На последнем берегу — страница 23 из 36

или на часы: различали лишь полный день и полную ночь. После череды таких дней и ночей Аррену стало казаться, что он живет на плотах с незапамятных времен, а Обехол и все, что было перед ним – всего лишь сон, и в какой-то иной вселенной он жил на острове и был принцем Энлада. Когда его, наконец, вызвали на плот вождя, Сокол поглядел на него и сказал:

– Вот теперь ты похож на того Аррена, которого я увидел во дворике фонтана: гладкий, как золотистый тюлень. Пребывание здесь явно пошло тебе на пользу, парень.

– Да, милорд.

– Но где это «здесь»? Мы миновали знакомые места. Мы уплыли за пределы карт… Давным-давно мне приходилось слышать истории о Народе Плотов, но я тогда решил, что это просто еще одна байка Южного Предела, досужий вымысел. Тем не менее, данная фантазия спасла нас, и мы обязаны своими жизнями мифу.

Он произносил слова с оттенком иронии, как будто от души наслаждался этим бесконечным праздником жизни солнечного лета, но лицо его оставалось мрачным, а глаза – непроницаемо черными. Аррен заметил это и решился.

– Я предал… – сказал он и запнулся. – Я предал ваше доверие ко мне.

– Как так, Аррен?

– Там… на Обехоле. Где вы впервые нуждались во мне. Вас ранили и вам нужна была моя помощь. А я и пальцем не пошевелил. Лодка дрейфовала, и я не пытался управлять ею. Вам было больно, а я ничем не помог. Я видел остров… Я видел остров, но даже не попытался развернуть лодку…

– Успокойся, парень, – произнес маг таким повелительным тоном, что Аррен подчинился. – Скажи мне, о чем ты думал в те минуты.

– Ни о чем, милорд… ни о чем! Мне казалось, что бесполезно что-либо предпринимать. Я думал, что вы утратили магическую силу… нет, этому не бывать… что вы обманули меня.

Пот струился по лицу Аррена, он с трудом выдавливал из себя слова, но все же не умолкал.

– Я боялся вас. Я боялся смерти. Я так испугался, что не в силах был даже смотреть на вас, потому что вы могли уже умереть. Я мог думать лишь о том, что существует… существует путь к бессмертию, и если я смогу найти его… Но жизнь все время утекала, словно где-то была огромная рана, и кровь сочилась из нее… совсем как у вас. Ну, вот и все. Я бездействовал, пытаясь спастись от ужаса смерти.

Он умолк, ибо было нестерпимо больно произносить правду во всеуслышание. Его остановил не стыд, а страх, все тот же страх. Теперь Аррен понимал, почему вся эта беспечная жизнь на плотах среди моря и солнечного света показалась ему жизнью после смерти или чем-то вроде несбыточной мечты. Все дело в том, что в глубине души он считал реальность пустотой без жизни, без тепла, без цвета или звука, не имеющей никакого значения. В ней не было вершин или глубин. Вся эта прелестная мешанина света и цвета в море и в глазах людей являлась лишь игрой воображения в абсолютной пустоте вакуума.

Она проходит, оставляя после себя только хаос и холод. И ничего больше.

Сокол посмотрел на него, и мальчик опустил глаза, будучи не в силах выдержать его взгляд. Но тут в нем внезапно проснулась смелость, а, может, презрение к себе. Это чувство возопило высокомерно и безжалостно: «Трус! Трус! Неужели ты не способен даже на это?»

Поэтому Аррен невероятным усилием воли поднял глаза и встретил взгляд своего компаньона.

Сокол крепко сжал его руку, так что они установили не только зрительный, но и телесный контакт.

– Лебаннен, – сказал он. Прежде маг никогда не произносил вслух Настоящего Имени Аррена, да и мальчик не называл ему его. – Что значит «рябина». И это – ты. В мире нет безопасности. Нет конца. Слово можно услышать лишь в тишине. Звезды видны только во тьме. Танец всегда танцуют над пустотой, над бездонной бездной.

Аррен попытался отстраниться, но маг не отпускал его.

– Я обманул твои ожидания, – сказал мальчик. – И я подведу тебя вновь. Я недостаточно силен!

– У тебя хватит сил, – голос Сокола был мягок, но в нем чувствовалась та же твердость, что поднялась из глубин позора Аррена, побуждая юношу к действию.

– Ты будешь любить то, что любишь сейчас. Ты выполнишь все, что взял на себя. На тебя можно положиться. Удивительно, что ты сам до сих пор этого не понял. У тебя было лишь семнадцать лет, чтобы понять это. Но пойми, Лебаннен. Отказаться от смерти значит отказаться от жизни.

– Но я жаждал умереть! – Аррен поднял голову и пристально взглянул на Сокола. – Как Сэпли…

– Сэпли не искал смерти. Он лишь пытался покончить со страхом перед смертью.

– Но существует же путь. Тот путь, который он, Сэпли, пытался отыскать. И Хэйр, и все остальные. Путь возвращения к жизни, к жизни без смерти. Вы… самый великий из них… Вы должны знать этот путь…

– Я не знаю его.

– Но другие колдуны…

– Мне известно о том, что они пытались найти. Но я уверен: все они встретят свою смерть в назначенный час, как встретил ее Сэпли. И я умру когда-нибудь. И ты тоже.

Сокол по-прежнему крепко сжимал руку Аррена.

– Я знаю цену подобному знанию. Это – величайший дар. Благо по отношению к собственной личности. Ибо мы можем потерять лишь то, что принадлежит нам: нашу личность, нашу муку и славу, нашу человечность. Она изменится и уйдет, словно волна в море. Ты когда-нибудь видел, чтобы море застыло или прибой замер лишь ради того, чтобы спасти одну-единственную волну, спасти тебя? Пожертвуешь ли ты силой своих рук, страстью души и жаждой своего разума ради безопасности?

– Безопасности… – повторил Аррен.

– Да, – сказал маг, – безопасности.

Теперь он отпустил Аррена и устремил свой взор куда-то в сторону, оставив юношу наедине с самим собой, хотя они по-прежнему сидели лицом к лицу.

– Я не знаю, – сказал, наконец, Аррен. – Я не знаю, что я ищу, куда иду и, вообще, кто я такой.

– Я знаю, – сказал Сокол все тем же глухим шепотом. – Ты – мой проводник. Со всей своей чистотой и отвагой, неопытностью и преданностью, ты – мой проводник, дитя, которое я посылаю во мрак вперед себя. Твой страх – вот что ведет меня. Ты думал, что я груб с тобой. Ты же никогда не сталкивался с грубостью. Я использовал твою любовь, как человек, который зажигает свечу и освещает ею свой путь. И мы должны идти дальше. Должны. Мы обязаны дойти до места, где русла рек сухи, оказаться там, куда тащит тебя твой страх перед смертью.

– Где же находится это место, милорд?

– Я не знаю.

– Я не смогу отвести вас туда. Но я пойду с вами.

Маг взглянул на него мрачными бездонными глазами.

– Но если я вновь не оправдаю ваших надежд и предам вас…

– Я доверяю тебе, сын Морреда.

Тут они оба замолчали.

Над их головами слегка покачивались на фоне голубого южного неба величественные резные идолы с телами дельфинов, со сложенными крыльями чаек и человеческими лицами с вытаращенными глазами-ракушками. Сокол с трудом поднялся, ибо рана его только начала подживать.

– Я устал от бездействия, – сказал он. – От такого образа жизни я скоро растолстею.

Он принялся мерить шагами плот, и Аррен присоединился к нему. Во время прогулки они разговаривали мало. Аррен рассказал Соколу, как он провел эти дни, с кем подружился. Энтузиазм мага превосходил его физические силы, которые вскоре подошли к концу. Он попросил девочку, что ткала нилгу на своем станке за Домом Великих, позвать вождя, и вернулся в свою хижину. Вскоре пришел старейшина и почтительно приветствовал мага, который ответил ему тем же. Затем все трое уселись в хижине на коврики из шкуры пятнистого тюленя.

– Я поразмыслил над тем, что вы рассказали мне, – степенно начал вождь своим обычным официальным тоном. – О том, как люди надеются вернуться после смерти в свои тела и, в поисках пути к этому, забывают поклоняться богам, постепенно опускаются и сходят с ума. Они поступают неправедно и крайне глупо. Я также подумал, как это может отразиться на нас? Мы не имеем ничего общего с другими людьми, с их островами и образом жизни, с их надеждами и чаяниями. Мы живем в море, и наши жизни связаны с ним. Мы не собираемся спасать их, ибо не надеемся помочь им. Безумие нас не затронет. Мы не высаживаемся на землю, а жители островов не навещают нас. Когда я был молод, мы иногда болтали с людьми, которые приплывали на лодках к Длинной Дюне, где мы рубили лес для плотов и зимних хижин. Мы не раз видели суда с Охола и Веллваи (так он называл Обехол и Веллоги), которые охотились осенью на серых китов. Они часто следовали за нашими плотами, ибо мы знаем пути и места встречи Великих в море. Но это все в прошлом, мы уже давно не встречали их. Возможно, они все сошли с ума и перебили друг друга. Два года назад мы видели с Длинной Дюны, как с севера, с Веллваи, три дня валили клубы дыма от гигантского пожара. Но даже если так все и было, что из этого? Мы – Дети Открытого Моря. Мы идем дорогами моря.

– Тем не менее, увидев дрейфующую лодку, вы подплыли к ней, – сказал маг.

– Кое-кто из нас утверждал, что мы поступаем глупо, и нам следует оставить лодку в покое. Пусть себе дрейфует до конца моря.

– Но вы не поддержали их.

– Нет. Я сказал, что хоть они и жители островов, мы должны помочь им, и со мной согласились. Но мы не будем помогать твоему предприятию. Если среди островитян бушует безумие, это их дело. Мы следуем по дороге Великих. Мы не будем помогать вам в ваших поисках. Вы можете оставаться у нас сколько пожелаете. До Долгого Танца осталось уже совсем немного. После него мы поворачиваем к северу, следуя восточному течению, которое к концу лета приведет нас к Длинной Дюне. Если ты пожелаешь остаться с нами и подлечить свою рану, мы не будем против. Ну, а если ты захочешь сесть в свою лодку и следовать своим путем, мы также возражать не будем. Маг поблагодарил его. Вождь встал, легкий и чопорный как цапля, и ушел, оставив их вдвоем.

– У невинности нет сил бороться со злом, – сказал, чуть сморщившись, Сокол. – Но у нее есть силы творить добро… Я думаю, мы останемся здесь, пока моя рана немного не подживет.

– Мудрое решение, – сказал Аррен, удрученный неважным состоянием здоровья Сокола. Он решил защитить этого человека от его излишнего энтузиазма и настоять на том, чтобы они отправились в путь лишь тогда, когда у мага перестанет болеть рана.