25. С двойным составом
Едва Сергей Доронин выехал за пределы станции, как над Низовьем вспыхнула осветительная ракета. Почти неподвижно повиснув в воздухе, она залила станцию тусклым мерцающим светом.
— Фонарь повесили, сволочи, — выругался кочегар Телегин, вглядываясь в небо: — теперь, как днем, бомбить будут.
Сергей медленно добавил пар в цилиндр машины, крепко стиснув рукоятку регуляторного вала. Поезд шел пока по небольшому уклону, за которым следовала десятикилометровая ровная площадка, а за ней начинался крутой подъем пути — самый тяжелый на всем участке дороги от Низовья до Воеводино. Чтобы преодолеть его, нужно было набрать возможно большую скорость и припасти побольше пара.
Сергей посмотрел на манометр. Рабочая стрелка его была у контрольной черты. Давление пара в котле приближалось к пределу. Доронин обернулся к бригаде. Помощник его, Алексей Брежнев, с обнаженной головой, мокрый от пота, регулировал стокером подачу топлива. Кочегар Телегин разгребал уголь в тендере.
Напряженно вглядываясь через окно в насыпь дорожного полотна, Сергей видел убегавшие вперед и растворявшиеся в темноте светлые полоски рельсов, отражавшие своей полированной поверхностью свет луны. Поезд теперь довольно далеко отошел от станции. Когда Доронин обернулся назад, он не различил уже ее строений, заметил только яркие вспышки разрывов зенитных снарядов и пестрые строчки трассирующих пуль. Грохот поезда заглушал звуки выстрелов.
Но вдруг в разных местах к небу поднялись мощные снопы пламени. На фоне их резко выступили контуры станционных зданий, а звуковая волна лишь спустя несколько минут глухо ударила в уши Сергея.
— Бомбят, гады! — воскликнул Брежнев.
Сергей ничего не ответил ему и только отжал до отказа рукоятку регулятора.. Поезд шел теперь на предельной скорости, и дробный стук множества колес его сливался в сплошной грохот.
«Только бы взять подъем, — тревожно думал Сергей, щуря глаза от резкого встречного ветра, — только бы взять подъем!..» Он знал, что его рейсом начались вторые сутки работы по уплотненному графику. Ему очень хотелось ознаменовать их большой трудовой победой.
По возросшим воинским перевозкам, по характеру грузов Доронин давно уже чувствовал, что на фронте готовится что-то очень серьезное. Сергей вспомнил, как год назад пришел он в партийный комитет своего депо с заявлением об отправке его на фронт. Добрый час объяснял ему тогда секретарь парткома, что в такое трудное время Сергей Доронин, лучший машинист станции Воеводино, всего полезней именно здесь, в депо, на ответственном трудовом фронте.
После этого Сергей не заикался больше об отправлении его на фронт. Теперь же старые мысли все чаще стали волновать Сергея. В Воеводино есть ведь машинисты, стахановский труд которых позволил осуществить уплотненный график. В депо Низовье узнал Сергей, что сутки работы по этому графику прошли отлично. Секретарь партийного комитета теперь уже не сможет сказать, что Доронина некем заменить.
По щекам Сергея от резкого встречного ветра текли слезы, но он почти не отрывался от окна, всматриваясь в ночную тьму. Несколько раз путевые обходчики сигнализировали ему фонарями, извещая об исправности пути. Сергей приветливо кивал им головой, хотя вряд ли они видели его в будке паровоза, стремительно несущегося вперед.
26. На крутом подъеме
На подъеме поезд заметно снизил ход. Сергей, включив песочницу, то и дело подсыпал песок под колеса паровоза для большего сцепления их с рельсами. Он тревожно прислушивался к работе пара в цилиндрах паровой машины. Учащенный ритм ее напоминал теперь дыхание человека, тяжело идущего в гору. Взглянув на манометр, тускло освещенный синей лампочкой, Сергей заметил, как дрогнула стрелка и стала медленно сползать с красной контрольной черты.
— Ничего идем, Сергей Иванович, — с напускной бодростью заметил Брежнев, бросив беглый взгляд на манометр. — Почти не сбавляем скорости.
В тон ему Сергей весело произнес:
— Кормите получше нашего молодца, а уж он не подведет.
— Да уж куда больше! — ответил Брежнев. — Слышишь, как стокер расшумелся?
Хотя стокер работал действительно непрерывно, разбрасывая по топке все новые и новые порции угля, стрелка манометра все-таки продолжала падать. В этом, правда, пока не было ничего особенно страшного, так как подъем всегда съедал запасы пара, но Сергею казалось все же, что давление падает слишком уж быстро.
«А что, если мы застрянем здесь?.. — пронеслась тревожная мысль. — Ведь тогда придется вызывать резервный паровоз и по частям втаскивать застрявший состав на подъем. От этого на участке все движение застопорится...»
Распахнув дверцы, Сергей заглянул в топку. Раскаленная поверхность угля была в ней неровной. Во многих местах виднелись утолщения, а в провалах уже темнели пятна шлака.
— Что у вас с углем? — взволнованно крикнул Сергей, обернувшись к Брежневу и Телегину.
— Все в порядке, Сергей Иванович, — спокойно ответил помощник. — Стокер захватывает уголь полным лотком, сам наблюдаю за этим делом.
— Как же все в порядке, если в топке угля нехватает, да и лежит он к тому же неровным слоем! — стараясь сдержать волнение, воскликнул Сергей и снова взглянул на манометр.
Давление пара упало уже на три атмосферы.
— Самолеты над нами! — дрогнувшим голосом крикнул Телегин, выглянув в отверстие контрбудки и спрыгивая с тендера в будку машиниста.
— Закрой топку, — коротко приказал Сергей Брежневу. — Дай сигнал воздушной тревоги поездной бригаде.
Затем Доронин быстро взобрался на тендер и стал внимательно осматривать ночное небо. В грохоте поезда он не слышал шума авиационных моторов. Но вот самолеты тускло блеснули в свете луны, разворачиваясь по курсу поезда. Их было три или четыре. Они спустились довольно низко и пролетели вдоль поезда, но не сбросили ни одной бомбы.
«Может быть, это те, что бомбили Низовье, и у них не осталось уже бомб?..» — подумал Сергей.
В это время вспыхнула осветительная ракета, и все вокруг стало видно, как днем. Поезд все еще шел на подъем, но ход его теперь уменьшился почти вдвое.
Осмотревшись, Сергей снова поднял вверх голову, отыскивая самолеты. Вдруг один из бомбардировщиков с пронзительным визгом, слышным даже сквозь шум поезда, пошел в пике. Сергей даже пригнулся невольно, но бомбардировщик, перейдя в бреющий полет, лишь прострочил по поезду длинной очередью трассирующих пуль.
«Значит, это в самом деле те, что были в Низовье», — решил Сергей и крикнул кочегару:
— Ты куда это спрятался, Телегин? А ну, живо на тендер!
Телегин быстро взобрался к Сергею и, поглядывая на небо, стал подгребать уголь к лотку стокера.
— Нечего ворон считать, — сердито сказал ему Доронин, — поинтересуйся лучше, что за уголь у тебя под ногами.
— Паршивый уголь, Сергей Иванович, — поспешно отозвался Телегин. — Одна пыль...
— Разве Алексей не учил тебя, что делать в таком случае? — строго спросил Доронин. — Возьми сейчас же шланг и хорошенько смочи уголь водой. Чуть было не подвел ты нас...
Самолеты еще несколько раз пикировали на поезд, обстреливая его из пулеметов. Наконец они улетели. Только осветительная ракета все еще висела в воздухе.
Спустившись в будку машиниста, Сергей посмотрел на манометр. Стрелка его упала теперь с пятнадцати до десяти атмосфер.
— Никогда еще подъем не пожирал у нас столько пара, — с тревогой произнес Брежнев. — Да и скорость сильно упала. Ох, не засесть бы!..
— Хватит тебе охать, Алексей! — сердито оборвал его Доронин. — Сам же виноват во всем, да еще хнычешь.
Брежнев удивленно вытаращил глаза на машиниста и, казалось, застыл на месте с открытым ртом, не в силах вымолвить ни слова.
— П-позволь... — пробормотал он наконец, заикаясь, но Доронин снова перебил его:
— Нет, не позволю!
Сергей даже побледнел от гнева. Он, правда, и себя винил в случившемся, но главным виновником был Брежнев, отвечающий за топку паровоза. Отвернувшись от него, Сергей высунулся в окно будки и подставил разгоряченную голову навстречу холодному ветру.
Машинист не желает с ними разговаривать. Ну что ж... Алексей полез на тендер и, увидев, что кочегар поливает уголь из шланга, понял, почему сердится на них Доронин. Давно бы уже следовало смочить уголь.
— Вот ведь в чем оказия-то! — сокрушенно воскликнул он. — Чорт знает, до чего ты иногда бываешь бестолков, Телегин! Объяснял ведь я тебе, что сухой мелкий уголь при сильной тяге выносит прямо в трубу, а смоченный аккуратно ложится на колосники и хорошо сгорает. Вода, сам знаешь, ему не страшна.
— Был у нас такой разговор, товарищ Брежнев, — виновато признался Телегин. — Так ведь разве упомнишь все в такой кутерьме? А тут еще фашистские стервятники над головой...
— Нашел, чего пугаться! — презрительно сплюнул Брежнев. — Мало ты еще под бомбежками бывал. Вот погоди, поездишь с нами месячишко, перестанешь на это обращать внимание, будешь только о работе думать.
В это время на тендер поднялся Сергей Доронин.
— Этакую прорву угля на ветер выбросили, а теперь дискуссии тут разводите, — сказал он строго, но в голосе его не было уже прежнего раздражения. — Скажите еще спасибо, что мы на подъем вскарабкались, а то представляете себе, что бы с нами было?
Взглянув на расстроенные лица своих помощников, Сергей смягчился.
— Ну, за работу! — скомандовал он. — Подсыпай, Никифор, в лоток уголь покрупней. А ты, Алексей, приготовься принять с ходу жезл у дежурного по станции. Через Грибово, хоть и в обрез, но все-таки по расписанию проследуем.
27. Точка зрения майора Булавина
Прочитав телеграмму Булавина, генерал Привалов задумчиво произнес:
— Да, положение сложилось замысловатое.
Заложив руки за спину, он тяжело прошелся по кабинету, слегка припадая на левую ногу. Полковник Муратов, наблюдая за ним, подумал: «Опять, видно, дает себя знать раненая нога...»