я выписал из города приличествующее вам, как кавалеру, платье, бельё и всё необходимое для вашего туалета. Я принуждён лишь, — прибавил он, устремляя на лицо графа свой пытливо-выжидательный взор, — просить вас совершенно раздеться в моём присутствии и одеть принесённое мною платье.
Он взял пакет, принесённый солдатом, и, выслав последнего, развернул и разложил пред графом костюм из тонкого серого сукна, вполне подходящий для роста графа, несколько тонких батистовых рубашек, шёлковых носков и кружевных галстухов.
Сен-Жермен по-видимому смутился, и на лице офицера мелькнуло выражение радостного удовлетворения.
— Если это должно быть так, — сказал граф, причём его лоб с обманчивой естественностью боязливо-обеспокоенно нахмурился, — то я охотно соглашаюсь сменить платье; но всё же, — продолжал он, — не можете ли вы оставить для этого меня одного?
— Невозможно, никак невозможно, — с притворным сожалением пожимая плечами, возразил офицер, — моя служебная инструкция весьма ясно говорит и об этом пункте.
— Хорошо, — ответил Сен-Жермен, глубоко вздыхая, словно ему с тяжёлым и удручённым сердцем пришлось подчиниться неотвратимому.
Отвернувшись от офицера, он начал раздеваться. Прежде всего, сняв свой камзол, он стал ощупывать рукою его грудь.
Офицер мгновенно подскочил к нему.
— Я обязан, — заявил он, — немедленно отбирать каждую часть вашего туалета, как только вы освободитесь от неё.
С этими словами офицер взял камзол из рук графа и с торжествующей миной отложил его в сторону; Сен-Жермен, по-видимому, намеревался удержать камзол и дал вырвать его у себя почти лишь силою; при этом он взглянул вслед ему таким взором, как будто терял в нём свой последний спасительный якорь. Затем он с глубокими вздохами продолжал разоблачаться и равнодушно бросал за спину каждую отдельную принадлежность своего туалета. Сняв всё, что было на нём, Сен-Жермен стал снова одеваться в вещи, принесённые ему офицером, и вскоре уже стоял пред ним в новом простом костюме, впрочем нисколько не вредившем его важной осанке. Вполне довольный поведением арестованного, караульный офицер завернул снятое арестованным платье в то же самое сукно, которым был обернут пакет с принесёнными им вещами.