– Я исполню свою задачу! – ответил кузнец.
Было вполне естественно, что жена и дочь Оллана несколько волновались при этих обстоятельствах, поэтому Эдуард не обратил внимания на сумрачный вид Киприана.
Мак-Лин действительно уехал; но прошло три, четыре, даже пять дней, а Киприан не получал от него никаких известий. Он по-прежнему исполнял свою работу, а Оллан, хотя и замечал перемену в его настроении, все-таки не выказывал этого, вероятно имея к тому свои основания.
В лавку Оллана нередко заглядывали знатные господа; но совершенно особенная честь была ему оказана в тот день, когда настроение королевы Елизаветы резко изменилось к лучшему под впечатлением разговора с Берлеем. К Оллану явился не кто иной, как сам лорд Лестер, и заказал себе великолепный охотничий нож с украшением из драгоценных камней.
При этом случае в доме Оллана узнали о предстоящей большой охоте, и, когда мастер поручил Киприану отделку заказанного ножа, у того молнией блеснула новая мысль.
Отсутствие известий от Эдуарда начинало беспокоить кузнеца. На приведение в исполнение собственных его замыслов надежд имелось мало, а теперь вдруг представился благоприятный случай для намеченного дела. Если бы оказалось, что планы Эдуарда разрушены или невыполнимы, то удар, рассчитанный Киприаном, мог бы произвести свое действие. Поэтому во все время, пока он работал над ножом, он обдумывал дальнейший план действий, причем не раз останавливался мыслью на своем новом приятеле Пельдраме.
Когда работа была окончена, Оллан велел Киприану отнести ее во дворец лорда Лестера. Это как нельзя более соответствовало планам молодого кузнеца. Кроме заказанного охотничьего ножа он захватил с собою еще пару богато отделанных карабинов и, раньше чем отправиться по назначению, зашел к Пельдраму.
Тот был уже извещен о предстоящей королевской охоте и потому суетился с различными приготовлениями. Посещение Киприана было не особенно своевременно, и он встретил его несколько рассеянно.
– Милости просим, сэр, – сказал он, – я, как всегда, рад видеть вас, но не могу вам уделить много времени: я очень занят служебными делами.
– Я знаю род ваших служебных дел, – ответил Киприан. – Я не стану задерживать вас. Я хочу только показать вам охотничий нож, изготовленный для его светлости графа Лестера!
Пельдрам стал любоваться изящной работой, которую ему показал Киприан. При этом последний как бы вскользь заметил:
– Я видал много интересного в этой стране, но мне хотелось бы еще повидать королевскую охоту, чтобы потом, на родине, было что рассказать!
– Зрителям дозволено присутствовать, – сказал Пельдрам.
– Да, но только издали, а я хотел бы быть в самой среде охотников; тому, кто оказал бы мне содействие в этом деле, я подарил бы вот эти штучки. Как вы думаете, дворецкий лорда Лестера мог бы предоставить мне место в свите?
– Возможно! А эти вещицы прелестны!
– Не окажете ли вы мне любезность заявить о моем желании у графа Лестера?
– Пожалуй, это было бы недурно; но когда и где? Ах, да вот кстати! Я провожу вас туда, мне все равно нужно во дворец лорда.
Они отправились. Киприан ликовал в душе, что его планы так легко удаются.
Дворецкий лорда Лестера был еще молодой человек, надменный, как избалованный холоп, и тщеславный, как павлин. Приди Киприан один, он не удостоился бы даже внимания, но в сопровождении Пельдрама дело пошло совсем по-иному.
– Рекомендую вам моего друга и соотечественника, оружейного мастера Аррана, – сказал Пельдрам дворецкому, – у него есть просьба к вам, а я, в свою очередь, прошу об исполнении ее.
– Будет исполнено! – ответил дворецкий.
– Ну, прощайте, господа! Завтра увидимся, а пока кланяйтесь старику Оллану и его семейству, не забудьте только! – произнес Пельдрам.
– Не беспокойтесь! – ответил кузнец, улыбаясь ему вслед.
– Вы принесли охотничий нож для милорда? – спросил дворецкий.
– Да, сэр; а для вас вот эти два карабина, – сказал Киприан.
Дворецкий принял оружие. Нож он скоро отложил в сторону и занялся рассматриваньем пистолетов.
Ношение пистолетов было долгое время запрещено в Англии и лишь с недавних пор разрешалось иметь их лицам дворянского происхождения, но отнюдь не мещанам и слугам; а так как известно, насколько такого рода запреты обостряют желание приобрести запрещенный предмет, то и дворецкий с живостью сказал Киприану:
– Я с благодарностью принимаю этот ценный подарок. А что же вы хотите от меня?
– Немногого! Я очень любопытен…
– В каком отношении?
– Мне хотелось бы присутствовать на королевской охоте!
– И вы хотите, чтобы я помог вам в этом?
– Да. Помогите мне поступить в свиту вашего графа.
– Это не представит затруднений. Только есть ли у вас лошадь?
– Я достану.
– А верхом вы прилично ездите?
– Как настоящий араб!
– Ну и отлично!.. Ливрею я вам достану, а пока идите к милорду!
Дворецкий велел доложить лорду о приходе оружейного мастера. Киприан имел честь лично представить свою работу Лестеру и получить одобрение вместе с денежной наградой.
Тем временем дворецкий достал ливрею, и после примерки и необходимых дополнений Киприан ушел домой со своей добычей. На следующий день он попросил себе отпуск у мастера Оллана и отправился на поиски за конем или, вернее, отправился в известное место, где для него стояли кони наготове. Домой он вернулся довольно поздно, но, несмотря на поздний час, вступил в разговор с мастером, после чего тотчас же отправил все свои вещи, сам же остался переночевать в доме Оллана.
Еще задолго до наступления дня Киприан покинул дом, где так долго пользовался приютом. Он ни с кем не простился, но, когда он ушел, старый мастер вышел за ворота и долгое время смотрел ему вслед. Когда Киприан скрылся, старик вернулся в дом с тяжелым вздохом.
Киприан отправился на бывшую квартиру Эдуарда, переоделся там в ливрею и пошел за конем; достав его, он поскакал ко дворцу графа Лестера.
Внешний вид Киприана произвел благоприятное впечатление на дворецкого, а так как он казался близким к последнему, то его появление не показалось подозрительным никому из слуг Лестера и тем менее самому графу, который слишком был занят собою. Еще даже не рассвело, когда все собрались и поехали предварительно в Гринвич.
Глава двадцать четвертаяУжасная ночь
Неподалеку от замка Фосрингей лежит одна из пустошей, которыми в те времена особенно изобиловала Англия. Для путешественников такие пустоши были страшнее леса и представляли одинаковую опасность, как и путешествие по морю. Путник, медленно пробиравшийся по глубоким пескам, завидев черную точку на горизонте, заранее знал ее значение. Это было то же самое, что для торгового судна в шестнадцатом и семнадцатом столетиях появление чужого паруса.
За редкими исключениями такая точка на горизонте была не что иное, как хорошо вооруженный всадник, который более или менее вежливо требовал с путника контрибуцию. Люди этой профессии чувствовали себя в пустоши более безопасно, чем в лесу. Намечая свою жертву на далеком расстоянии, они таким образом могли издалека распознать опасность и вовремя скрыться.
Близ самого Лондона была пустошь Гренслоу, которая долгие годы являлась истинным бичом столицы и путешественников. Так как ночью никто не решался проезжать по пустоши, то и властители большой дороги не давали себе труда выезжать ночью, а занимались своим ремеслом свободно среди бела дня, ночью же спали, как и все порядочные люди.
Пустошь близ замка Фосрингей пользовалась громкой славой в смысле грабежей и разбоя. Но с появлением в замке шотландской королевы обстоятельства несколько изменились. Эмиас Полэт считал своим долгом усиленно охранять дороги как ночью, так и днем, вследствие чего шайке грабителей приходилось бездействовать и наконец, за отсутствием заработка, совершенно покинуть местность.
Как известно, с прекращением какого-нибудь крупного предприятия страдают и все побочные отрасли, имевшие соприкосновение с ним. Таким страдающим элементом явились в этом случае содержатели постоялых дворов, где, кроме угощения, можно было рассчитывать также на приют и укрывательство.
Нечего и говорить, что присутствие Марии Стюарт в замке Фосрингей было для них крайне нежелательно, и все самым искренним образом желали, чтобы ее дело поскорее окончилось.
Приблизительно в пяти английских милях от замка был один из таких постоялых дворов, владелец которого бросал злобные взоры по направлению замка и проклинал свою королеву, сэра Полэта и заключенную. Этого человека, по имени Нед Бейерс, нередко посещал Эдуард Мак-Лин во время своей рекогносцировки окрестностей Фосрингея. Нед не знал, за кого принять ему этого редкого, одинокого гостя; но так как тот бесстрашно ездил один и был хорошо вооружен, то Нед решил в конце концов, что это – один из рыцарей больших дорог, пустившийся на разведки, стоит ли вновь приняться за дела. Впрочем, Эдуард никогда не оставался на ночлег, а проводил на постоялом дворе лишь недолгое время, чтобы дать отдохнуть коню.
Однажды, как раз пред намеченным отъездом в Лондон, ненастная погода заставила его остаться дольше обыкновенного. Он велел подать себе ужин, после чего хозяин предложил ему приготовить постель. Но Эдуард отказался от постели, предпочтя отдохнуть на скамье. На этот раз предположение хозяина, по-видимому, подтвердилось, так как предпочесть твердую скамью удобной, мягкой постели мог только человек, опасавшийся за свою безопасность.
– Мой дом вполне надежен! – сказал он, подмигивая глазами. – У меня имеются маленькие, уединенные комнатки, которых не найдет тот, кто не должен находить их, сэр!
Эдуард заинтересовался.
– Разве? В таком случае они могли бы пригодиться нам. А сколько человек могли бы вы приютить? – спросил он.
– Около двенадцати, сэр!
– И столько же коней?
– И это можно, – ответил Нед с плутоватым видом.
– Ну, быть может, я воспользуюсь этим и даже на несколько дней!