я. А как увеличатся производственные возможности? Практически на любом металлургическом заводе в любом сталелитейном цехе можно будет производить отливку башен. Но как убедить в необходимости перейти на новую технологию? Только путем постановки прямых опытов и показом, что литые башни могут служить не хуже сварных.
На этот раз мне повезло. На заводе оказался разумный и смелый военпред — Дмитрусенко. Он сразу же согласился с предложением попробовать изготовить литые танковые башни. Военпред полностью разделял точку зрения относительно преимуществ новой технологии: «Давайте пробовать: башни отольем и обстреляем их на полигоне, — сразу все станет ясно».
Результаты испытаний оказались поразительными. В большинстве сварных башен после попадания в них четырех-пяти снарядов по сварным швам появились трещины, в то время как литые никаких дефектов не обнаружили. Решили провести более жестокие испытания и дополнительно обстрелять каждую башню еще пятью-шестью снарядами. Новые испытания снова подтвердили высокое качество литых башен.
— Ну, что же, все ясно! Давайте переходить на новую технологию, — предложил я.
— По рукам! — И Дмитрусенко ударил по моей протянутой ладони. — Давайте переходить на литые.
С хорошим настроением я вернулся в Москву. Вскоре другие сложные дела отвлекли внимание от литых башен, а недели через три об этом мне напомнил звонок наркома.
— Завтра в три часа дня на заседании Комитета обороны будет рассматриваться вопрос о литых танковых башнях. Нас просят присутствовать. Кстати, а у нас что-нибудь делается в этой области? — спросил меня Носенко.
— У нас-то делается. А разве кто-то еще этим занимается? В первый раз слышу.
— Занимается еще один завод, но не нашего наркомата, — сказал Носенко.
— Почему нас об этом не информируют? — начал было я ворчать, но нарком перебил меня и попросил рассказать о работах по литью башен на заводах нашего главка.
Я коротко изложил ему результаты проведенных опытов, затем позвонил на завод и спросил, что практически сделано со времени испытания первых литых башен. Директор сказал, что все идет хорошо, производство сварных башен прекращено, а литых уже сдано на танковый завод сто тринадцать штук.
— Все идет очень хорошо, — уверенно повторил директор.
На следующий день ровно в три часа нарком и я были в Комитете обороны, но там пока еще обсуждались другие вопросы. Наконец нас пригласили войти. Рассматривались работы завода, которому правительство, как оказывается, давно уже поручило провести опыты с литыми башнями, хотя мы — главк, непосредственно занимающийся броней, ничего об этом не знали. Один из инспекторов Комитета обороны, проверявший, как выполняются решения правительства, представил подробный доклад о состоянии дел на заводе.
Он закапчивал свое сообщение, когда мы с Носенко вошли в зал заседания. Нарком тяжелого машиностроения В. А. Малышев — этот завод был в его системе — и представители завода не соглашались кое в чем с инспектором.
Председательствующий К. Е. Ворошилов вопросами выражал явное недовольство состоянием дел, но резкой критики все же не было. Завод недавно начал заниматься литыми башнями, а задача была не из легких. Это понимали все.
Ворошилов вдруг обратился к Носенко.
— Товарищ Носенко, вы вчера сказали мне по телефону, что у вас в наркомате ведутся такие же работы, может быть, доложите, что сделано у вас?
Носенко поднялся со своего места и сказал:
— Лучше, если доложит начальник броневого главка — он эти работы проводил, ему и карты в руки.
— Расскажите, что вами сделано по литым башням, — обратился ко мне Ворошилов.
Я вынул из папки карточки с результатами полигонного обстрела броневых башен и подошел к столу, за которым сидел Ворошилов. Делать длинные доклады я был не мастер.
— Мы начали работы около двух месяцев назад. Первые отлитые башни испытали на заводском полигоне. Сварные башни после попадания в них пяти снарядов развалились по сварным швам, в то время как литые даже при попадании десяти-двенадцати снарядов оставались в хорошем состоянии. Вот результаты обстрела тех и других башен.
И я выложил на стол карточки испытания. Закапчивая свое краткое сообщение, я, не подумав, брякнул:
— Дело настолько ясное, что мы решили эти башни принять на вооружение.
Ворошилов поднял голову и, глядя на меня снизу вверх, спросил:
— Кто это мы?
Не соображая, что говорю, я выпалил:
— Мы с Дмитрусенко.
— А кто такой Дмитрусенко?
— Да военпред на заводе.
«Святая простота!» — читал я на лицах членов комитета.
— Вам никто права принимать военную технику на вооружение не предоставлял, — строго сказал Ворошилов. — Вот когда правительство примет ее, тогда она и будет направляться на вооружение армии.
И все же по всему было видно — все были довольны доложенными результатами. Последовало несколько вопросов. Присутствовавший на заседании председатель Госплана Н. А. Вознесенский спросил:
— Сколько потребуется никеля или других дефицитных металлов и сплавов, если мы перейдем от сварных башен к литым?
Я ответил, и моими ответами были, видимо, удовлетворены. Ворошилов, улыбаясь, сказал:
— Мне кажется, что следует принять эту башню, тем более что начальник броневого главка вместе с Дмитрусенко ее уже приняли.
Все засмеялись.
С заседания я уходил со смешанным чувством удовлетворения и раздражения на самого себя. Ну как же можно так по-детски докладывать?!
Носенко был доволен. Прошло три дня — и вдруг звонок: приглашают на заседание в Кремль. Вопрос о литых танковых башнях будет рассматриваться на этот раз уже в Политбюро. Отправляемся вместе с Носенко в Кремль.
В приемной главным образом военные из Автобронетанкового управления. Здесь же Тевосян — уже нарком черной металлургии.
— Ну, как дела? — здороваясь со мной, спросил он.
Я коротко рассказал о наших работах по отливке башен. Не понятно, почему этот вопрос рассматривается второй раз. Никто же не возражал.
Докладывал Ворошилов, держа в руке проект решения, подготовленного Комитетом обороны. Сталин подошел к нему и взял листок. Прочитал его и, обращаясь к начальнику Автобронетанкового управления Я. Н. Федоренко, спросил:
— Какие тактико-технические преимущества имеет новая башня?
Федоренко стал говорить о том, что литую башню можно изготовлять в литейных цехах, в то время как для производства башен старого типа требуются для штамповки отдельных деталей мощные прессы.
— Я вас не об этом спрашивал. Какие тактико-технические преимущества имеет новая башня, а вы мне говорите о технологических преимуществах. Кто у вас занимается военной техникой?
Федоренко назвал генерала И. А. Лебедева.
— Здесь он?
Генерал Лебедев поднялся. Сталин повторил вопрос. Лебедев заколебался и начал по существу повторять сказанное Федоренко.
Сталин нахмурился и сердито спросил:
— Вы где служите: в армии или в промышленности? Я третий раз задаю вопрос о тактико-технических преимуществах новой башни, а вы мне говорите о том, какие возможности открываются перед промышленностью. Может быть, вам лучше будет перейти на работу в промышленность?
Генерал молчал. Я почувствовал, что решение о переходе на литые башни может быть не принято, и, подняв руку, попросил слова. Обращаясь в мою сторону, Сталин сказал:
— Я спрашиваю о тактико-технических преимуществах.
— Я об этом и хочу сказать, Иосиф Виссарионович.
— Вы что, военный?
— Нет.
— Что вы хотите сказать? — с недобрым выражением лица спросил Сталин.
Я вынул из папки карточки с результатами обстрела брони и подошел к Сталину.
— У старой башни, сваренной из отдельных деталей, имеются уязвимые места — сварные швы. Новая — монолит, она равнопрочна. Вот результаты испытаний обоих типов на полигоне путем обстрела.
Сталин посмотрел карточки, вернул их мне и сказал:
— Это соображение серьезное.
Он отошел в другой конец комнаты.
— Скажите, а как изменится положение центра тяжести танка при переходе на новую башню? Конструктор машины здесь?
Поднялся конструктор.
— Если и изменится, товарищ Сталин, то незначительно.
— Незначительно — это не инженерный термин. Вы считали?
— Нет, не считал.
— А почему? Ведь это военная техника.
Я хотел высказать свое мнение и, подняв руку, громко произнес:
— Иосиф Виссарионович!
Сталин посмотрел в мою сторону, и вновь я увидел на его лице прежнее выражение. «Почему он так смотрит на меня?» — подумал я.
А Сталин отвернулся и прошел дальше в противоположный от меня угол комнаты. Я сел. И вдруг шепот сидящего сзади меня разъяснил все:
— Никогда не называйте его Иосиф Виссарионович — это он позволяет только очень узкому кругу близких людей. Для всех нас — он Сталин. Товарищ Сталин.
Вдруг обернувшись к конструктору и не спуская с него глаз, Сталин спросил, как изменится нагрузка на переднюю ось танка?
Конструктор, встав, тихо сказал:
— Незначительно.
— Что вы твердите все время «незначительно» да «незначительно», скажите, вы расчеты делали?
— Нет, — тихо ответил конструктор.
— А почему?
Конструктор молчал.
Сталин положил на стол находившийся у него в руках листок с проектом решения и сказал:
— Я предлагаю отклонить предложенный проект постановления как неподготовленный. Указать товарищам, чтобы они с такими проектами в Политбюро не входили. Для подготовки нового проекта выделить комиссию, в состав которой включить Федоренко, его, — он указал на наркома автотракторной промышленности С. А. Акопова, — и его, — палец Сталина указывал на меня.
Ко мне подошел И. И. Носенко.
— Ты меня подвел, немедленно дай телеграмму о прекращении производства литых башен. Твои башни не приняты. Военные их принимать больше не будут. Ты остановил все производство танков. Ты знаешь, чем это пахнет?
Спускаясь по лестнице, я почувствовал, что кто-то дотронулся до плеча. Я обернулся. Это был генерал Щербаков.