— Молчать! Десять дней — крайний срок. Если Минск не будет взят к этому времени, я лично буду рассматривать вопрос о компетенции фон Бока. И некоторых других военачальников. Разговор окончен.
Уходящие генералы уже не видели, как Гитлер нервно вгрызался в носовой платок…
— Итак, Лаврентий, ты разместил товарищей инженеров?
— Да, Иосиф Виссарионович. Лучшие условия, какие мы только можем создать.
— Что они могут нам предложить для начала?
— Технология производства так называемых термобарических боеприпасов — это очень мощные бомбы. Кроме того, генерал Ледников просил развернуть производство реактивных снарядов. У них есть несколько человек, которые могут нам в этом очень помочь. Конечно, эффективности боеприпасов будущего нам не добиться, но по сравнению с тем, что у нас есть сейчас… Согласно полученной нами информации, наши реактивные минометы с минимальными изменениями будут более чем эффективны.
— Хорошо. Что еще?
— Напалм. Очень эффективная зажигательная смесь. Производство можно развернуть в кратчайшие сроки. Автоматическое оружие, так называемый пистолет-пулемет Судаева. Оружие очень простое в производстве и тоже очень эффективное — так что уже сейчас мы готовы его выпускать.
На будущее — автомат Калашникова. Не то что у них сейчас, опять-таки, но немногим хуже. Их генералы, да и солдаты, в один голос говорят, что лучшего для нынешнего времени просто нет. Высочайшая надежность, большой магазин и простота. Патрон помощнее, чем у ППШ, но послабее, чем у винтовки. Весьма эффективно. Так что тоже быстро начнем производить — здесь основная проблема в патроне, а не самом автомате. Понадобится где-то около полугода, чтобы развернуть производство.
Гранатометы. Фактически этим словом обозначают два класса оружия — противотанковое оружие и оружие поддержки. Первое — это реактивный снаряд, запускаемый с рук. Второе — нечто вроде пулемета, стреляющего гранатами. Как оказалось, у нас разрабатывались и даже с относительным успехом применялись в «зимнюю войну», но разработчик, а именно хорошо известный вам Таубин, оказался репрессирован. Есть мнение, что даже его образец после некоторых переделок будет намного эффективнее ротного миномета.
— Ну, ошиблись из-за вредителей, ничего. Может, выпустим товарища Таубина в помощь товарищам потомкам? Раз уж был прав насчет гранатомета. Напортачил с пушкой, конечно… Но Родина может и простить. Займешься этим, Лаврентий.
— Да, Иосиф Виссарионович. Кроме того, получим от потомков огромную помощь в танкостроении. Помогут нам модернизировать наши танки и разработать новые. С самолетами похуже, у них ни одного конструктора или даже просто инженера оттуда нет. Разве что обслуживающие их летательные аппараты техники смогут помочь хоть немного. — Нарком пожал плечами и добавил: — Хотя следует отметить, что у них достаточно фанатиков оружейного дела. И на этих их электронных устройствах содержится огромное количество информации самого разного характера. Так что в целом большие перспективы. И еще очень важное. У них есть лекарства, антибиотики. Очень сильные. Даже при заражении крови могут помочь. Обещают помочь с развертыванием производства.
— Замэчательно, Лаврентий. — Вождь замолчал, задумчиво глядя в окно. Потом произнес: — Через два часа совещание ГКО, ты распорядился относительно этой их волшебной карты?
— Да. Это не совсем карта, Иосиф Виссарионович, это просто тонкий экран, подключенный к компьютеру.
Сталин не дал договорить Берии:
— Оставь тэхнические подробности. Сегодня удивим наших генералов, а? — Вождь ухмыльнулся.
— Ну что, товарищи маршалы, готовы мы ответить Гитлеру?
— Да, товарищ Сталин. — Отвечать на вопрос вождя поднялся Шапошников. Покрутив в руках непривычную лазерную указку, он ее отложил, заменив на обычную.
— Мы сосредоточили против ослабевшей в результате действий наших неожиданных союзников второй танковой группы семнадцатый механизированный корпус, сто пятьдесят пятую, сто двадцать первую и сто сорок третью стрелковые дивизии.
— Насколько нам стало известно, Борис Михайлович, Гудериан более не командует второй танковой группой, теперь ею командует сам фон Клюге. — Сталин жестом попросил маршала продолжить.
— Основной удар наша группировка нанесет по двадцать четвертому танковому корпусу, с целью создания угрозы флангу остаткам сорок седьмого танкового корпуса. Одновременно с этим части четвертой армии совместно с Особой армией нанесут удар в районе Бреста по сорок шестому танковому корпусу вермахта. Учитывая, что «Великая Германия» фактически уничтожена, противостоять им будут только десятая танковая дивизия и моторизованная дивизия СС «Рейх».
— Уничтожению последней надо будет уделить максимальное внимание. — Молотов усмехнулся: — Представляете, как прозвучит: советские войска уничтожили Великую Германию и Рейх.
Члены совета ГКО заулыбались.
— Таким образом, в случае успеха сорок седьмой танковый корпус будет фактически окружен и вторая танковая группа прекратит свое существование. Мы окончательно снимем угрозу окружения наших войск в Белостокском выступе и создадим угрозу флангу четвертой армии вермахта. — Шапошников отвернулся от карты и посмотрел на Сталина.
— То есть, Борис Михайлович, мы окончательно сорвем планы немецкого командования?
— Более того, товарищ Сталин. Мы фактически создаем предпосылки для перехода в наступление.
— Ну, об этом еще пока рано говорить, товарищи. Нэ будем торопиться. Головокружение от успехов, как вы помните, ни к чему хорошему не приводит. Но вот вы, товарищ Ватутин, все же разработайте план на случай успеха. — Генерал кивнул.
— Теперь касательно Особой группы. В документах нам надо ее как-то называть. Поэтому, товарищи, надо бы нам придумать названиэ ее бригад. У кого какие предложения?
— У меня есть вариант, товарищ Сталин, — поднялся уже Берия. — Предлагаю назвать их Первой и соответственно Второй Особыми механизированными бригадами РВГК. Действующими в составе Особой армии РВГК.
— Еще есть инициативы?
Переглядывающиеся члены ГКО и генералы ничего не ответили.
— Хорошо, товарищ Берия. Примем ваш вариант. Всем спасибо, все свободны. А вас, товарищ Молотов, я попрошу остаться. — Частично просмотренные Сталиным «17 мгновений весны» даром не прошли. — Товарищ Молотов, будем с вами разрабатывать документ о статусе товарищей потомков. И вы, товарищ Берия, пожалуй, тоже останьтесь.
Пауль Хауссер с самого утра чувствовал себя отвратительно. Последние две ночи ему снились жуткие кошмары. Главными действующими лицами в них были Гитлер и Сталин. В последнем сне глава большевиков на чистом немецком спрашивал, что Пауль предпочитает: быть забитым до смерти, заморенным голодом или повешенным? А Гитлер уговаривал его выбрать голод…
К плохому настроению добавлялось предчувствие катастрофы. Фон Бок ходил весь осунувшийся и был совершенно не похож сам на себя. Что и неудивительно. До срока, данного Гитлером, оставалось всего ничего, а Минск стоял и сдаваться не собирался. Русские перебросили туда еще несколько дивизий и большое количество противотанковых орудий, значительно усилив оборону. Попытки взять город с налета закончились ничем, кроме больших потерь в технике и живой силе. А окружить его не удалось…
Хауссер вспомнил, как в качестве командира дивизии «Рейх» ходил навещать Гудериана. Тот выглядел ужасно. И дело было даже не в бинтах и синяках, не в гипсе и не в капельнице. Самым страшным для Пауля были глаза танкового гения Рейха. Они были потухшими и безжизненными, словно генерал был при смерти.
Эсэсовец грустно помотал головой, вспомнив, как он спросил о состоянии Гудериана у его лечащего врача. «Стабильное, средней тяжести, с тенденцией к улучшению» — это уже тогда удивило эсэсовца. Генерал живой, ну ранило его, ну контузия, но ведь это все пройдет, а мы тем временем победим. И вот в последнем теперь-то Хауссер был не уверен. И понимал причину потухших глаз своего бывшего командира. Если сначала он было решил, что это из-за того, что генерал-полковник не сможет принять участие в разгроме Красной Армии, то теперь он считал, что Гудериан попросту не верит больше в победу немецких войск. А учитывая обстановку на фронте…
Вчера вечером русские нанесли мощный удар по 24-му танковому корпусу. Тот начал медленный отход. Но приказ на выдвижение на помощь пришел в «Рейх» почему-то только сейчас, когда на часах значилось уже 13:00.
Хауссер был к приказу готов, отдав указание готовиться к выдвижению еще утром. И все еще надеялся, что они успеют помочь. В этом наступлении русские вроде бы не применили свои абсолютно неуязвимые танки, используя лишь только Т-34 и КВ.
Пауль грустно усмехнулся. Еще пару недель назад это были совсем не «всего лишь Т-34 и КВ». Но теперь, после уничтожения «Великой Германии»…
В 13:37 моторизованная дивизия СС «Рейх» выдвинулась вслед 10-й танковой дивизии на помощь 24-му танковому корпусу…
— Короткая! Огонь! — Звон вылетевшей гильзы подстегивает лихорадочный поиск новой цели.
— Цель справа! — Немецкий Т-2, пятясь, пытается уйти с поля боя.
— Огонь! — «Тридцатьчетверка» вздрагивает, и очередной танк фашистов пылает.
Бой идет всего полчаса, но каждая минута кажется вечностью. Советские войска уже побеждают… но окончательно еще ничего не ясно. Части 24-го танкового корпуса вермахта сражаются отчаянно. И эта конкретная часть, на этом конкретном поле — тоже.
А еще час спустя советские танкисты подсчитывали потери. Результаты были не слишком хороши — с одной стороны, задача выполнена, противник отброшен. Немцы потеряли довольно много танков и пехоты. Но и Красная Армия недосчиталась пары десятков машин. Несколько можно починить, но таковых немного…