Самым важным вопросом была компетентность суда, потому что раз Мария не соглашалась признать таковую, то трудно было подыскать не только юридическое основание, но хотя бы намек на таковое. Очевидно, слишком легкомысленно было принято с самого начала, что Мария легко и добровольно согласится подчиниться суду.
При этих обстоятельствах Елизавета приказала продолжать расследование, но только пока не доводить его до приговора. Она написала Марии Стюарт еще письмо, которое было настолько же заискивающим, насколько предыдущее – строгим. В этом письме она уверяла, что назначила суд только для того, чтобы Мария имела возможность оправдаться в качестве женщины, государыни и гостьи Англии. Поэтому ее виной будет, если добрые намерения Елизаветы останутся безрезультатными. Но, с другой стороны – было указано в письме – Мария имеет равное право предъявить свои обвинения против Елизаветы, и назначенный состав суда уполномочен постановить свой приговор и над Елизаветой.
Таким образом, все дело приобрело в глазах Марии совершенно другой вид. Правда, она все еще колебалась, но камергер Гаттон взял на себя задачу уговорить ее покориться. Он явился к ней с маской участия на лице под видом искреннего друга, и ему на самом деле удалось уговорить Марию и заставить решиться предстать пред судом. Поэтому, как только она выразила согласие, было назначено заседание на 14 октября.
Для зала судебного заседания воспользовались большой комнатой замка Фосрингей, куда и ввели Марию Стюарт под конвоем нескольких алебардистов. При этом она опиралась на Мелвилла и на домашнего врача Бургоэна, потому что чувствовала себя настолько нездоровой, что не могла идти одна без посторонней помощи.
Кроме судей, в зал заседания были допущены в качестве зрителей также и посторонние лица.
При входе в зал Мария Стюарт с достоинством поклонилась всем присутствующим, и ее попросили занять место на приготовленном для нее сиденье, обитом бархатом.
Мария села.
Сейчас же после этого поднялся канцлер Бромлей, который произнес длинную речь. В ней он излагал все основания, побудившие Елизавету потребовать Марию Стюарт к суду и следствию. Затем секретарь суда прочел указ, на основании которого был созван настоящий состав суда.
После того заговорила Мария. Она рассказала историю своего появления в Англии, сообщила о том, как с ней стали здесь обращаться, как ей пришлось страдать. Затем она выразила протест против всякого ущерба, который мог бы быть нанесен ей вследствие данного судебного заседания, причем ссылалась на свой сан и положение иностранца, находящегося на английской территории.
На это ей ответил Берлей; он коротко заявил, что каждый, находящийся на английской территории, подвержен силе английских законов и суда.
По его требованию поднялся государственный прокурор, который доложил суду историю заговора Бабингтона. Он обвинял Марию Стюарт в соучастии и подстрекательстве этого заговора, приводя в подтверждение обвинения улики и доказательства.
Мария отрицала свое участие в заговоре, оспаривала действительность улик и доброкачественность доказательств и потребовала, чтобы Ноэ и Курл были поставлены на очную ставку с ней. В общем, защита Марии отличалась остроумием и убедительностью; она проявила недюжинный дар слова.
По окончании защиты снова начались судебные прения, которые по своему характеру никоим образом не могли послужить к чести достопочтенных судей. В этих прениях принимали участие Берлей и Валингэм. В конце концов Мария обвинила последнего в обмане и подлоге. Государственный секретарь ответил ей крупной резкостью, и на этом закончилось заседание этого дня.
На следующий день Мария Стюарт категорически отказалась признать компетенцию суда и снова уверяла в своей невиновности. В дальнейших дебатах она потребовала, чтобы был назначен для нее защитник, и отказалась присутствовать на дальнейших заседаниях суда и давать какие-либо показания. Поэтому суд прервал заседания до 25 октября, когда они должны были снова открыться, но уже в Лондоне.
В назначенный день состоялось возобновление заседаний. Но оно было последним – прения пришли к концу, и суд единогласно вынес Марии Стюарт смертный приговор. Это и было концом и результатом обсуждения суда, назначенного над Марией Стюарт. Через несколько дней на заседании парламента приговор суда был утвержден.
Конечно, все это было сплошной комедией. Могущественная королева Елизавета заставила назначенных ею же судей приговорить к смерти ненавистную соперницу, а продажные живодеры выбивались из сил, чтобы оскорбить и побольнее обидеть одинокую, слабую, больную женщину!
Но даже и теперь, когда, казалось, все было кончено, когда за Елизавету были приговор суда, решение парламента, а следовательно, и народа, когда соперница была уже вся во власти английской королевы, последняя все еще не была у желанной цели. Опять всплыли прежние опасения и страхи, она не решалась приказать привести приговор в исполнение, хотя ее доверенные советники и старались подействовать на нее в этом смысле.
Об этом в особенности старался Валингэм, который неустанно твердил королеве Елизавете о необходимости решиться, причем делал это таким образом, что при других обстоятельствах неминуемо навлек бы на себя немилость королевы.
Тем временем Марии Стюарт 10 ноября объявили приговор, который она выслушала с полным спокойствием, но снова выразила протест против действий английской королевы.
В Англии ничто уже не стояло на пути желанию Елизаветы избавиться навсегда от своей пленницы. Пэры государства, судьи, парламент, народ, – все требовали казни женщины, которая в течение ряда лет служила источником непрерывных смут и беспорядков в стране. Но прошел месяц со времени произнесения приговора, и из-за границы послышались голоса, протестовавшие против решения суда. Эти протесты посыпались со всех сторон, хотя им и придавали очень мягкую форму.
Государи, выражавшие протест, думали, что Елизавета никогда не решится утвердить приговор, а что она просто не хочет брать это на себя и ждет именно протестов, чтобы на основании их отменить приговор. Но они плохо знали Елизавету. На самом деле все эти протесты только усилили ее беспокойство и заставили в ее душе шевельнуться сознание, что ей не уйти от суда истории и потомства.
Прежде всего из числа коронованных особ выпавшим на долю Марии приговором был тронут ее сын, Иаков VI, который и предпринял ряд шагов в ее защиту. Кроме голоса крови, он имел и другие основания для этого.
Мы потеряли из вида Суррея и обоих его спутников со времени бабингтонского процесса.
После того как они втроем поскрывались в маленькой гавани графства Кент, пока не кончились преследования бежавших заговорщиков, Суррей решил отправиться в Лондон. Для этого они поменялись ролями… Джонстон должен был разыгрывать из себя барина, а Суррей и Брай – слуг.
У Суррея было в Лондоне достаточно верных друзей, при помощи которых он скоро мог узнать, какие намерения питают теперь по отношению к судьбе Марии Стюарт, и, получив требуемые сведения, он отправился с своими спутниками в Чартлей, а потом и в Фосрингей.
Суррей оставался поблизости, пока в Фосрингее не закончились заседания судебной комиссии; когда же последняя вернулась в Лондон, то и он отправился туда же. Там он сейчас же по произнесении приговора над Марией узнал о его содержании и принялся серьезно обсуждать со своими друзьями вопрос, чем могли бы они теперь помочь несчастной королеве.
К сожалению, они были бессильны, и в горе Суррей решил отправиться к королю Иакову, чтобы убедить его предпринять шаги в целях заступничества матери. Товарищи Суррея согласились с этим решением, и они без долгих сборов решили тотчас же привести это решение в исполнение.
Сама Мария тоже не оставалась бездеятельной; она обратилась с письмом к папе Сиксту Пятому, испанскому королю Филиппу Второму, королю Франции Генриху Третьему, герцогу Гизу и многим другим. Хотя во всех этих письмах она и писала, что не дорожит своей жизнью, но требовала помощи во имя принципа. Благодаря всему этому дело Марии Стюарт должно было вступить в новую стадию, и Европа с лихорадочным возбуждением следила за его исходом.
Глава семнадцатаяПопытка вмешательства
Самый серьезный и содержательный протест был сделан королем Франции Генрихом Третьим. Его посланник, Шатонеф, уже подал протест против приговора, не дожидаясь специальных полномочий своего монарха. Поэтому Елизавета отправила в Париж Ваттона с точными копиями всех фигурировавших в процессе документов и протоколов судебных заседаний, чтобы доказать фактически Генриху Третьему, насколько действительно провинилась Мария.
Генрих сейчас же ответил на представления этого посланника Елизаветы. Он соглашался, что Мария действительно провинилась, но причину всех этих преступных действий он видел в несправедливом и суровом заключении, которому она была бесправно подвергнута; при этом он выдвигал на первый план положение, что государь не подлежит ответственности пред трибуналом из неравных ему по сану лиц. По понятиям того времени это положение было совершенно бесспорно. В качестве «лучшего друга» Генрих Третий советовал Елизавете отказаться от строгого наказания и явить акт милосердия. В этом отношении французский король действовал настолько разумно, насколько этого можно было ждать от мужчины. В то же время он вслед за этим ответным посланием командировал в Лондон специального полномочного посла де Бельевра, который прибыл к английскому двору 1 декабря 1587 года и немедленно попросил аудиенции, которая и была ему дана 7 декабря.
В этот день Елизавета собрала на совещание своих ближайших сотрудников, чтобы до приема посла обсудить с ними положение дел.
– Вы видите, милорды, – начала она, – что мои опасения были более чем справедливы. Мой народ и я – мы согласны в необходимости принять этот шаг, но вся Европа – заметьте себе: вся Европа – горой стоит за эту женщину, и нам придется вступить во вражду со всеми европейскими государями.