Охотиться Ва-Хунга предпочитал близ Красной Скалы, у водопоя, где речка образовала излучину и была мелководна. Охотник карабкался по отвесным склонам и в случае угрозы со стороны рассвирепевшего хищника мог мгновенно подняться на вершину, где чувствовал себя в полной безопасности. Он даже оборудовал там убежище, где спрятал запас пищи, камней, копий. И если какой-нибудь упорный и злобный хищник подолгу осаждал его, бешено рыча и царапая скалу когтями, Ва-Хунга метким броском камня или копья вынуждал его обратиться в бегство.
Ва-Хунга был доволен своей судьбой. Одиночество, на которое осудил себя добровольно, он не принимал трагически. Оно не наскучивало ему, больше того — позволяло размышлять. Охотник начинал постигать мир не только чувствами, но и разумом: не только спрашивать «почему», но и искать ответы, это его восхищало; вскоре он понял, что знает гораздо больше, чем его собратья, и очень радовался тому…
И на этот раз Ва-Хунга притаился в засаде у тропы к водопою. Кругом царила тишина. Наконец на опушке далекого леса появилось стадо животных и осторожно, словно в нерешительности, направилось к реке. Сердце у Ва-Хунга забилось: он узнал антилоп наинх, мясу которых — сочному, нежному, необычайно сытному — не было равных. Но в тот миг, когда антилопы подошли уже совсем близко, с нёба, громко свистя и гремя, упал камень. Все стадо в паническом страхе кинулось обратно к лесу.
Разочарованный Ва-Хунга издал протяжный крик гнева и, выскочив из укрытия, подбежал к месту падения камня.
Камень был необычный. Он был… странный. Лежал на земле, дышал паром и издавал необычные звуки: не то шипел, не то стонал. И трепетал белыми… крыльями. Ничего подобного отважный охотник Ва-Хунга еще Не видел. И если бы он не был голоден, если бы самое вкусное мясо не умчалось безвозвратно, то врожденная любознательность наверняка взяла бы верх над гневом и разочарованием. Он начал бы спрашивать «почему» и раздумывать. Но теперь…
Он покрепче сжал в руках палицу и, широко размахнувшись, нанес яростный удар по ненавистному камню, так не вовремя упавшему с неба. Над саванной разнесся возглас торжества. Охотник, опьяненный мщением, крушил и крушил странный камень…
А на далекой планете, о существовании которой Ва-Хунга даже не подозревал, ученые истолковали удары его палицы как доказательство того, что в этом мире жизнь невозможна, так как там царят чудовищные давления, достигающие сотни атмосфер.
Перевела с польского 3. Бобырь
В. МиллерЗеленые Чернила
Себастьяну Сэмпсону нравилось его имя. Произнесенное, оно звучало внушительно; изображенное на бумаге, выглядело потрясающе, особенно если он выводил буквы «с» широкими и размашистыми и снабжал свою подпись смелым росчерком.
Себастьяну Сэмпсону нравилось его имя потому, что он нравился себе сам. Да и почему бы нет? В свои 55 лет он считал себя великолепным примером человека, всем обязанного себе самому: с небольшим брюшком, конечно, но зато одетого в лучший костюм консервативного стиля, какой и подобает директору Городского Торгового Банка.
Он очень гордился тем, что достиг вершин в своей профессии.
— В конце концов, — сказал он однажды своему первому вице-директору, — не всякому удается начать с кассира и кончить директором. Кое-кому я, разумеется, отдавил ноги, чтобы добраться сюда; но теперь я здесь, и навсегда.
И он закончил эту маленькую хвастливую исповедь тем, что поставил еще одну свою причудливую подпись на экземпляре газеты «Уолл-стрит джорнэл».
В этот вечер, ожидая поезда на пригородном вокзале, Сэмпсон был доволен собою больше обычного. Он только что провел некую выгодную операцию, сулившую немалые прибыли и дальнейшее укрепление его авторитета в глазах вкладчиков.
Вдруг его взгляд остановился на яркой театральной афише. И тут Сэмпсона снова охватило непреодолимое желание: потребность изобразить свое имя. Он украдкой огляделся. Попутчики стояли, уткнувшись в газеты. Сэмпсон выхватил авторучку и размашисто расписался на верхнем белом поле афиши.
На следующий день вечером Сэмпсон вернулся к афише, дабы снова вкусить удовлетворение, созерцая свою подпись. Но его улыбка превратилась в гримасу растерянности и досады. Под его подписью кто-то написал крупными зелеными буквами: «ИДИОТ».
Сэмпсон воспылал гневом на столь наглый постскриптум. Выхватив авторучку, он дал ответный залп: «А ТЫ — СОПЛЯК И ГРЯЗНЫЙ ПАЧКУН».
Обуреваемый отныне только одной мыслью, Сэмпсон кинулся на следующий день прямо к афише и увидел, что Зеленые Чернила ответили: «КТО БЕГАЕТ ПО ГОРОДУ И РАСПИСЫВАЕТСЯ НА АФИШАХ, У ТОГО НЕСОМНЕННО МАНИЯ ВЕЛИЧИЯ».
Сэмпсон весь кипел от гнева, когда писал: «ЗАТО Я НЕ ТРУС, ОТКРОЙСЯ, КТО ТЫ, ЧТОБЫ Я МОГ РАСКВАСИТЬ ТЕБЕ НОС».
Вернувшись к афише на следующий день, он увидел, что его вызов принят.
«Я ГОТОВ, — писал Зеленый, — ВОТ АДРЕС: ДОМ 1873 ПО 110-й ВОСТОЧНОЙ УЛИЦЕ, ТРЕТИЙ ЭТАЖ, ВТОРАЯ ДВЕРЬ НАПРАВО. БУДЬТЕ ТАМ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ В ДЕВЯТЬ».
На другой день в газетах появилось такое сообщение:
«Опытнейшие полицейские мужи ломают себе головы над загадочным поведением крупного банкира, погибшего вчера вечером в пустом доме № 1873 по 110-й Восточной улице. Покойный — Себастьян Сэмпсон, 55 лет — был директором Городского Торгового Банка. По показанию одного случайного прохожего, он вбежал в дом около девяти часов вечера. Как удалось установить, директор банка взбежал на третий этаж, кинулся в одну из квартир, где рабочие разобрали пол, упал с высоты и разбился насмерть. Полиция в недоумении и ничем не может объяснить причину появления банкира в здании, подлежащем сносу».
В день похорон Сэмпсона человек, сидевший за директорским столом, сказал:
— Какой же я рассеянный, я забыл послать соболезнование!
И первый вице-директор, ставший теперь директором Городского Торгового Банка, как всегда, наполнил свою авторучку зелеными чернилами.
Перевела с английского 3. БОБЫРЬ
Владимир МихановскийИспытание
Авторитетная комиссия принимала у киберкомпании «Уэстерн» только что завершенный УЭМ — Универсальный Электронный Мозг…
«УЭМ — последняя вершина технической мысли», — кричали газеты, отхватившие за рекламу солидный куш. «УЭМ решает не более чем за минуту любую логическую задачу», — вещали броские заголовки. А одна влиятельная газета через всю первую полосу напечатала огромными литерами: «УЭМ — чудо из чудес!» «УЭМ может все, — говорилось в статье. — Варить сталь, воспитывать ребенка и прокладывать курс космического корабля. Спешите приобрести надежного электронного друга», — заключала газета…
К концу испытаний изобретательность членов комиссии иссякла. Все шло как по маслу до тех пор, пока…
С краю стола, за которым восседала комиссия, примостился сухонький старичок в строгом смокинге. Казалось, он дремал под монотонные вопросы членов комиссии и столь же монотонные ответы электронного чуда.
— Больше вопросов к объекту нет? — спросил наконец председатель. — В таком случае разрешите считать, что…
— Одну минуту, — перебил его старичок, встрепенувшись. — Простите… У меня есть еще один тест для УЭМа. Так, пустячок.
Директор «Уэстерна», сидевший рядом с председателем, поморщился. У могущественной Компании были давние счеты с этим въедливым старичком, и теперь директор не без оснований ожидал со стороны противника какой-нибудь каверзы.
— Пожалуйста, — нахмурясь, разрешил председатель.
— Благодарю вас, — церемонно поклонился старичок. — Моя задача предельно проста. Она формулируется так: на кухонном столе стоит пустой чайник. Имеются также плита, дрова и спички. Вопрос: как построить логическую схему, по которой можно вскипятить воду?
Монументальное сооружение, сверкающее никелем и плексигласом, несокрушимым бастионом возвышалось перед помостом, на котором расположились члены комиссии.
После вопроса старичка внутри бастиона что-то презрительно загудело, замигали разноцветные лампочки, затем бесстрастный голос, идущий из недр сооружения, четко ответил:
— Алгоритм решения задачи таков: снять чайник со стола, залить его водой, поставить на плиту. Затем положить в плиту дрова и разжечь их с помощью данных спичек…
— Великолепно! — восхитились члены комиссии, бросая победные взгляды старичка.
— Тогда позвольте еще вопрос, — кротко произнес старичок. — Видоизменим условие. Чайник уже налит водой и стоит на плите. В плите лежат дрова. Есть и спички. Задача та же — вскипятить воду.
Бастион тревожно загудел, что-то в нем щелкнуло, кашлянуло, засипело, и по прошествии пятидесяти четырех секунд голос, в котором сквозь прежнюю бесстрастность пробивались нотки скрытой гордости, сообщил решение:
— Чайник снять с плиты, вылить из него воду и поставить на стол. Затем вынуть дрова из плиты, а использованные списки вложить обратно в коробок. Тем самым мы упростим данную задачу, сведя ее к предыдущей, решение которой уже известно: снять чайник со стола, залить его водой, поставить на плиту…
Бастион умолк.
— Больше вопросов к УЭМу не имею, — еще более кротко произнес старичок и обвел растерянные лица членов комиссии взглядом, в котором светилось торжество.
Р. ХайнлайнКолумб был остолопом
В прохладные сумерки бара вошел новый посетитель, и сидящий у столика в углу жизнерадостный толстяк завопил, перекрывая голосом шум кондиционера:
— Эй, Фрэд! Фрэд Нолан! Идите к нам! Познакомьтесь с профессором Эпплби — главным инженером звездолета «Пегас». Я только что продал профессору партию стали для его коробочки, давайте по этому поводу выпьем.
— С удовольствием, мистер Барнс, — согласился Нолан. — А с профессором мы знакомы, моя компания поставляет ему приборы.
— Ну тогда тем более необходимо выпить. Что вам, Фрэд? «Старомодный»? И вам, профессор?
— И мне. Только не зовите меня профессором, пожалуйста. Во-первых, я не профессор, во-вторых, чувствую себя стариком, когда вы меня так называете.