– Хорошо, я согласна принять участие!
– Вы очень милостивы! – произнес лицемер, отвешивая низкий поклон.
В назначенный для охоты день Мария встала очень рано. Летнее время и более гигиеничные условия жизни восстановили ее здоровье, и она снова приобрела прежнюю жизнерадостность. С тех пор как ей возвратили экипаж, она совершала частые прогулки в окрестностях замка Чартлей. Правда, эти поездки были всегда обставлены чрезмерными предосторожностями. Сам Полэт с восемнадцатью конными стрелками сопровождал экипаж королевы, к которому никто, даже ни один нищий, не смел приблизиться.
Хотя Полэт не подавал Марии никакого основания предполагать, что этот выезд на охоту можно считать уступкой со стороны королевы Англии, но кто знаком с ощущениями человека заключенного, тот поймет, как охотно тот цепляется за самую слабую надежду и желает видеть в этом признак скорого освобождения. Такими мыслями была занята и Мария.
Она не только встала рано, но и была в чрезвычайно веселом настроении. Несомненно, что и развлечение предстоящей охотой имело известную прелесть для лишенной свободы королевы.
Она много шутила со своими дамами, пока совершала туалет, а затем позавтракала с большим аппетитом.
Немного спустя подъехал экипаж королевы, запряженный четверкой лошадей, появился обычный эскорт, и Полэт проводил Марию из ее комнат к экипажу. Она была настолько хорошо настроена, что сказала несколько любезных слов старому лицемеру и позволила ему помочь ей сесть в экипаж. Затем рыцарь сел на лошадь, и тронулись в путь. Полэт держался у самой дверцы экипажа.
– Прекрасный день! – обратилась Мария к своему спутнику, завязывая тем разговор, который продолжался некоторое время довольно оживленно.
Приблизительно на полудороге от Чартлея к Тиксалю Мария вдруг заметила всадника с конвоем.
– Это – тоже участник охоты? – спросила она своего спутника.
– Возможно, – ответил Эмиас, – сейчас узнаем!
Подъехали ближе. Часто случалось, что во время выездов королевы попадались на пути люди, побуждаемые любопытством взглянуть на узницу.
Таких людей можно было разделить на три категории, а именно: на приверженцев английской королевы, которые со злорадством любовались этим зрелищем, затем на иностранцев, которые с большим или меньшим интересом следили за судьбою Марии, наконец на людей ее партии, ее приверженцев, которые искали случая выразить ей свое почтение. Само собою разумеется, что последняя категория была наименьшая по численности, так как проявление преданности не всегда было безопасно для заключенной.
Мария уже привыкла быть постоянно предметом любопытства и потому отворачивалась, когда к ее экипажу приближались люди первой категории. Что касается людей последней категории, то им она всегда приветливо кланялась.
Однако человека, которого она увидела тут, нельзя было отнести ни к одной из перечисленных категорий; в этом королева очень скоро убедилась, и ею овладело беспокойство.
– Боже мой, кто бы это мог быть? – спросила она шепотом, когда подъехала уже совсем близко.
Но Полэт ничего ей не ответил, а поскакал к всаднику и стал почтительно докладывать ему о чем-то.
Когда экипаж подъехал, незнакомец приказал кучерам остановиться, а сам направил своего коня к дверце экипажа.
– Меня зовут Томас Джон, – заговорил он, – и я встречаю вас по поручению королевы Англии; этого вам достаточно, чтобы подчиниться моим требованиям; в случае же сопротивления с вашей стороны я уполномочен употребить насилие.
– Боже мой! – воскликнула Мария. – Что означают этот необыкновенный поступок и такое предисловие?
– Я имею приказание препроводить вас в Тиксаль.
– Значит, мое местожительство снова меняется?
– Да, но лишь на короткое время.
– По какой причине?
– Для того, чтобы произвести обыск в замке Чартлей!
Мария побледнела.
– Для чего нужен обыск в замке? – спросила она дрожащим голосом.
– Чтобы найти письма и документы, свидетельствующие против вас и ваших сообщников.
– Это невероятно, гнусно! – крикнула королева. – Я хочу вернуться тотчас же!
– Вы, по-видимому, забыли то, что я только что сказал.
– На помощь! – крикнула Мария. – На помощь, слуги мои! Защищайте свою королеву! Это переходит всякие границы; я попала в руки разбойников с большой дороги… Помогите, освободите меня.
Мария пришла в исступление и яростно выражала свое негодование, в особенности когда арестовали ее обоих секретарей, Курла и Ноэ, и под конвоем отправили в Лондон.
– Успокойтесь! – сказал наконец Джон. – Успокойтесь! Я надеюсь, что вы последуете моему совету, если я назову вам одно только имя, а именно имя Бабингтона!
Мария отшатнулась.
– Все открыто, – продолжал Джон, – и вас может спасти только уступчивость. Примите это к сведению!
– Я погибла! – воскликнула Мария и более не вступала в препирательства.
Королеву привезли в замок Тиксаль, принадлежавший Вальтеру Астону, и там она в продолжение семнадцати дней была в одиночном заключении.
В это время в замке Чартлей производили тщательный обыск. Обыскали все углы, и все найденные письма, драгоценности и деньги были уложены и отправлены в Лондон.
Когда дело было окончено, Марию снова перевезли в Чартлей в сопровождении, можно бы сказать, почетной свиты, если бы она не была вместе с тем и стражей.
Сто сорок дворян сопровождали королеву от одного замка до другого; во главе их находился Полэт.
Мария уверяла окружающих, что ничего не замышляла против королевы Елизаветы, и возвратилась в Чартлей совершенно разбитая телом и духом.
Глава одиннадцатаяБабингтон
В то время как Мария Стюарт, благодаря строгому заключению в замке Тильбери, была в течение целого года лишена возможности поддерживать сношения с своими защитниками, последние не оставались в бездеятельности.
Всех этих защитников можно было разделить на две категории. К одной принадлежали все те, которые принимали участие в судьбе Марии Стюарт только из-за того, что они ненавидели Елизавету, а к другой – те, которые искренне были преданы несчастной шотландской королеве.
Согласно данным исторических фактов, Филипп Второй Испанский, безусловно, принадлежал к первой категории. Этот жестокий, хитрый и мстительный государь вообще не знал никаких добрых движений души; все, что он делал, подсказывалось ему злобой и ненавистью. Он хотел нанести ущерб политическому положению Англии, хотел вредить Елизавете, а это легче всего можно было сделать под фирмой «Марии Стюарт», прикрываясь «оскорблением, наносимым католической религии», верховным рыцарем и заступником которой Филипп любил представляться. Но он был слишком недоверчив, чтобы быстрым и решительным выступлением нанести врагам Марии серьезный удар. Поэтому-то часто все его начинания кончались неуспехом, и этим можно объяснить, почему его заступничество не принесло реальной пользы Марии Стюарт. Тем не менее он все-таки поддерживал деньгами ее приверженцев в Шотландии и выплачивал пенсии и субсидии изгнанным в остальных частях Европы. Так, например, доктор Аллан, основавший в Реймсе семинарию, в которой воспитывались в иезуитском духе молодые люди, чтобы, став священниками, рассеяться по всей земле, работая в пользу папской власти, получал от Филиппа 2 тысячи золотых талеров в год, граф Вестмидленд – 100 талеров в месяц, лорд Паджет – столько же, Арундель – 87 талеров, а Томас Трогмортон, попавшийся во Франции в какой-то проделке и заключенный за это в Бастилию, получал в тюрьме ежемесячно 40 талеров, выплачиваемых ему за счет Филиппа.
Семинария доктора Аллана помещалась в здании прежнего монастыря, которое было предоставлено папой основателю; оно отличалось величественностью, обширностью и удобством. К этому-то зданию постом 1586 года подходил какой-то человек, весь внешний вид которого сразу заставлял угадывать в нем офицера. Это был высокий, коренастый мужчина; он внимательным и испытующим взором окинул семинарию и только потом подошел к дверям, где и позвонил во входной звонок.
Привратник заглянул сначала в маленькое слуховое оконце, чтобы определить, кто желает войти в семинарию, а потом, высунув голову, спросил офицера:
– Что вам угодно?
– Мне нужно повидать кое-кого здесь, в монастыре, если только тот, кого я ищу, находится тут, – ответил путник.
– Это – вовсе не монастырь, – сказал привратник. – Но соблаговолите все-таки назвать того, кого вы хотите повидать, чтобы я мог вам ответить, здесь ли он.
– О, мне нужны двое! – оживленно воскликнул офицер. – Патер Гугсон и доктор Джиффорд.
– А как зовут вас самих?
– Саваж, Джон Саваж. Вы только передайте им мой привет, а они уж сами скажут, насколько они рады повидаться со мной!
Привратник закрыл окно и скрылся.
Прошло почти четверть часа, пока привратник снова вернулся. Но на этот раз он без всяких разговоров открыл дверь и попросил офицера войти.
В портале здания его уже ждали два духовных лица; действительно Саваж, сказав, что его друзья будут рады повидаться с ним, нисколько не преувеличил. Оба с большой радостью приветствовали его, хотя в их обращении и проглядывала некоторая сдержанность, приличествующая людям их сана.
– А, вот так свиданьице, ребята! – радостно воскликнул офицер. – Ну, как видите, я остался все тем же необузданным школьником, чего о вас уж, во всяком случае, не скажешь, достопочтенные отцы!
Священники кротко улыбнулись; один из них, Гугсон, был маленьким и очень полным; другой, доктор Джиффорд, – очень худым и высоким.
Первый из них ответил на обращение Саважа:
– Ты стал мирянином, к чему всегда имел решительно ярко выраженную склонность. Но мы пошли совсем другой дорогой.
– Да уж, правда! Мне-то черная ряса никогда не была по душе! Что угодно, только не это, братец!
– Ты – офицер? – быстро спросил Джиффорд. – На чьей службе ты состоишь?
– На службе испанского короля Филиппа, или, если тебе это больше нравится, у принца Пармского в Нидерландах.