— Розалия Самойловна, — сказал директор, — я вам двенадцатого позвоню и сообщу, что задание полностью выполнено.
— Вы этого не сможете сделать. Завтра я уезжаю в отпуск, меня не будет здесь целый месяц.
Мы пожелали ей хорошего отдыха и ушли. На душе было как-то нехорошо.
Вернувшись в главк, я вызвал сотрудника и сказал:
— Надо срочно получить из наркомата постановление ЦК партии и Совнаркома, — и я назвал ему номер. — Просто безобразие какое-то, что нас не ставят в известность о постановлениях, которые прямо нас касаются. Пришлют бумажку о том, чтобы заказ на завод спустили, и все.
В ответ на мою тираду, наполненную возмущением, сотрудник, к моему удивлению, сказал:
— Зачем нам в наркомат обращаться, это постановление есть у нас в главке. Мы его получили.
— Когда?
— Да уже несколько месяцев назад.
— Так почему же вы мне его не показали? — с гневом обрушился я на него.
— А вы его видели.
— Ну, знаете, глупости не говорите, я еще памяти не лишился. Ну-ка, побыстрее принесите мне это постановление!
Через десять минут передо мной лежал документ, и на нем моей рукой была сделана надпись — ознакомился, число и подпись.
«Как я мог позабыть? Что же я наделал? Во-первых, я ввел в заблуждение Землячку, во-вторых, поставил в неприятное положение Тевосяна».
Я позвонил Тевосяну, но его не было. Надо рассказать все Землячке. Что бы там ни случилось, но надо выложить все, как есть, всю правду. Набрал номер телефона.
— Розалия Самойловна, когда я вернулся в главное управление, то обнаружил, что неправильно проинформировал вас. Постановление нами в главке было получено несколько месяцев назад. Оказалось, что документ не только был у меня, но на нем имеется моя пометка.
…Розалию Самойловну Землячку я знал со студенческих лет. В 1922 году она была секретарем Замоскворецкого райкома партии в Москве. Партийная организация Московской горной академии находилась в этом районе, и мы часто слышали выступления Землячки на митингах и районных собраниях.
Землячка привлекала к партийной работе в райкоме членов партии — студентов Горной академии и всегда находила в них опору. Это были трудные годы, когда в районе кое-где действовали еще подпольные группы меньшевиков и эсеров, а в некоторых партийных организациях подняли головы оппозиционеры всех видов и мастей. Особенно хорошо Розалия Самойловна знала Тевосяна и Фадеева. Тевосян регулярно работал в райкоме, вначале партийным организатором четвертого участка, а затем заведующим организационно-инструкторским отделом. Землячка знала и меня, хотя я встречался с ней не так часто. Тем более мне было тяжело увидеться с ней снова при таких обстоятельствах. Как же все-таки это случилось? Такого со мной раньше никогда не было.
Конечно, и такой нагрузки никогда в жизни тоже не было. Чем только нам в главке не приходилось заниматься! Помимо сложного и разнообразного производства мы выполняли огромный объем строительных работ. К ним привлечены десятки тысяч строителей и монтажников. Случалось, что мы ошибались, делали промахи. Нас поправляли и наказывали, но сознание важности выполняемого дела не оставляло времени для личных переживаний, мы спешили, часто принимали на себя трудные решения. Уже много лет спустя я вспомнил, что в те годы нигде не были зафиксированы права и обязанности директора завода и начальника главка. А могли бы мы их тогда определить? Сомневаюсь. Они в то время еще только складывались. То, что ныне называется чувство ответственности, подсознательно руководило нами…
— Розалия Самойловна, Тевосян совсем здесь ни при чем, это я лично во всем виноват.
— Как же это получилось, а?
— Не знаю.
— Ну что же мне теперь с вами делать? Хорошо, что позвонили. Это очень хорошо. А к шестнадцатому числу все сделаете?
— Вы слышали, Розалия Самойловна, директор завода заверил, что все будет изготовлено к двенадцатому числу. А я со своей стороны приму меры к тому, чтобы не нарушать этого срока. Директор завода очень хороший инженер, по специальности прокатчик, так что ему верить можно.
— Ну, желаю успеха. А с Тевосяном я все-таки поговорю, как же это вы так.
Было ясно, что она сильно расстроена случившимся.
Розалия Самойловна на следующий день уехала в отпуск, а мы принялись за работу по изготовлению злополучных листов. Задание оказалось в действительности значительно сложнее, чем предполагал директор завода. Но наконец ценою огромных усилий заводского коллектива все было выполнено и листы отгружены заводу, который должен был изготовить из них детали для важного оборонительного сооружения.
Тяжелые танки выдержали испытания
Решение о производстве тяжелых танков было принято, и осенью 1939 года первые образцы новых машин были представлены для государственных испытаний. Однажды мне позвонили к концу рабочего дня и сказали, что наутро необходимо к восьми часам быть на месте испытаний, просили сообщить номер машины, на которой я поеду. В половине седьмого я выехал из дома. За городом военные регулировщики флажками указывали путь. На опушке леса, где должны были происходить испытания, новых танков и бронеавтомобилей, уже стояли подготовленные к испытаниям машины. Вскоре подъехали Ворошилов, Вознесенский, Жданов и Микоян. Мне очень нравилась конструкция танка Т-34.
Во время испытаний водитель одного из этих танков повел машину к холму с очень крутым склоном. Я стоял с Ворошиловым и видел, как он забеспокоился.
— Куда же он полез? Ведь машина сейчас перевернется. Ну, разве на такую крутизну можно на танке взбираться?
Ворошилов крепко, до боли сжал мне плечо и не сводил глаз с машины.
А водитель упорно поднимался вверх. У меня замерло сердце.
Но вот последнее усилие — и машина, преодолев крутой склон, уже на вершине. Все зааплодировали.
— Вот это здорово! — воскликнул Ворошилов, отпуская мое плечо. — Ни один противник никогда не будет ждать танковой атаки при таких кручах. Ну и молодцы!
К Ворошилову подошел Павлов и попросил разрешения «повалить лес». Ворошилов засмеялся и сказал:
— Тебе только разреши, ты весь повалишь. Одно дерево, и хватит.
Павлов отошел и передал водителю танка Т-34 указание повалить дерево. Водитель направил машину на высокую сосну у берега речки и ударил по ней. Сосна качнулась и упала на танк, а танк пошел дальше, накрытый ее огромным стволом. Казалось, что к берегу речки движется какое-то доисторическое чудовище. Вот машина спустилась в речку — течение воды снесло дерево с танка, и оно поплыло дальше, машина же форсировала реку и вышла на другой берег.
В программу испытаний входило также преодоление заграждений из надолб — железобетонных столбов, врытых в землю, а также рвов и ряда других препятствий.
Водитель танка Т-34 остановился перед одним из заграждений и не мог его преодолеть. Павлов подбежал к танку и сел на место водителя, разогнал машину и ласточкой перепорхнул через заграждение. Снова раздались аплодисменты — все были радостно возбуждены и явно довольны результатами испытаний.
В три часа дня программа намеченных испытаний была закончена. День был холодный, все мы порядком промерзли, да и проголодались основательно. Здесь же на полянке был сервирован большой стол. Все стали жадно закусывать. Павлов рассказывал о конструкторах повой военной техники и познакомил с темп, которые присутствовали на испытаниях.
…Вскоре после этого испытания новых машин Павлов получил повышение — его назначили командующим войсками Белорусского военного округа, а начальником Автобронетанкового управления был утвержден Я. Н. Федоренко.
В наркомате все упорно поговаривали о том, что Тевосян от нас уходит. Подтверждалось это и тем, что он все чаще отлучался: ему поручено разобраться с положением в Наркомате черной металлургии. Он проводил там буквально дни и ночи.
Состояние дел на металлургических заводах внушало тревогу. Металла не хватало. Многие отрасли промышленности требовали новых марок стали и новых сплавов. За границей такие марки изготовлялись, а у нас их еще не было.
И нашему наркомату выделялось далеко не все, что требовалось для выполнения программы.
Правительство решило заслушать доклад наркома черной металлургии. Когда доклад рассматривался, Тевосян выступил с подробным разбором основных причин, задерживающих развитие отечественной металлургии. Он изложил также разработанный им проект срочных мер. Сообщение Тевосяна свидетельствовало о том, что он прекрасно понимает проблемы металлургии и знает, что следует делать: предложенный им план был конкретен и реален.
Вскоре после этого заседания Тевосян был назначен наркомом черной металлургии, а наркомом судостроительной промышленности утвердили Ивана Исидоровича Носенко.
Работников нашего наркомата и заводов очень огорчил уход Тевосяна. В Тевосяне сочетались большие организаторские способности и знание дела, уменье наметить реальный план действия и огромная воля к его реализации. Помимо всего прочего он был еще просто хорошим, душевным человеком. Работать с ним было легко и приятно.
Танковые башни
Новые конструкции танков прошли все испытания и теперь можно было развертывать производство. Но было еще не совсем ясно, какую технологию принять для массового изготовления броневой защиты, в особенности танковых башен. На легких танках башни сваривались из отдельных деталей, вырезаемых из листовой броневой стали. Часть деталей имела выпуклую форму, и их штамповали на прессах. Такая же технология была принята и для производства башен тяжелых танков. Но толстая броня потребовала и более мощного прессового оборудования для изготовления деталей башен. Такие прессы на заводе имелись, но в недостаточном количестве. Ну, а если программа будет увеличена, как быть тогда? Прессовое оборудование станет узким местом. А ведь дело явно идет к войне, и тяжелые танки понадобятся не для парадов, их потребуется тысячи. Как же быть?
И вот тогда-то и возникла мысль отливать танковые башни. В этом случае прессы не понадобятс