– Я нашла среди вещей Сережи, – сказала его мать, протягивая мне конверт. Он был жёлтый, но явно не старый, просто крафтовый. В центре аккуратным почерком Арт вывел моё имя.
– С-спасибо, – кивнул я, глаза защипало от слез. Пришлось, как следует проморгаться, горе утраты никак не отпускало.
– Я не читала, Сережа бы не одобрил. Но раз он оставил, значит, это было важно для него.
– Я… прочту прямо сейчас, – сглотнув, я взял конверт и ушел на кухню. Лина осталась в зале вместе с Еленой Павловной, а отец Арта – Виктор Леонидович, вышел на улицу, кого-то надо было встретить.
Дрожащими руками я вытащил клочок бумаги и стал читать.
"Привет, Гром. Привет, мой самый лучший друг. Я бы сказал единственный, но в нашей вселенной появилась Лина, а её я тоже считаю своим другом. Это письмо тебе отдать лично у меня не получится, думаю, к тому моменту я, буду уже на пути куда-то в крутое место. Ты же понимаешь, что крутых ребят принимают только в лучшие места? Поэтому не переживай, у меня все на мази. Ладно, отодвинем лирику. Я понимаю, что тебе сейчас грустно, мне тоже. Я не шучу, хотя знаю, что много раз говорил обратное. А еще я верю, что у нас с тобой есть важная миссия. Ты свою уже выполнял, теперь мой черёд. Дорогой друг, исполни мою мечту. Я очень хочу, чтобы ты вновь поверил в себя. Чтобы стал тем крутым парнем, с которым я однажды познакомился. Обещай, что оставишь прошлое и будешь счастлив. И помни, если в тебя никто не верит, это полная чушь! Знаешь почему? Потому что у тебя есть я. Я всегда в тебя верю, дружище.
А когда станет очень грустно, посмотри ночью на небо. Видишь самую яркую звезду? Понял, да? Я слежу за тобой, поэтому не вздумай косячить.
Береги себя и Ангелину. Обязательно нарожайте минимум двух деток, а лучше трех.
Спасибо, за все.
Твой лучший друг Арт.”
Я сжал кулак и поднес его к губам. Мне потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться. А потом неожиданно на кухню вошла Ангелина. Она заметила мои покрасневшие глаза, отодвинула стул и села напротив.
– Яр, – заботливо позвала Абрамова.
– Черт возьми, – я не смотрел на нее, сжимая губы до боли. – Как можно отпустить человека, который пишет такие ванильные письма? Мы же не девчонки, ну серьезно… – мой голос дрожал, но я не замечал это.
– Он написал, что ты дурак, которому нужно перестать быть скучным? – спросила Лина. Мы встретились взглядами, и я увидел, что она тоже едва сдерживала слезы.
– Вроде того. Разве он может написать что-то умное, – хмыкнул я и отдал ей клочок бумаги. Ангелина пробежалась по нему глазами. Она грустно улыбнулась, хотя это была довольно теплая и нежная улыбка. Затем Абрамова поднялась со стула и села передо мной на корточки. Она расправила несколько прядей моей челки, освободив область лба. Лина делала это заботливо, словно за простым жестом скрывалось нечто большее.
– Мне так грустно, – прошептала Ангелина, продолжая, избегая нашего зрительного контакта.
– А я наоборот – зол так, что зубы сводит. Хочу убить этого урода Славика. – Сердце разрывалось от осознания, что один человек жив, хотя не достоин этого, а другой больше никогда не переступит порог своей квартиры, хотя мог бы принести в этот мир столько добра.
– Знаешь, Арт бы тебя поругал, – она все еще не смотрела на меня, а мне почему-то так хотелось обратного.
– Почему?
– Он считал тебя другим. Ты был в его глазах героем. А герои… – Лина обхватила ладонями мое лицо и наконец, взглянула на меня. Сердце забилось быстрее, не потому что я сгорал от любви к этой девушке, а потому что видел в ее глазах свет, от которого пытаться спрятаться. Обида, злость, разочарование переполняли душу. Во мне будто кто-то открыл ящик Пандоры, вытолкнув все хорошее, что с таким трудом там появилось после изолятора, нет с рождения.
– Герои так себя не ведут, – дополнил я. – Они прощают, отпускают и двигаются дальше. Я знаю, Серый внушал мне эту фигню с детства. У него было свое представление о мире.
– Знаешь, – Лина наклонилась и коснулась своим лбом моего. Наше дыхание закружилось вихрем, обжигая кожу. – Я все думала, что было бы лучше, если бы боль умели отключать, но потом поняла – это хуже.
– Почему?
– Познакомиться с таким человеком, как Арт было счастьем. А счастье и горе, к сожалению, порой идут параллельно друг другу. Не познав близости с человеком, ты не познаешь ничего.
Я промолчал, хотя понимал: она практически цитировала мысли Сереги. Он всегда считал, что боль – это скорее синоним любви, нежели антоним. Он верил, что каждый человек приходит в этот мир не просто так. И еще это послание… Арт будто знал, что скоро покинет нас, знал, что я окажусь на пороге отчаяния. Господи, этот чертов романтик, даже здесь показал мне средний палец.
С моих губ слетел смешок.
– Ты чего? – шепнула Лина.
– Ничего, просто… рад, что ты рядом.
Глава 38
Я вышла на улицу, следом вышел Ярик. Он выглядел сегодня как-то иначе, словно собрался на парад: белая рубашка, обтягивала его широкие плечи, черные классические штаны, и пиджак, поверх которого он надел парку, придавали ему строгости. Меня Громов тоже попросил одеться во что-то светлое, несмотря на то, что на похороны принято брать черные цвета.
Уже позже, Елена Павловна поблагодарила нас за внешний вид. Оказывается, Сережа всегда был против траурных нарядов. Он хотел, чтобы в день прощания с ним, люди не плакали, а просто пожелали ему успешно дойти до нового места, найти там хороших друзей. И хотя я не верила в ворота рая, но не могла не поддержать желание лучшего друга.
На кладбище мы поехали на автобусе, который специально взяли в аренду родители Арта. Нас было не очень много, человек тридцать, и то в основном родня, ну и несколько соседей. Я думала, Кристина тоже поедет, но она почему-то не пришла.
Мы с Яриком сели в самый конец, он взял меня за руку. Автобус иногда трясло, он был стареньким, а окна завесили черными шторками. Родственники между собой тихо общались, вспоминали Арта, его шутки. Я подслушивала, как люди хвалили Сережу, и честно признавались, что, таких как он больше не встречали. Кажется, у нас у всех были схожие чувства.
В какой-то момент к глазам снова подступили слезы. Я вспомнила улыбку Арти, его голос, как он поддерживал меня и называл “принцесса”.
– Иди ко мне, – Ярик будто почувствовал, что меня захлестывает тоска и приобнял. Он крепче сжал мою руку, передавая тем самым больше, чем поддержку. Таким образом, Ярослав будто пытался забрать мою боль утраты, пустоту скопившуюся в груди.
Остаток пути мы провели в молчании.
На кладбище оказалась ветрено и мрачно. Оно располагалось на выезде из города, на небольшой возвышенности, с другой стороны пролегала лесополоса. Родственники и соседи шумно выбрались из автобуса, они стали обсуждать надгробия, цены на венки и предстоящие посиделки в столовой.
Я старалась абстрагироваться, да и в целом, мне не хотелось смотреть, как будут нести гроб. Поэтому попросила Ярослава остаться возле автобуса, пока не закончится процессия и уже после подойти. Он не стал сопротивляться, кажется, у нас и здесь были схожие ощущения.
Ближе к концу похорон, мы все-таки пошли к могиле. Священник к тому времени уже закончил свое дело. Кто-то из гостей громко плакал, кажется, это была бабушка Арта. Его мать старалась держаться, но я видела как она то и дело утыкалась носом в плечо мужа.
Ярослав взял розу, их привезли заранее, опять же просьбе родителей Сережи, и положила в коробку. Розы были алые, словно их облили кровью, и при этом очень красивые, пышные, на длинном толстом стебле. Подержав в руке цветок, Яр кинул его в глубину могилы. Несколько лепестков оторвались, ветер подхватил их, и закружили их в воздухе. Это было так необычно, словно перед нами был дух Арти и он подавал знак.
– Мы познакомились, – произнес вдруг Ярослав, не сводя глаз с лепестков. – Когда я прятался под горкой после ухода матери. Он был таким назойливым, что я разозлился. А потом взял и выложил свои переживания незнакомому мальчишке. У меня тогда уже был лучший друг, но я не пошел к нему. И только сейчас я понимаю, что лучшего друга тогда у меня не было. Он появился в тот день, когда Серега подобрал бездомного кота. Вот же незадача… – усмехнулся Громов. Все вокруг молча на него смотрели, и я тоже смотрела. Небо немного разошлось, солнце проникло и на хмурое кладбище. Оно светило на нас – на Ярослава, будто пыталось поддержать его одинокую речь.
– Я только сейчас понял, что тем бездомным котом был я. Эй, фанат утопии, – голос у Громова дрогнул, тогда я подошла ближе и взяла его за руку. – Я выполню твое обещание. Спасибо за все. Знай, у меня всегда был и будет только один лучший друг, и неважно на земле ты или на небесах.
Я всхлипнула, а Ярослав наоборот улыбнулся.
Мы еще немного постояли, пока люди медленно уходили к автобусу. Отец Арти подошел к нам и кивнул Яру, а затем потрепал его по волосам, словно сына.
– Он научил нас многому, – сказал тихо Виктор Леонидович. – Например, ценить каждый день, ловить моменты счастья.
– Да, из него вообще вышел отличный учитель, – согласился Ярослав.
– Особенно на кухне. Ты бы видел, как он Леночку гонял.
– Я однажды попытался приготовить яичницу, Серый отобрал лопатку и сказал, что не позволит миру увидеть мое извращение, – говорил с ностальгией в голосе Громов.
– А меня он заставил прочитать «Войну и Мир», хотя я ненавижу читать. Вот же проказник. Ладно, идемте, ребята. – Виктор Леонидович улыбнулся, и пошел следом за женой.
Дождавшись, когда все сядут в автобус, мы с Ярославом тоже пошли по узкой тропинке вниз. Он держал меня за руку, молча разглядывая небо. А потом мы неожиданно остановились… Я не сразу поняла почему, да и Громов сделался каким-то серьезным, строгим, словно рядом со мной возник другой человек.
– Что такое, Ярик?
Он ничего не ответил, поэтому мне пришлось проследовать за направлением его взгляда. Там у лавки с венками стояла женщина. В отличие от многих, она была одета дорого, солидно. На ногах сапоги на толстом каблуке, на волосах заколка не иначе с драгоценными камнями.