В один осенний день 1586 года английский посланник в Париже, лорд Стаффорд, в сильнейшей тревоге шагал по своему кабинету. Он останавливался лишь для того, чтобы позвонить лакею и обратиться к нему с вопросом, не получен ли ответ.
– Нет, милорд! – неизменно отвечал слуга и удалялся по знаку своего господина.
Однако наконец он пришел без зова и доложил посланнику о приходе постороннего лица.
– Это – он? – с живостью спросил посланник.
– Нет, милорд, – возразил лакей, – это – сам начальник полиции.
Лорд поспешно вышел, чтобы принять главного в те времена полицейского чиновника в Париже и ввести его в свой кабинет; лакей удалился.
– Премного обязан вам, – сказал Стаффорд начальнику полиции, когда они остались вдвоем, – что вы потрудились сами. Однако какие вести предстоит мне услышать от вас?
– Милорд, – ответил француз, – я считаю за счастье, что могу успокоить вас: дело идет вовсе не о нападении с целью грабежа, но о похищении девушки.
– Слава богу!.. Но каким образом можно уладить это?
– Его величество приказал немедленно выслать виновных из Франции.
– Пусть так и будет.
– Сколько понадобится времени на их дорожные сборы?
– Один… нет, постойте… три часа!
– Хорошо, через три часа оба молодых человека будут доставлены сюда. Вам предоставляется дать им обоим провожатых из служащих при посольстве!
– Это мне тем приятнее.
Начальник парижской охранной полиции встал и удалился, сопровождаемый новыми изъявлениями живейшей благодарности со стороны посланника. Как только посетитель вышел из комнаты, лорд Стаффорд велел позвать своего секретаря.
– Вы уплатили долг моего брата и мистера Морди? – спросил он.
– Да, милорд!
– Составьте тотчас письменное требование, – продолжал посланник, – по которому эти двое господ должны быть арестованы за долги по прибытии в Англию и препровождены в лондонскую долговую тюрьму.
Секретарь поклонился.
– Распорядитесь еще, чтобы курьер держался наготове.
– Все будет исполнено!
Секретарь удалился по знаку своего патрона, который также сел к письменному столу и принялся писать письмо своей матери.
Когда оно было окончено, то на его зов явился секретарь с написанным требованием, а вскоре и готовый к отъезду курьер.
Последнего снабдили деловыми бумагами, разнородными словесными распоряжениями и приказали ему как можно скорее исполнить полученные поручения. Вслед затем он покинул дом посольства.
Посланник дал теперь приказ, чтобы еще четверо из его слуг собрались ехать в Англию. Было велено оседлать шесть лошадей.
Эти приготовления были окончены, когда парижская полиция доставила в дом посольства двоих молодых людей, которые были введены к посланнику поодиночке.
Один из них был младший брат лорда Стаффорда, другой – его приятель, Морди, также состоявший секретарем при посланнике.
Лорд Стаффорд жестоко разбранил того и другого за их непристойную выходку и сказал им, что они должны ехать в Англию, где относительно их последуют новые распоряжения. Виновные не смели возражать и немедленно отбыли разными путями в Лондон, каждый в сопровождении двоих слуг.
Так как путешествие совершалось на курьерских лошадях, то путники скоро достигли гаваней Па-де-Кале и отплыли в Англию, где обнаружилось, какого рода меры были приняты против обоих так поспешно высланных жуиров.
Эти меры были для них совершенной неожиданностью, и единственным утешением виновным послужила надежда, что они снова свидятся между собой в лондонской долговой тюрьме.
Молодой Стаффорд тотчас написал оттуда матери, и хотя старший брат упрашивал ее подольше продержать взаперти юного повесу, однако материнское сердце не выдержало: леди Стаффорд уплатила долги младшего сына, и вследствие этого он был выпущен на свободу.
Его друг Морди, напротив, оставался в тюрьме до тех пор, пока Стаффорд не освободил его в день обнародования смертного приговора Марии Стюарт; оба они вздумали потешаться в этот день, подстрекая народные массы к различным крайностям.
Как это часто бывает, подчиненные Пельдрама приняли этих молодых шалопаев за опасных бунтовщиков, что вызвало их преследование и арест Морди. Последний был принужден в конце концов откровенно рассказать о своих обстоятельствах, и так как ни он, ни Стаффорд, собственно, не совершили никакого преступления, то Морди снова посадили в долговую тюрьму, тогда как судебное преследование против Стаффорда было прекращено.
Но хотя мать и выкупила последнего из долгов, однако она не собиралась сделать для него еще что-нибудь, и молодой Стаффорд оказался лишенным всяких средств. Рассерженный на мать и брата, он очень скоро перенес этот гнев на других лиц, и когда посещал в тюрьме своего друга, то они жестоко бранили вдвоем всех тех, кто, по их мнению, вредил им или преследовал их.
Это привело обоих ветреников к тому, что они принялись строить планы насчет того, как бы им разжиться деньгами. И вот приятели уговорились между собой обратиться к французскому посланнику с предложением такого рода: они брались умертвить королеву Елизавету, если каждому из них заплатят по сто двадцать луидоров. Так, по крайней мере, весьма наивно повествуют летописцы того времени. Но если вспомнить, что Пельдрам уже вел переговоры с Морди и Стаффордом, а Валингэм давал Пельдраму указания насчет их обоих, то дело примет совсем иной оборот. Во всяком случае, выговоренная плата за преступление была весьма ничтожна.
Заговор между двумя искателями приключений был вполне обдуман; но Бельевр покинул Англию, и потому молодой Стаффорд обратился к Шатонефу. Старое родовое имя открыло испорченному юноше доступ к посланнику и как раз в такое время, когда француз был сильно занят, а именно диктовал письмо своему секретарю, Кордалю.
На вопрос, чего он желает, Стаффорд объявил, что некто, содержащийся в долговой тюрьме, может сообщить посланнику важные сведения, касающиеся Марии Стюарт.
Как раз в то время Шатонеф особенно хлопотал в интересах шотландской королевы; в сообщении, предложенном ему каким-то арестантом, он не видел решительно ничего таинственного и потому велел своему другому секретарю, Дестраппу, отправиться вместе с Стаффордом к означенному лицу и переговорить с ним.
Стаффорд и Дестрапп отправились в Ньюгет, где в то время содержались и несостоятельные должники. Здесь Морди открыл посетителю без утайки свой план и свои намерения. Однако Дестрапп назвал его сумасбродом и в сильнейшем гневе покинул тюрьму, а также обоих достойных приятелей. Шатонеф, со своей стороны, дал знать Стаффорду, чтобы тот не смел больше показываться в доме посольства, если не хочет, чтобы на него донесли.
Однако Стаффорд предупредил возможность подобного доноса, сделав сам на посланника донос о том, что он будто бы старался склонить его и Морди к убийству королевы Елизаветы.
Несмотря на нелепость подобного обвинения, было наряжено следствие. Дестраппа арестовали, бумаги Шатонефа опечатали, а Елизавета написала угрожающие и строгие письма Генриху Третьему.
Конечно, в конце концов дело свелось к тому, что французский посланник знал о преступном замысле сумасшедшего человека, тем не менее все гавани в королевстве были заперты и было наряжено следствие, результат которого остался неизвестным. В продолжение многих недель всякое сообщение Англии с материком было прервано, и это, пожалуй, также входило в планы Валингэма.
После глупой истории Морди и Стаффорда, главные виновники которой, впрочем, бесследно исчезли, казалось, не было больше никакого основания щадить Марию Стюарт; тем не менее Елизавета все еще не решалась дать приказ об исполнении над нею смертного приговора.
В первый раз во всю ее жизнь у королевы обнаружились признаки уныния и меланхолии. Елизавета прекратила все свои обычные увеселения, в особенности охоту. Она искала уединения и по временам впадала в мрачное раздумье. Порою она вела прямо безумные и страшные речи; однако, несмотря на ее болезненное состояние, настойчивый Валингэм не давал ей покоя. Он всегда умел добраться до нее и, требуя вновь смерти Марии Стюарт, жестоко мучил королеву Елизавету.
В своем волнении она то и дело возвращалась к прежней мысли – тайно избавиться от Марии. Однако проницательный Валингэм обнаруживал в этом деле возмутительную недогадливость; он решительно не мог сообразить, на что намекала королева, хотя она достаточно ясно высказывала свои желания. Наконец Елизавета поняла, что ей надо обратиться к кому-нибудь другому.
Однако, прежде чем ей удалось облечь в слова свою мысль, которую могло подсказать ей только ее отчаянное настроение, и обратиться с этими словами к кому-нибудь другому, случаю было суждено прервать ход этих событий. Новый заговор в пользу Марии, о котором она решительно не подозревала, разразился, как гром, с такой внезапностью, что не она одна, но и все, которым грозила опасность, были жестоко напуганы, а Мария была почти оглушена, Елизавета же едва избегла смерти от руки наемного убийцы.
Глава двадцать перваяХорошие советы
У могущественной королевы Англии Елизаветы был один из самых дурных ее дней. Советники ее короны, возвращаясь в зал из ее комнаты после ежедневного доклада, всей фигурой и выражением лица свидетельствовали о состоянии настроения в королевских апартаментах.
У королевы остался один только Валингэм. С некоторого времени Елизавета стала предпринимать над ним совершенно своеобразные экзерциции, однако он выказывал себя при этом таким же несообразительным, как глупейший новобранец из крестьян при наставлениях унтера. Правда, намеки и заигрывания Елизаветы не превосходили ясностью цветистой речи какого-либо унтера, но Валингэм, этот всегда столь тонкий государственный человек и прирожденный полицейский, должен был бы стыдиться, что в этом деле проявил так мало сообразительности. Однако, так как казалось, что он и не хочет щегольнуть в данном деле сообразительностью, то Елизавета еще более сердилась на этого человека, который обыкновенно бывал покладистым и услужливым, а теперь стал упрямым, словно заезженная лошадь.