– Хорошо; я уже обещал вам свое согласие и теперь не могу отказаться от него! – тоскливо пробормотал Иаков.
– Вы предложите Франции и Испании войти в союз с вами для освобождения Марии Стюарт и пошлете меня в качестве своего посланника к представителям этих двух держав.
– Хорошо, хорошо! – воскликнул король.
– Теперь я попрошу вас, ваше величество, дать мне письменное удостоверение в том, что вы согласны на все мои условия.
Иаков Шестой подошел с тяжелым вздохом к письменному столу и дал Суррею требуемую бумагу.
Тот внимательно прочел и, пряча ее в карман, произнес:
– Спешное дело заставляет меня уехать на несколько дней; этого времени будет достаточно для того, чтобы отправить кого-нибудь к королеве Елизавете и приготовить для меня полномочия, как для вашего посланника во Франции и Испании. Торопитесь, ваше величество!.. Если вы промедлите, я должен буду рассказать всем о том, что тут произошло, и опубликовать ваше письменное обязательство. Предупреждаю вас, что всякое покушение на мою жизнь будет поставлено вам в вину и найдутся люди, которые жестоко отмстят вам за мою смерть.
Суррей поклонился и вышел из комнаты, не ожидая никаких возражений со стороны короля.
Грэй ожидал Суррея в следующей приемной и спросил его, доволен ли он результатом аудиенции. Граф ответил, что очень доволен разговором с королем. Тогда Грэй многозначительно улыбнулся и поспешно направился в кабинет Иакова Шестого.
Король находился еще всецело под впечатлением только что пережитой сцены, когда к нему вошел Грэй. Несмотря на свою ограниченность, Иаков понял, что не следует рассказывать своему любимцу о том, что произошло между ним и Сурреем.
– Странного человека ты посадил мне на шею, Патрик! – притворно-спокойным тоном обратился король к Грэю. – Он хочет, чтобы Англия заплатила ему деньги за его поместья, и просит моего ходатайства. Но не в этом дело. Он рассказал мне кое-что о жизни моей матери в Англии, и я пришел к заключению, что должен серьезно позаботиться о ее участи. Я хочу послать доверенное лицо к Елизавете и пригрозить ей войной, если она не освободит моей матери. Как ты думаешь, кого можно послать в Лондон?
– Я должен раньше знать подробно весь план действия и только тогда могу предложить кого-нибудь! – ответил Грэй.
Иаков сообщил ему о своих намерениях таким тоном, точно сам придумал весь план. Грэй спросил, разрешается ли этому послу позаботиться также и о поместьях Суррея, и когда получил утвердительный ответ, то предложил себя в качестве посланца к Елизавете Английской. Король неохотно согласился на это предложение, но Грэй сумел так обставить дело, что Иаков на другой же день отправил его в Лондон.
Сейчас же по приезде Грэй попросил аудиенции у королевы, на что и получил немедленное разрешение. Елизавета прекрасно помнила его. Письмо Иакова Шестого чрезвычайно удивило и рассердило ее, и в порыве гнева она объявила, что король Шотландии ни под каким видом не унаследует от нее английского престола.
Если можно верить показаниям историков того времени, то нужно предположить, что вероломный посол Иакова Шестого сам посоветовал Елизавете поскорее умертвить Марию Стюарт и даже предложил для этого яд.
Когда французские послы узнали, что Грэй приехал в Лондон и уже два раза был принят королевой, они тоже снова явились к ней. Это было 15 декабря 1586 года.
Королева Елизавета очень жаловалась при этом свидании на Генриха Третьего, но опять уклонилась от прямого ответа относительно своих дальнейших намерений и отослала французов к лорду Берлею для более точных переговоров. Чтобы избежать участия в совещании по поводу Марии Стюарт, она на другой же день покинула Лондон, оставив широкие полномочия как лорду Берлею, так и Валингэму. Она поручила также последнему привести в исполнение задуманный им план, т. е. произвести народную демонстрацию.
Глава восемнадцатаяДемонстрация Валингэма
Седьмого декабря 1586 года статс-секретарь Валингэм предложил созвать английский народ и сделать его судьей между королевой Елизаветой и Марией Стюарт.
Делая это предложение, Валингэм, очевидно, не уяснил себе хорошо, что представляет собой народ. В то время народные массы во всей Европе были измучены тяжелыми войнами, бедны и лишены всякого политического развития. План Валингэма ясно доказывает, что он не был настоящим государственным деятелем из хорошей политической школы. Согласие Берлея на этот проект кладет тень на прозорливость главного советника королевы; а что касается самой королевы Елизаветы, то ее поведение в этом деле, несомненно, убеждает нас, что она не знала, что и для абсолютизма существуют известные границы.
На другой же день после своего предложения, т. е. 8 декабря 1586 года, Валингэм позвал к себе начальника тайной полиции Пельдрама.
– По-видимому, вы чувствуете себя прекрасно, – обратился статс-секретарь к своему подчиненному, – вы опочили на лаврах и свои обязанности превратили в синекуру! Великолепно устроились, нечего сказать!
– Вы, кажется, в чем-то упрекаете меня, ваша светлость? – улыбаясь возразил Пельдрам. – Я могу сказать вам на это, что действительно считаю себя виновником настоящего спокойного состояния Англии. От души желаю ей и в будущем такого же мира и тишины!
– Это хорошо сказано, но вы упускаете из вида одно обстоятельство, – заметил Валингэм. – Полиция так же должна жаждать преступлений, как солдат – войны. Без этих условий полицейский и военный становятся бесполезными людьми. Мир и спокойствие в стране – гибель для этих двух сословий.
– Нечто подобное испытываю я сам, но так как войну ведут не ради удовольствия, то по этой самой причине не следовало бы также создавать преступления, хотя это, как я полагаю, было правилом моего предшественника.
Валингэм опешил; может быть, он почувствовал себя задетым лично.
– У вас, ей-богу, есть здравый смысл! – воскликнул он вслед затем. – Ну, мы скоро подвергнем его испытанию!
– Вы весьма лестного мнения обо мне!
– Не совсем так, сэр Пельдрам, но, пожалуй, это может еще случиться. Каково общее настроение народа в Лондоне?
– Благоприятное, милорд.
– Я подразумеваю – относительно королевы и правительства?
– Благоприятное, милорд.
– Ну а по отношению к так называемой королеве шотландской?
– Плохое, милорд.
– В каком смысле?
– Королеву осуждают, как сделали это и ее судьи.
– Значит, ее смертный приговор встречен одобрением?
– Да, милорд.
– Народ требует его исполнения?
– Вот уж не знаю, милорд!
– Но народ должен потребовать этого!..
– Вот как? – сухо возразил Пельдрам. – Если бы народу сказали о том, он обрадовался бы.
– Вы – глупец, сэр! – сердито воскликнул Валингэм.
Трезвый, ясный рассудок Пельдрама, вероятно, вполне схватывал значение этого дела. Ведь так часто бывает, что совершенно простые люди мыслят и судят правильнее, чем мудрейшие из мудрецов, когда вопрос касается только человеческих постановлений и действий. Резкое замечание министра как будто совсем не оскорбило агента.
– Ну, – спокойно ответил он на его брань, – колпак дурака впору чуть ли не всякой человеческой голове. Болезнь эта всеобщая.
Статс-секретарь порывисто обернулся и бросил на говорившего зоркий взгляд, после чего, однако, громко расхохотался.
– Черт возьми! – воскликнул он. – Мне кажется, мы с вами поладим скоро. Да, да, должность научит уму-разуму! Я почти готов подумать, что вы уже поняли меня.
– Позволю себе объяснить точнее. Судьи высказались, парламент тоже; королева, наша всемилостивейшая повелительница, осталась довольна их речами, но теперь ей угодно, чтобы и народ, объяснявшийся до сих пор молча, возвысил свой голос.
– Превосходно, сэр; именно так и следует быть. Население Лондона, население Англии должно возвысить голос, должно одобрить произнесенный приговор и потребовать его исполнения. Лондон при этом пойдет впереди, народ последует за ним; вы же с вашими людьми обязаны стараться вызвать чудовищную овацию.
– Дайте мне более точные указания, и я посмотрю, что можно будет сделать.
– Предстоит публичное торжественное объявление приговора над Марией Стюарт, и этот день должен сделаться праздником для столицы Англии. Ради того вам поручается огласка предстоящего события, и до наступления знаменательного дня вы будете воодушевлять народ к громким манифестациям.
– Слушаю-с, милорд!
– Хорошо, значит, мы столковались! – воскликнул Валингэм. – Принимайтесь же за дело.
И Пельдрам принялся.
Конечно, редко бывало, чтобы шайке сыщиков давалось поручение подобного свойства. Пожалуй, нечто похожее происходило во время римских императоров в эпоху упадка Рима; по крайней мере, история не приводит нам иного случая в этом роде.
Подчиненные Валингэма, под руководством Пельдрама, сновали по всему городу, появлялись везде. В семейных домах, в трактирах, а также на улицах возвещали они о новом празднике, и жители Лондона, радостно настроенные и без того близостью рождественских праздников, жадно бросились на приманку.
Странный подарок к Рождеству готовила Елизавета своим подданным.
День публичного объявления приговора наконец наступил. Предстоящая казнь шотландской королевы была обнародована посредством плакатов, вывешенных на улицах, и словесных объявлений через глашатаев. Кроме этого, круглые сутки трезвонили все лондонские колокола. Жители города день и ночь бродили по улицам. То там, то здесь гремело громкое ликованье. Потешные огни взвивались к ночному небу. Весь Лондон словно сошел с ума.
Когда рассеялся угар, одурманивший английскую столицу и нашедший некоторый отклик в стране, то были собраны донесения лиц, поставленных наблюдать за народом, и Елизавете отправили бумагу, в которой излагалось ясно выраженное желание народа.
Однако вместе с тем Бельевр написал королеве, увещевая ее не уступать принуждению и твердо держаться данного слова.