– Милости просим! А как обстоят дела там, с той старухой? Скоро с нею покончат?
Эдуард сразу не понял слов хозяина, когда же он догадался, то лишь вздохнул в ответ.
– Да, да, – продолжал Нед, – она много зла принесла нам всем. Честному человеку нет возможности зарабатывать свой хлеб.
– Как это понять? – спросил Эдуард.
– Ведь с тех пор, как она здесь, наступил полный застой в делах как наших, так и в ваших.
На этот раз Эдуард лучше понял своего собеседника, так как был достаточно осведомлен в делах и нравах обитателей пустоши. Насколько ему было лестно, что его приняли за грабителя с большой дороги, неизвестно, но, во всяком случае, он улыбаясь ответил:
– Вы правы! Но этому делу можно было бы помочь.
– Каким образом? – удивился Нед.
– Если бы удалить эту женщину отсюда.
– Ну, это трудновато!
– Или, быть может, заставить охранителей удалить ее отсюда?
– Черт возьми! Но как взяться за это дело?
– Устроить нападение на замок!
– Гм… об этом нужно подумать! – задумчиво произнес Нед, почесав в затылке.
Эдуард сообразил, что, посвящая в это дело подобного сорта людей, можно было, не открывая своих истинных намерений, все же использовать их известным образом.
– Одним словом, – продолжал он, – я хочу попытаться избавить жителей этой местности от гнета, давящего их.
– Гм… гм… – пробормотал Нед. – Это – трудная штука!
– Менее трудная, чем вы полагаете, тем более что там запуганы многими заговорами.
Заподозрил ли при этом Нед в своем госте участника заговоров – неизвестно, во всяком случае, он не подал вида и обещал свое содействие и помещение для значительного количества людей. Мало того, он обещал к известному дню собрать людей и со своей стороны.
Затем Эдуард распростился со своим новым, столь неожиданным сообщником.
Несколько дней спустя, вечером, трущоба Неда необычайно оживилась. Приезжали друг за другом всадники и все остались. Кроме одиннадцати человек приближенных Эдуарда, явилось еще по крайней мере двадцать, которые были наняты для неизвестного им дела.
Около полуночи Эдуард объявил им свое намерение, впрочем, скрывая истинную цель нападения и мотивируя лишь желаньем произвести переполох, а потом рассеяться.
Из сохранившихся документов не усматривается, было ли то нападение подготовлено, имел ли Эдуард связи с замком Фосрингей. Есть некоторое основание предполагать, что все совершилось неожиданно как для охраны замка, так и для самой заключенной Марии Стюарт. Очевидно, Мак-Лин, человек сангвинического темперамента, понадеялся исключительно на свои собственные силы и не принял никаких мер.
Насколько известно, план Эдуарда был таков: часть отряда из людей, не посвященных в истинную цель нападения, была в запасе, такая же другая часть должна была совершить нападение на замок и произвести там шум. Одна часть друзей Мак-Лина должна была стараться проникнуть в покои Марии со стороны сада, а другая, во главе с самим Эдуардом, должна была проникнуть в комнаты Марии через камин.
Когда Эдуард решился привести в исполнение свое отважное предприятие, была холодная, суровая ночь.
Ко всем невзгодам тюремной жизни Марии Стюарт нужно прибавить еще жестокие страдания от ревматизма, которые почти не оставляли ее ни на одну минуту. Тем же недугом был одержим и ее неумолимый страж, старый, ворчливый Эмиас Полэт. Он не мог спать уже несколько ночей подряд и не решался выходить на воздух при такой холодной, сырой погоде. Друри исполнял за него все обязанности по дозору замка, которые осложнялись тем, что старый, подозрительный Эмиас беспрестанно гонял его то туда, то сюда, не давая отдыха ни на минуту. Вечером, когда боли стали нестерпимы, Полэт хотел отвлечься и забыться в молитве. Он схватил молитвенник и действительно вскоре его стало клонить ко сну. Он заснул и проспал около трех часов, а затем, проснувшись, поужинал с Друри, после чего они стали играть в шахматы. Но при этом каждый час Друри должен был отрываться от игры и делать обход замка и двора, что, конечно, доставляло мало удовольствия.
Был третий час ночи, когда Друри возвратился из своего последнего обхода.
– Все в порядке? – спросил Полэт.
– Все! – ответил Друри. – Стража бодрствует, и все в замке спокойно!
– А она спит?
– Нет! Я слышал, она страдает от боли и просила почитать ей вслух!
На лице Эмиаса промелькнуло выражение злорадства. Вероятно, он чувствовал известное удовлетворение в том, что несчастная узница испытывает такие же страдания, как и он.
– Читает, наверное, какой-нибудь папистский вздор! – проворчал он. – Следовало бы запретить ей подобные занятия!
– Недолго уж осталось! – заметил Друри. – Было бы слишком жестоко!
– У вас вечная склонность к состраданию! – досадливо воскликнул Эмиас. – Друри, когда вы наконец научитесь подчинять свои чувства долгу?
– В том смысле, как вы это понимаете, – никогда, – ответил Друри, – я не создан для этого!
– Плохо, очень плохо! – пробормотал Полэт, однако вернулся снова к начатой игре, и оба замолчали.
Эмиас проигрывал, и, быть может, это было причиной того, что он потерял интерес к игре.
– Послушайте, Друри, – сказал он, – как бы при таком ночном бодрствовании нашей узницы опять не затеялось чего-нибудь недоброго у нее?
– Едва ли, – ответил Друри, – она действительно страдает!
– Да, да! Однако я чувствую себя в настоящее время несколько лучше и хочу пойти проверить.
Друри поморщился, но все же последовал за стариком, который, накинув шубу, поплелся по коридорам в комнаты Марии.
Полэт подозрительным оком осмотрел все уголки передней, а затем без доклада вошел в комнату заключенной.
Мария лежала на постели, скрестив руки на груди и обратив взор к потолку. Близ нее находились ее старая нянька Кеннеди, Кэрол и другие женщины, по большей части занятые каким-нибудь рукодельем. У камина сидели Бургоэн, ее духовник Мелвилл и Жервэ, ее хирург. Священник читал книгу. При появлении Эмиаса он умолк, и все присутствующие, кроме Марии, повернулись к дверям.
– Кто там? – спросила Мария слабым голосом.
– Тот, кто заботится о вас, – ответил Эмиас с хриплым смехом, не считая нужным поклониться. – Здесь так уютно, что является желание присоединиться к вашему кружку.
Мария ничего не ответила, остальные также, конечно, молчали.
Очевидно, раздосадованный таким нелюбезными приемом Полэт стал озираться в комнате, чтобы найти, к чему придраться; наконец его взор упал на огонь в камине.
– Какая жара в комнате! – воскликнул Эмиас. – Какая нелепость печься в такой жаре, не говоря уже о том, что может произойти пожар. Друри, позови кого-нибудь из слуг! Это мы не можем допустить.
Друри вышел, но вскоре возвратился и доложил, что все люди, которые могли бы погасить камин, спят.
Эмиас произнес какое-то проклятие, потоптался по комнате и затем ушел без поклона, без приветствия.
– Боже мой! – вздохнула королева. – Я почти засыпала; неужели этот злой человек лишит меня даже ночного покоя?
Все окружающие молчали в подавленном настроении, усилившемся еще благодаря завывающим звукам ветра на дворе.
Но вдруг послышался подавленный звук извне, проникавший в комнату как бы через камин. Это был какой-то ужасный звук, не то голос, не то трубный звук, который мог напомнить о трубном гласе на Страшном суде.
Мужчины вскочили со своих мест у камина, женщины также испугались и готовы были громко крикнуть, если бы не присутствие королевы. Мария приподнялась.
Звук повторился громче, отчетливее, менее зловеще; наконец можно было расслышать слова, произносимые в огромную слуховую трубу:
– Погасите огонь!
Замечено, что все отважные и к тому же тайные предприятия зависят более или менее от простой случайности. В данном случае явилось такое случайное совпадение обстоятельств, что неизвестный голос требовал именно того, что Полэт требовал привести в исполнение, явившись некстати грубо нарушать ночной покой заключенной.
– Погасите огонь! – повторил голос еще явственнее.
– Это превосходит всякое вероятие! – воскликнул Мелвилл.
– Старик, должно быть, помешался, – заметил священник.
– Погасите огонь! Хотят спасти ее величество! – послышалось снова.
Все молчали и вопросительно смотрели друг на друга.
– Это только насмешка и издевательство! – сказала Мария.
Она, по-видимому, утратила уже всякую надежду на освобождение.
Но голос все настойчивее повторял, просил, угрожал.
– Почем знать, быть может? – заметил врач.
– Невозможно! – пробормотал Мелвилл.
– Будем молчать! – решительно сказала Мария. – Если мы не будем обращать внимания, то эти чудеса прекратятся сами собой.
Вдруг на дворе раздался выстрел. Оконные стекла зазвенели, послышались крики. Одновременно какой-то тяжелый предмет с глухим шумом упал в огонь, разметав уголья и головни. Через момент все присутствующие громко вскрикнули, увидев, как из камина выскочил человек в пылающей одежде. Закоптелый до неузнаваемости, он старался погасить на себе горящую одежду.
– Вперед, господа! – воскликнул он. – Все сложилось хорошо и можно надеяться на успех. Ваше величество, возможность бегства устроена, помощь ждет на дворе. Спешите! Нужно воспользоваться временем, пока стража не приготовилась к отпору.
Все стояли молча, как прикованные, никто не шевелился. У большинства явилась мысль, что если это – не выходка, придуманная Полэтом, то, быть может, это – и правда. Но кто этот человек? Не сумасшедший ли какой-нибудь?
А время шло, на дворе шум все усиливался, слышалась борьба.
Вдруг дверь распахнулась и на пороге показались Эмиас Полэт, Друри и несколько солдат.
– А, я так и думал! – воскликнул Полэт, увидав незнакомца. – Кто вы?
– Слишком поздно! – послышался раздирающий душу вопль Марии. – Ах, этот огонь, ах, это недоверие!
Снаружи кто-то разбил окно. Незнакомец одним прыжком очутился возле него и выпрыгнул.