Мне ничего не вернуть в свою жизнь. Я словно перед глазами видел упущенные возможности и растраченные года. Ведь всё могло быть иначе. Совершенно иначе, ответь я Лизе по-другому. Хотя бы не так тошно было, знай я, что могу в любой момент обнять её и вдохнуть столь желанный аромат любимой женщины.
Достав мобильник из кармана, я набрал номер, с которого она мне звонила утром, но автоответчик обрадовал холодным:
— Телефон абонента выключен.
В душе лишь тьма и холод, от которых нет спасения, а в голове слова Арестова:
«— У неё теперь новые документы и новая жизнь, Стагаров. Не рекомендую её искать.»
— Дурак, блять, — схватился я за голову. — Какой же дурак!
Два месяца спустя
— Сор, брось ты это. Отдохни немного. Батя тебе не даст из отпуска выйти, ты же сам знаешь.
Знал. Психическое состояние оставляет желать лучшего, но находится там, куда они меня запихнули я тоже не мог.
— Да достал меня этот релаксационный санаторий! Не могу, Волчара. Тошно.
— А ты двигайся больше. Глядишь найдёшь кого-то, кто облегчит твою жизнь.
Перед глазами тут же возник образ моей охламонки, но я подавил его, сжав зубы.
— Издеваешься?
— Нет, братан. Это ты издеваешься. Знаешь сколько сил, нервов и шоколада нам потребовалось, чтобы заполучить эту путёвку? Нет? Вот сиди там и не скули! Отдыхай, брат!
Проскуров сбросил вызов, а я откинулся на спинку кресла и задрал голову.
Он точно издевается. Зачем было этот цирк с санаторием устраивать? Можно подумать, я сам не справлюсь. Работа ещё никого не подводила в подобных вопросах. Кажется, так и становятся карьеристами.
Как ни пытался пробиться через батю и технарей из отдела обеспечения, никто не говорил, как сейчас её найти. Я даже Прокопенко задолбал настолько, что он со мной по выходным теперь в Причале бухает, жалуясь на выкрутасы Янчика. Вспомнить сколько приключений нам пришлось пережить на шальную голову… Братом уже стал.
А её нет. Нигде нет. Как сквозь землю провалилась, оставив после себя только короткие светлые воспоминания, которые перестанут так ярко сверкать со временем.
Пустота. Внутри только пустота, которую нечем заполнить. Дыра. Бездонная, холодная дыра.
Не представляю, насколько ей было плохо, когда отверг своим «хотел бы ответить взаимностью». Я действительно хотел. Безумно хотел сжать в объятиях и сказать, что не отпущу. Никогда больше не отпущу.
Но Грачёва крепко взяла в тиски.
Я постоянно думаю, что было бы, забей я на слова Тани? Пришлось бы мне идти на встречу с Лизой через два дня? Мне всё ещё снится, как она уходит по тому мосту, а я тяну руки, пытаясь поймать. Остановить.
Потёр саднящую грудину, в которой бесновалась проклятая пустота.
Раньше даже и представить не мог, что любовь может вызывать такие страшные чувства, как тоска и одиночество. Знал про скорбь, но она ни в какое сравнение не идёт.
Вера, надежда, любовь.
Три сестры, которые могут сделать тебя безумно счастливым.
Вера, надежда, любовь.
Три суки, которые могут сделать тебя живым трупом.
— Стагаров? — поднял голову и посмотрел на девушку в медицинском халате.
— Я, — отвечаю по-военному коротко.
— С вами массажист хочет поговорить. Не могли бы вы пройти со мной?
Я нахмурился, припоминая распорядок дня. Что-то не помню, чтобы массаж у меня был дважды в день. Да и, если честно, не очень-то он мне нужен был, о чём сам массажист и говорил. Кстати, хороший специалист. Сам Арестов мне советовал походить к Ярославу Мезинцеву на курс, чтобы спину размять.
Поднявшись с кресла, поплёлся за девушкой, особо не замечая все её попытки произвести приятное впечатление. То взгляд кроткий из-под ресниц, то движение руки, привлекающее внимание к шее.
Плевать мне.
Я зашел в кабинет и остановился, глядя на массажиста, и отмечая чужие маленькие тапочки с гербом санатория у двери в раздевалку.
— О, здравствуйте! — улыбнулся Ярослав, что-то перебирая на столе. — Я вас позвал, чтобы попросить отказаться от курса или поделиться временем с девушкой. Она поздно въехала и не успела записаться, а в её интересном положении надо бы…
— Я понял, — отвечаю, останавливая жизнерадостный поток подробностей. — Она беременна, ей нужнее. Я не против.
— Правда? — удивился он. — Отлично, Вячеслав. Замечательно.
Мезенцев поправил очки и улыбнулся, когда дверь раздевалки открылась. Обернулся, чтобы посмотреть на интересное положение новой постоялицы и замер, встретившись с глубокими серыми глазами.
— Лиза?
— Ну, Волчара, что тебе икалось до самой смерти, — пробормотала она, сжимая края халата на груди.
А до меня вдруг дошло другое:
— Ты беременна?!
— Нет, — ответила тихо, пряча взгляд.
— Как нет, дорогая? — весело влез Мезенцев. — Тринадцать недель сроку, у вас прям так и написано в карточке. Зачем же обманывать? Зря мы, что ли, с Проскуровым целую неделю вашу частную женскую консультацию терроризировали, чтобы нам выдали полную информацию?
— Ну, Волк!
Виноградова повернулась и возмущённо посмотрела на массажиста, пока до меня медленно, но верно, доходило главное — ещё три месяца назад он девственницей была.
Я настиг её в три шага и сжал дрожащими руками так, крепко, как только мог. Боялся, что растворится в воздухе, просочившись сквозь пальцы словно песочный мираж.
Или оттолкнёт, не желая видеть, знать, чувствовать. А она замерла не дыша, словно и сама не верила.
Не знаю, сколько мы так простояли. Сколько вдохов я сделал, пытаясь ею надышаться. Сколько ударов сделало моё сердце.
— Дура ты, Виноградова, — выдохнул в любимую макушку. — Если бы сказала, всё было бы по-другому.
Я отстранился, чтобы снова посмотреть в её глаза, но она попыталась спрятать лицо на моей груди, чтобы скрыть слёзы. Я всё же заставил посмотреть на себя.
— Прости меня. Прости, Лиз. Я делал, как велел долг. И стоя там на мосту, глядя в твою удаляющуюся спину, я понял, что с тобой ушла и моя жизнь.
Она улыбнулась сквозь слёзы, взяла меня за руку и чуть отодвинула края халата, чтобы положить мою ладонь на округлившийся слегка живот.
— Знакомься, Женечка, это папа.
Я сглотнул, не в силах справится с эмоциями.
Ещё минуту назад меня переполняла пустота. Как же стремительно, оказывается, счастье может наполнять бездонную дыру.
Эпилог
— Тла-та-та-та-та! Ты убит, дух!
Маленький спецназовец в боевой раскраске выбежал из-за угла с пластиковым автоматом наголо. Я икнула, поняв, что моя косметичка снова подверглась набегу. Взглянула на Сёмку и выяснила, что он тоже не остался равнодушным к маскировке
— У меня блонезилет! — не согласился мелкий террорист. — Вот тебе гьяната! Та-тах!
— Тла-та-та-та-та! — не унимался боец. — Солнце за нась! А-а-а-а-а!
Только за нас оно почему-то в другую сторону. В смысле, мелкий убежал обратно в коридор, и что-то мне подсказывало, что пострадает что-нибудь ещё.
— Тепель ты телёлист! — заныл Сёмка, швырнув в Олежку пистолет, когда тот снова показался в дверном проёме с лопаткой для обуви в руке.
— Олег, быстро положи на место, пока тётя Лиза ругаться не начала! — припугнула ребёнка Нюта.
Я выгнула бровь, когда малец с интересом взглянул на меня и сразу же скрылся в недрах коридора.
Да, тётя Лиза работает в ФСБ. Тётя Лиза опасная женщина, ага. Девчата почему-то единодушно приняли решение мною запугивать малявок, если те начинают хулиганить. На вопрос, почему бы им не припугнуть ребят своими папашками, дамы дружно лыбятся и утверждают, что они далеко, а я здесь.
Оставалось только ворчливо соглашаться.
Кукла чистила яйца на салат и перепиралась о чём-то с Альбиной и Катей. Снежка сидела за столом, листая инстаграм с контентом о бойцах спецназа и мечтательно вздыхая всякий раз, когда там мелькала фотка Шрама, обожающего позировать в полной экипировке. Он у нас известный мозгоё… в смысле, любитель запудрить девочкам голову, а потом усвистеть, как ветер с поля.
— Блин, красавчик, — едва не пустила слюну наша королевишна.
Ей богу, я уже жалею, что пригласила всех сюда, чтобы вместе встретить наших мужиков из командировки.
Собственно, стол накрыт, одежда повседневная чистая свежая подготовлена, лёгкий алкоголь закуплен, Арестов по телефону затерроризирован до сердечного приступа, осталось только дождаться главных фигурантов в деле о незапланированных беременностях, но это потом сюрприз сделаем.
Альбина схватила со стола яблоко, щедро полила его майонезом и посолила, а после сунула в рот, чтобы с наслаждением зажевать. Я аж свой период беременности вспомнила, когда Стагаров мне белый мел и грузди солёные в декабре искал. Ночью. Через социальные сети.
Господи, благо у нас город огромный и достать в нём можно абсолютно всё.
Я покачала головой и снова попыталась вчитаться в сухие строчки нового дела. Только недавно вышла из декрета и всё никак не могу привыкнуть к тому, что постоянно нужно изучать материалы. Ладно хоть, через семь месяцев обратно в декрет.
— Кья-а-а-а-а!!! И-и-и-ия-а-а-а-а! — визжала моя мелочь, влетая в кухню, и как заправский ниндзя, размахивая пластиковым нунчаками, подаренными папой на восьмое марта.
Я до сих пор возмущена, что он выбрал именно эту игрушку, а не какую-нибудь Барби с блестящем платьицем. Но Слава у нас знает только один ответ:
«Доча выбирала!» — причём всегда это говорит с такой гордостью, что я невольно улыбаться начинаю. Зато потом мне же доказывает, что она вся в меня.
Угу.
Я в четыре года лошадками играла, а не пушками размахивала.
— Кья! Хвуя-а-а-а!
— Мама, Женя делётся! Сказы тёте Лизе, стобы не длалась!
Я повернулась и с укором посмотрела на мелочь.
— Ну и?
— И? — посмотрела на меня коза огромными голубыми глазами, пряча за спину нунчаки.
— Зачем мальчиков бьёшь?
— Низя? — спрашивает, невинно хлопая ресничками.