во-первых, только временный выход, а, во-вторых, именно такой выход, который соответствовал сокровенным чаяниям лондонских (и парижских) политиков. А именно — таким образом предоставить Гитлеру возможность действовать против СССР, который внешне вроде бы и не влечет никакой ответственности Запада. Это старинная «методика высшего пилотажа» британской дипломатии — сотворить подлость против своего врага руками самого же этого врага, загнав его в такую ситуацию, выход из которой является сколь единственным, столь же и наиболее желательным для Лондона. Расчет лондонских политиков строился на учете очень простого и хорошо известного феномена европейской политики — логики европейского равновесия. А оно-то, как уже отмечалось выше, исторически сложилось так, что вслед за любыми договорами о дружбе и сотрудничестве или ненападении и нейтралитете какого бы то ни было государства с Германией, со стороны посчитавшего себя ущемленным государства в самые кратчайшие сроки последует адекватная реакция в виде заключения аналогичного же договора с той же Германией!
Заключение же аналогичного договора с Германией и означало «предоставить Гитлеру возможность действовать». А «предоставление Гитлеру возможности действовать» в переводе на язык геополитических реалий того времени означало предоставить ему территориальный «кредит» для нападения на СССР.
Откровенно говоря, еще в начале весны 1936 г. Сталин предвидел принципиальный вариант такой сделки. В состоявшейся 1 марта 1936 г. беседе с председателем американского газетного объединения «Скриппс — Говард ньюспей-перс» Роем Говардом, отвечая на вопросы последнего «Как в СССР представляют себе нападение со стороны Германии? С каких позиций, в каком направлении могут действовать германские войска?», Сталин заявил следующее:
«История говорит, что когда какое-либо государство хочет воевать с другим государством, даже не соседним, то оно начинает искать границы, через которые оно могло бы добраться до границ государства, на которое оно хочет напасть. Обычно агрессивное государство находит такие границы. Оно их находит либо при помощи силы, как это имело место в 1914 г., когда Германия вторглась в Бельгию, чтобы ударить по Франции, либо оно берет такую границу „в кредит“, как это сделала Германия в отношении Латвии, скажем, в 1918 г., пытаясь через нее прорваться к Ленинграду. Я не знаю, какие именно границы может приспособить для своих целей Германия, но думаю, что охотники дать ей границу в „кредит“ могут найтись»[145].
Причём именно такой «территориальный кредит», который обеспечил бы возникновение ситуации непосредственного территориального соприкосновения между Германией и Советским Союзом! Потому что после Мюнхенской сделки, когда Запад укрылся фактически за пактами о ненападении с Германией, а у Советского Союза аналогичный и пролонгированный только до лета 1938 г. договор истек, предвидеть в этой связи конкретный шаг СССР — заключение договора о ненападении с Германией — было проще пареной репы. Об этом знали даже европейские дворники, а послы и разведки всех стран в изобилии приводили своим правительствам самые убедительные доказательства абсолютной неминуемости такого шага Москвы. Запад совершенно сознательно и злоумышленно создавал ситуацию абсолютной неминуемости заключения советско-германского договора о ненападении. Потому и сорвал августовские 1939 г. переговоры в Москве.
Однако ни Запад в целом, ни тем более Великобритания не могли собственноручно гарантировать реализацию такого сценария. Тем более предоставить Гитлеру столь необходимую ему базу в Восточной Польше. Это было за пределами его возможности — преодолеть иррационально бешеное упрямство ляхов не под силу даже Западу. Даже в тех случаях, когда речь идёт об организации нападения на Россию (СССР). Поэтому первоначально была сделана попытка спровоцировать Сталина на такой шаг еще до Мюнхена. Когда же он не поддался на эту провокацию, то уже Мюнхенская сделка стала провоцирующим неизбежность заключения нового договора о ненападении между СССР и Германией фактором. Потому что и до Мюнхенского сговора — ещё в 1937 г. — Великобритания прекрасно знала, что Гитлер при любых обстоятельствах нападет на Польшу (к слову сказать, Сталин знал об этом еще с 1935 г.). Однако поскольку последняя непосредственно граничила с Советским Союзом, то Москва вынуждена будет пойти на новое соглашение с Берлином, дабы обезопасить свои западные границы. А поскольку со времен спровоцированной все той же Великобританией советско-польской войны 1920 г. СССР был территориально ущемлен аннексией исконно русских земель Западной Украины и Западной Белоруссии в пользу Польши, то новое соглашение между Москвой и Берлином всенепременно затронет и эти проблемы. Это высчитывалось, как дважды два четыре. И тогда ответственными за начало войны станут как Гитлер, так и Сталин. И при этом не Запад, а именно Сталин станет виноватым в том, что Гитлер окажется непосредственно у него на границе! Как и говорил Раковский на допросе.
Что поделаешь, если самым главным «искусством» в британской дипломатии является, подчеркиваю это вновь, не сотворение подлости — на это внимания там не обращают, ибо она и так вся соткана из подлости, — а сотворение подлости чужими руками, то есть при полном отсутствии каких-либо идентифицируемых следов британской дипломатии! Причем высшим пилотажем в этом «искусстве» британской дипломатии считается сотворение подлости для противника Великобритании руками самого же этого противника Великобритании! Проще говоря, когда противник ставится в столь безвыходную ситуацию, что единственный выход из нее становится наиболее желанным для Великобритании! Вот почему до поры до времени Польшу не использовали в торге между Гитлером и Западом. Хотя еще с 1925 г. было прекрасно известно, что в своей политике подготовки будущего столкновения Германии с СССР Великобритания изыскивает базу в Польше. Но ведь не для себя же, а для того, чтобы выгодно сдать эту базу «в аренду» агрессору, то есть Германии. Как, впрочем, и базу в Прибалтике.
В этой связи позвольте привести прекрасную аналитическую выкладку, которую в своем новом блистательном труде «Прибалтика. Почему они не любят бронзового солдата?» (М., 2007. С. 227–229) привёл известный историк Ю. В. Емельянов:
«К последней декаде августа, когда у Советского правительства были исчерпаны резервы времени для отсрочки решения, перед ним стоял выбор из ограниченного числа альтернатив… Советская страна имела три схожие возможности для внешнеполитических действий: 1) заявить о своем решительном неприятии сделок с Германией и тем самым взять курс на войну с гитлеровским режимом; 2) заявить о своем отвращении к любым соглашении с империалистической державой, но в военные действия с Германией не вступать; 3) подписать договор о мирных отношениях с Германией. Учитывая существенные различия, происшедшие за 20 лет в мире и в положении Советского государства, рассмотрим, как выглядели эти три возможных варианта действий в 1939 г.
1. Отказ от договора о ненападении с Германией и продолжение попыток достичь соглашения с западными державами о совместных вооруженных действиях против Германии.
Советское правительство не могло не догадываться, что военный конфликт может начаться со дня на день. Неоднократно выраженное стремление германских руководителей подписать договор с СССР как можно быстрее и не позднее 23 августа свидетельствовало об одном: до начала войны оставались считанные часы. (На военном совещании у Гитлера был назначен день начала войны с Польшей — 26 августа. Лишь затем дата была перенесена на 1 сентября).{5}
Советское правительство понимало, что антигитлеровский союз к началу военных действий создать не удалось. Более того, оно видело, что западные державы стремятся максимально уклониться от выполнения своих союзнических обязательств и возложить основную тяжесть военных усилий на Советский Союз.{6}
В этом случае возникала опасность того, что в ближайшие дни Советскому Союзу предстояло бы вступить в бой с мощной германской армией не только без помощи Англии и Франции, но и имея рядом Польшу, которая и слышать не желала о военном сотрудничестве с СССР и, возможно, организовала бы вооруженное сопротивление… Этот вариант действий ставил судьбу Советского государства в зависимость от внешних факторов…{7}
2. Отказ от любых соглашений с империалистическими державами.
Вероятно, подобные действия дали бы известную отсрочку вступления в войну, но практически неизбежная агрессия Германии началась бы с рубежей, расположенных в основном по польско-советской границе, установленных еще Рижским договором. Стратегическое преимущество Германии в этом случае было бы неоспоримым.{8}
3. Согласие на подписание договора о ненападении.
Вопрос о целесообразности заключения советско-германского договора о ненападении стал предметом публичных дискуссий с момента его подписания. Поставил этот вопрос и И. В. Сталин в своей речи 3 июля 1941 года, сказав: „Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии“».{9}
Как ни крути, но Сталину было вовсе не с руки провоцировать Гитлера на войну против Польши, которая, в случае успеха германских войск, действительно автоматически вывела бы их непосредственно на (прежнюю) границу с Советским Союзом, да еще и в ситуации военных действий между СССР и Японией. Не стоит опускаться до мысли о том, что Сталин мог быть заинтересован в появлении на границе СССР войск крайне агрессивного и крайне враждебного по отношению к Советскому Союзу государства. Но даже если бы Сталин и захотел, например, спровоцировать мировую войну — всего лишь гипотет