А уже на следующее утро, ко мне в комнату влетела его мать – Юлия. Она рассказала, что на парковке в пустой ниве работал видеорегистратор, которой заснял драку. Единственное, что спасало Даву – он стоял спиной, лица не было видно. Зато в кадре крупным планом мелькнула моя спортивная куртка с надписью «Громов», подаренная дядей Димой в прошлом году. Саня надел почему-то мою вместо свой.
Ту фразу матери Сашки я тоже вряд ли забуду:
– У Димы предвыборная компания, ему не нужны проблемы.
– Вы серьезно полагаете, что хоть один здравый человек добровольно сядет в тюрьму? – поразился я. Они с сыном будто сошли с ума, выбрав меня своей целью.
– Разве Дима мало сделал для тебя? Он столько вложил в какого-то уличного оборванца и чем ты его благодаришь? Разобьешь все планы, стремления! Знал бы он, какую змею пригрел, – был дан мне ответ. Во рту пересохло, я не мог глотнуть вязкую слюну, я даже банально не мог сжать кулаки.
Ноги словно прибили молотком к полу, они казались неподъемными. Мой мир рушился по крупицами: вот улыбка Лины, вот дурацкие шутки Арта, вот очередная забитая шайба в ворота, а вот билеты в Москву – все это летело в тартарары. Несмотря на испытываемую благодарность к дяде Диме, я не готов был отказаться от будущего. Да и почему? За то, что отец стал пить или мать предпочла мне большой город и нового мужика?
Чем я был виноват перед этим миром?
– Простите, – прошептал, после нескольких глубоких вдохов. – Но это ваш сын довел человека почти до смерти, а не я. Да, ваша семья многое сделала для меня, и если нужно, я готов всю жизнь возмещать деньги, которые вы потратили.
– Наглец! – перебила мать Сашки. Она выглядела настолько отчаянной, что я понял: не позволит мне принимать решение, устроит какую-то подлянку ради спасения собственного сына.
– У дяди Димы полно связей, уверен, он не оставит…
– Вот именно, – кивнула женщина. – Если ты сядешь, его приемыш, о ком почти никто не знает, это никак не отразится ни на карьере Димы, ни на его здоровье. Он вытащит тебя, пусть не сразу, но вытащит. А если ты откажешься…
– Шантажируете? – казалось, комната медленно сужалась, и кислород кто-то выкачивал, заполняя помещение кислотой.
– Все указывает на тебя, понимаешь ведь? Саша даст показания, на видео твоя куртка.
– Кто угодно мог быть в этой куртке. Вы серьезно?
– Да, – она кивнула, и я понял – это конец. Мать ради ребенка сотрет с лица мир, что уж говорить о ничтожном элементе вроде меня.
– Если ты сядешь, я вытащу тебя. А если нет, останешься гнить там на весь срок! – яд сочился из ее прекрасных уст. Маска разлетелась на осколки, выдав истинное лицо женщины, которая прожила рядом со мной столько лет.
Она дала мне время на раздумье, и притормозила дело с помощью своих связей. Вот только журналисты почуяли раньше, благодаря Чеду, который притащился к Давыдову-старшему с записью драки. Он требовал дать ему добро для продажи чего-то нелегального, чего я не вникал. Вот только дядя Дима – человек других нравов и подобного никогда бы не допустил. Он выпер Олег за дверь и сказал, чтобы тот забыл дорогу к нему в офис.
Я прекрасно осознавал без слов, что мой названный отец обиделся за такой поступок, за то, что я подставил его этой дракой. И мне больше всего на свете хотелось рассказать ему правду, но в одном мать Сашки была права: история с сыном добила бы Давыдова-старшего окончательно.
В итоге информация о парне, который лежит в коме все-таки просочилась в прессу. Правда, она не получила резонанс: ведь там был не сын будущего губернатора, а какой-то приемыш, с совершенно другой фамилией. Тетя Юля постаралась, она сделала все, чтобы в зал суда повели не ее ребенка.
Началось лето… Жаркое, противное, до ужаса душное лето. Меня посадили в изолятор: в камеру, где нас было десять человек и ни одного окна. Там ужасно воняло, отвратительно кормили, не разрешали выходить на улицу, да и свидания не полагались.
Матери разрешили прийти всего раз, спасибо дяде Диме, он договаривался. После она разочарованно покачала головой и больше не давала о себе вестей. А отец был не в курсе, что меня посадили…
Откровенно говоря, еще до суда, я осознавал, что Юлия Давыдова отправит меня за решетку. Я знал, она сломает мое будущее, заберег его, вырвет зубами и отдаст своему сыну. Разве мог парень без завтрашнего дня оставаться с девушкой, улыбаться ей и целовать? Это было бы слишком эгоистично.
Я отдалился ото всех… Я думал, так будет проще.
А позже, когда оказался в той душегубке, едва не сошел с ума – время, казалось, остановилось. Там за стеной люди продолжали жить своей жизнью: вставать рано утром, идти в душ, затем на работу или учебу. Они могли промокнуть под дождем, уснуть в автобусе или засмотреться на ленивые облака, которое порой напоминали причудливых животных.
Что есть у человека в месте временного назначения? Только потолок и бесконечное количество часов. Их так много, что начинаешь ненавидеть каждую чертову секунду.
Забавно… На воле я был прямым и честным человеком, который не обидел бы никого. А сев в тюрьму, стал преступником почти убийцей.
Глава 19
Рассказ Ярослава настолько потряс меня, что на какое-то мгновение я потеряла дар речи. Это же надо: человек, которого он считал братом посадил его за решетку, отнял будущее, предал. Пожалуй, это было хуже предательства. Я не могла представить, что испытывал Ярик в то время как страдал, отталкивая нас с Артом.
С одной стороны, меня злило, что Громов не поведал свою историю еще тогда, с другой, я понимала – он делал так из лучших побуждений. Ведь Ярослава, в самом деле, могли посадить на четыре или больше лет. Его бы отправили куда-то в другой город, и наше общение, скорее всего, свелось бы к письмам или коротким звонкам. Однако я бы не бросила Ярика, ждала бы того дня, когда он выйдет на свободу, поднимет голову и вновь вдохнет безмятежный воздух. Жаль, что мое мнение в данном случае Громов не учитывал.
– Если честно, у меня немного… – Сергей прервал тишину первым. А мы молчали уже где-то минут пять. – Злость заливает вены. Саня с матерью то еще дерьмо.
– Все это уже не имеет значения, – отмахнулся Яр. – Да и мать его понять можно, она…
– Нет! – вскрикнула я, но тут же осеклась. На меня многие гости кофейни обратили внимание. – Я имею в виду, что такое понимать нельзя, и ты не должен ее прощать, – уже тише произнесла я.
– Прощение – вообще штука тонкая, – усмехнулся Арт, правда, с каким-то отчаянием и горем.
– Согласен.
– Она все равно его не заслужила, – нахмурилась я. Мне безумно хотелось зарядить этой Юлии пощечину, да и Давыдову тоже. Как можно было идти драться, а потом, поджав хвост, скидывать ответственность на ни в чем не повинного человека?! Каков трус и лицемер! В голове не укладывалось, что они с Громовым могли быть друзьями.
– Прощать кого-то или нет, есть ли в этом какой-то смысл? – задумчиво спросил Яр. Он обхватил картонный стакан обеими руками, словно пытался согреться. – Все равно рано или поздно рана затягивается, обиды забываются. В конце концов, жизнь ведь не заканчивается, если на твоем пути встретился плохой человек.
– Рассуждаешь как старушка, – сказал Арт, сделав глоток чая.
– От тебя заразился старостью.
Парни обменялись взглядами и вдруг улыбнулись, не как взрослые, а как мальчишки, которые наступают на грабли, получают шишки, спотыкаются, но все равно протягивают друг другу руку. Я тоже улыбнулась, от них обоих исходило какое-то невероятное тепло, словно наступило лето.
Правда радость моя была короткой, к нам опять подошла та девушка, кажется, ее звали Ол. Она неуверенно потопталась за спиной Громова, потом взяла стул и села рядом с Яриком. Острое, словно лезвие чувство, поразило мою грудную клетку. Кажется, это был симптом ревности.
– Это немного грубо с моей стороны, – сказала брюнетка, загибая нервно пальцы. – Но ты мог бы на минутку отойти со мной, Яр?
Я закатила глаза и недовольно поджала губы. Мне почему-то казалось, между нами с Яриком что-то вспыхнуло в тот вечер, что я ему по сей день дорога. А тут вон – эта Ол, которая мило держала его за руку, смотрела взглядом влюбленного лебедя. Создавалось ощущение, что я лишняя за этим столом.
– Это срочно? – равнодушно проговорил Громов.
– Ну… – она неуверенно пожала плечами и протянула ему телефон. Яр взял гаджет, провел пальцем по экрану, а уже через несколько секунд поднялся, и они с девушкой вышли на улицу.
Я молчаливо ерзала на стуле, пока смотрела в окно на этих двоих. Интересно, о чем они говорили, в каких были отношениях.
– Эй, – Арт щелкнул пальцами перед моим носом, заставив от неожиданности вздрогнуть. – Она – не ты, я уверен.
– Она красивая, – прошептала обиженно. Почему-то на фоне этой девушки, я почувствовала себя кактусом.
– Ты тоже.
– Ага, ты так всем говоришь.
– А разве есть некрасивые девушки?
– Арт, я серьезно, – насупилась я и сделала большой глоток чая.
– Я тоже. Не ревнуй его, уверен, ты для этого дурня единственная.
Я снова сделала глоток, затем еще парочку. На самом деле, мне не хотелось пить, просто это был единственный способ не впасть в депрессию. Она резко нахлынула, словно змея, которая затягивает удавку на шее жертвы. Я не желала видеть Ярика с другими девушки, с той Соней или с этой Ол. Наверное, во мне звучали нотки эгоизма. И как только с ними бороться? Есть ли от них лекарство?
Через пару минут Громов в компании с брюнеткой вернулись. Она пошла за свой столик и стала спешно собираться.
– Ну что? – зачем-то спросила я.
– У меня дела, – кинул он, даже не взглянув в мою сторону. И это так задело, обидело, мне вдруг до чертиков захотелось разреветься. Чем я заслужила подобное отношение?