то он постоянно бывал в курсе придворной жизни. Таким образом он скоро убедился, что помочь Марии совершенно невозможно.
Отчасти в силу этого, а отчасти из сознания громадной опасности, которой он совершенно бесцельно подвергался, Бабингтон стал все больше и больше удаляться от кружка заговорщиков, не подозревая, что они уже наметили его для проведения одной из главнейших ролей. Он уже подумывал во избежание всяких случайностей переселиться на материк и начал готовиться к эмиграции, но судьба готовила ему иное.
В мае 1586 года Бабингтон окончательно решил привести в исполнение последнее намерение, это было как раз то самое время, когда в Лондон прибыли Саваж и Баллар.
Однажды, вернувшись поздно вечером домой, Бабингтон узнал от лакея, что в его отсутствие приходил какой-то незнакомец, который обещался прийти на следующее утро. Бабингтон с большим неудовольствием принял это известие; до известной степени он догадывался, что должно было означать это появление таинственного незнакомца, а когда он справился о внешнем виде последнего, то в его голове блеснула мысль, уж не скрыться ли ему ранним утром хоть из Лондона? Но посетитель явился на другое утро настолько рано, что Бабингтон еще был в постели, и ему волей-неволей пришлось принять его.
Посетителем оказался Джон Саваж. Если патер Баллар счел необходимым надеть маску солдата, чтобы не быть узнанным в Англии, то вояка, наоборот, скрылся за рясой мирного священнослужителя. Однако Бабингтон был достаточно проницателен, чтобы разгадать, что этот внешний вид – только личина, и из этого понять, какова истинная цель посещения. Поэтому он далеко не дружелюбно принял его и недовольным бурчанием ответил на приветствия посетителя, пытливым взором осматривавшего того, от кого должен был получить ближайшие инструкции для столь важного дела, как цареубийство.
– Вы уже вчера были здесь, сэр, – начал Бабингтон. – Чем могу служить вам?
– Мне, собственно, ничем, – осторожно ответил Саваж, – но, быть может, окажется, что мы оба служим кому-нибудь другому, для которого было бы очень выгодно, если бы мы объединились с вами в нашей службе.
– Я – свободный дворянин, – гордо произнес Бабингтон. – Вы что-то слишком много наболтали, я вас не понимаю. Да и кто вы такой вообще?
– Мое имя не имеет никакого отношения ко всему этому делу, но, если хотите, я могу назвать вам себя. Меня зовут Джон Саваж, я – капитан армии герцога Пармского, католик и приверженец королевы Марии Стюарт, как и вы, если верить слухам.
– Все это очень почтенно и, безусловно, располагает меня в вашу пользу, – ответил Бабингтон, – но нужно доказать, что это так!
– А вот и доказательства! – сказал Саваж, быстро подавая ему принесенные с собой бумаги.
Бабингтон сначала со всех сторон осмотрел оболочки поданных ему писем и только потом распечатал их. Во время чтения он несколько раз изменился в лице, и со стороны могло бы показаться, что его то сажают в холодную ванну, то обливают кипятком.
Приглядываясь к нему, Саваж решил, что Бабингтон трусит.
«Вот таковы-то все эти знатные барчуки! – подумал он. – На разговор горазды, а чуть дошло до дела – так и на попятный!»
Но он сильно ошибался, делая такие умозаключения. Конечно, Бабингтон далеко не равнодушно относился к опасностям, которые ему грозили, но по существу он все-таки был не трусом. В данном же случае его волнение объяснялось отчасти некоторой неожиданностью, заключавшейся как в необходимости против воли снова выступить на арену открытой противоправительственной деятельности, так и исключительности намеченных мер.
Кончив чтение, он несколько раз прошелся взад и вперед по комнате и потом, вдруг остановившись пред Саважем, произнес:
– Ваши рекомендации вполне достаточны; имена, которыми они подписаны, не оставляют желать ничего лучшего. Но тем не менее мне не к чему подробно входить с вами в обсуждение содержания врученных вами писем. Однако вы сами должны понять, что осторожность необходима не только в смысле общего правила, но и в том отношении, что ни за какое дело нельзя браться, если почва для него не подготовлена. Поспешишь – людей насмешишь. Поэтому пока что вам придется подождать моих инструкций.
Саваж не ожидал, чтобы Бабингтон заговорил в таком тоне. Он был удивлен и заметил, вставая с кресла:
– Я думал, что лучшим путем всегда будет самый короткий.
– Наоборот, сэр, – возразил ему Бабингтон. – Если задуманное предприятие сорвется, то это может повести только к окончательной гибели того самого лица, которому мы хотим послужить. В данном деле имеется еще и другая сторона, которую непременно надо принять во внимание. Для того чтобы правильно подойти к нашему делу, необходимо выждать некоторое время.
– Время? – воскликнул Саваж. – Но я в большой опасности здесь!
– О вашей безопасности позабочусь уж я, сэр.
Бабингтон заставил Джона снова переодеться и послал его в сопровождении слуги в свои поместья. Что именно предпринимал он в это время, так и осталось неизвестным.
Вскоре к Бабингтону явился Баллар, и благодаря этому переодетому священнику все дело приняло новый оборот.
Вообще Баллар был рожден скорее воином, чем священником. Во всей его внешности, в повадках было что-то импонирующее, и отвага, которой дышало его лицо, была действительно главной чертой его характера. А вдобавок ко всему этому он отличался еще и истинно монашеским фанатизмом!
Прибыв в первый раз к Бабингтону, он тоже вручил ему свои рекомендательные письма.
К этому времени Бабингтон несколько свыкся с мыслью о затеянном заговорщиками смелом деянии, но продолжал считать, что насильственное освобождение Марии Стюарт все-таки лучше, чем убийство Елизаветы. Поэтому Баллар уже не заметил на лице Бабингтона того удивления, которое подметил Саваж; наоборот, он застал юного аристократа за разработкой такого плана, который давал всему этому безрассудному предприятию хоть какое-нибудь разумное основание. По прочтении писем он сказал Баллару:
– Лорд Морган пишет мне, что я во что бы то ни стало должен помешать вам или Саважу вступить в непосредственные сношения с шотландской королевой. Это требование очень разумно, вы сами должны согласиться с этим!
– Разумеется, – ответил священник, – да это вовсе и не входит в мои намерения.
– Выслушайте-ка внимательно, что я вам скажу. Толкуют, как и всегда, будто на Англию готовится нападение; я нахожу, что это, безусловно, необходимо для осуществления нашего плана, хотя бы для отвлечения внимания. Но одновременно с нападением извне внутри страны должно произойти восстание. Тогда освобождение Марии и убийство Елизаветы должны произойти одновременно, так как иначе Берлей вырвет у нас из рук все благие последствия задуманного нами предприятия. Но, пока мы подготовим все это, наступит осень, лучшее время года для проведения намеченного плана.
– Мне предписано повиноваться вам, и я готов к этому.
– Ну, тогда вы еще получите от меня дальнейшие инструкции. Кстати, как ваша безопасность в Лондоне и Англии?
– О ней я позабочусь сам.
– Хорошо! Тогда скажите мне, где я могу найти вас?
Баллар сказал Бабингтону, где он будет находиться и каким образом ему можно дать знать, а затем ушел.
Баллар нашел убежище у некоего Мода, весьма загадочного человека, с которым он познакомился за границей и которому слепо доверял. У этого Мода собирались для обсуждения подробностей заговора Поли, секретарь французского посольства, Артур Грегори, Филиппс и наконец иезуит Джильбер Джиффорд, которого ни в коем случае не должно смешивать с доктором Джиффордом из Реймса.
Все эти люди служили главным образом посредниками при обмене письмами заговорщиков, рассеянных по всей Европе, и в сущности играли только подчиненную роль.
У Бабингтона был загородный дом, куда он и поместил Джона Саважа в качестве управляющего.
Познакомившись с Балларом, Саваж несколько раз посещал собрания в доме Мода, но члены этого собрания не расположили его в свою пользу, и Джон даже предостерегал против них Бабингтона, так как находил, что все эти люди слишком легкомысленны для того, чтобы им можно было доверять.
Но Бабингтону уже не было больше отступления назад. Деятельно работая по всем направлениям, он довел дело до той точки, когда оказалось существенно необходимым вступить в сообщение с Марией Стюарт. Для этой цели Баллар предложил иезуита Джиффорда, и Бабингтон велел тому прийти к нему.
Джиффорд произвел далеко не благоприятное впечатление на Бабингтона; но когда он вкратце описал всю свою предшествующую деятельность, то Бабингтон не мог сомневаться, что иезуит посвящен во все детали заговора. Поэтому он сообщил иезуиту о своих намерениях и спросил о том, как бы можно было их исполнить.
Тот на короткое время задумался, а затем воскликнул:
– Знаю!.. Во время моих попыток вступить в сношения с людьми в Чартлее я заметил, что каждую неделю в определенный день туда привозят бочку пива.
– Подобные поставки делаются очень часто, но все предметы, проходящие этим путем, подвергаются тщательному досмотру.
– Конечно. Но в пиве можно переслать письмо так, что его не заметят. Разрешите мне только попробовать. Сначала произведем маленький опыт. Можно?
– Ну, что же, попытайтесь!
Джиффорд направился переодетым к пивовару, который, по его сведениям, доставлял пиво, подкупил одного из рабочих, и тот, доставив пиво, должен был обратить внимание смотрителя винного погреба королевы на втулку, которой была закупорена бочка.
В этой втулке было вложено письмо на имя Ноэ, секретаря Марии Стюарт; в письме не было ничего особенного, но просили сообщить таким же способом, возможен ли и в дальнейшем этот путь для передачи корреспонденции.
Ответ не замедлил последовать, и Джиффорд отправился с ним к Бабингтону. Тогда последний переслал Ноэ шифрованное письмо, в котором сообщал о намерениях и планах, питаемых приверженцами королевы.
И на это письмо тоже пришел ответ, так что Бабингтон не замедлил переслать новоизобретенным путем самые важные из тех писем, которые накоплялись в течение этого времени для Марии Стюарт.