Киприан ничего не ответил, обвел всех блуждающим взором, затем всадил кинжал себе в грудь и тотчас же молча упал с лошади.
Сообразил ли Пельдрам, в чем дело, или нет, но он очень быстро нашелся придать делу такой оборот, что будто бы убийца по ошибке преследовал свою возлюбленную, а так как убийца был мертв, то дело прекратилось само собою.
Что касается леди Брауфорд, то она отделалась только испугом, а у камеристки были легко поранены руки, которыми она в испуге защищалась от убийцы. Раны перевязали, и леди продолжали свой путь к Виндзору.
Самый факт нельзя было скрыть от королевы, но виновников не стали доискиваться. Леди Стаффорд не хотела, чтобы ее, а также ее сына, втянули в процесс; Берлей молчал, потому что когда-то протежировал этому руководителю заговора, Лестер же молчал потому, что его ливрея оказалась на этом подозрительном человеке. Валингэм и Пельдрам молчали, чтобы не обнаружить своего глупого положения обманутых блюстителей безопасности.
Минутное веселое настроение Елизаветы сменилось вследствие этих событий если не прежним мрачным, то еще более угрожающим настроением; ею овладело продолжительное гневное состояние. Более чем когда-либо, она убедилась теперь, что для ее безопасности необходима смерть Марии. Но выступить решительно она боялась по-прежнему. Ей хотелось, чтобы смерть Марии произошла помимо нее, чтобы никто не мог заподозрить и обвинить ее, назвать ее убийцей.
Роковая судьба побудила ее на такой шаг, который мог бы заклеймить ее еще более, чем казнь Марии Стюарт, но он остался без последствий.
Глава двадцать шестаяИнтерес
На следующий день, как это весьма часто случалось в последнее время, Пельдрам очутился в лавке мастера Оллана и нашел здесь, по обыкновению, жену и дочь хозяина. Пельдрам был в веселом и шутливом настроении, располагавшем к балагурству. Желая занять своим разговором обеих женщин, он повел речь о том, что ему пора жениться и непременно следует сделать это, так как у него достаточно средств, чтобы содержать семью. Жена оружейника согласилась с ним в том и другом.
Пельдрам заметил далее, что ему надо жениться на своей землячке и с этой целью предстоит ехать в Шотландию. Жена оружейника возразила, что до Шотландии не рукой подать, а шотландские девушки-невесты не так доступны, как зрелые груши, для каждого, кто приехал бы на их родину свататься к ним.
Пельдрам не стал оспаривать это и придумывал какой-нибудь хитрый изворот, видя себя поставленным в тупик. Наконец он высказал, что и в Лондоне найдутся шотландские девушки, пожалуй, более подходящие для него, чем юные красотки в самой Шотландии. Почтенная хозяйка не могла отрицать это, и гость прибавил, что у него даже есть на примете одна молодая девица, вполне подходящая к его требованиям в данном смысле, а после этого вступления заявил, что он берет на себя смелость приступить к сватовству. Мать поспешила выслать Вилли вон.
В доме Оллана уже давно догадывались о намерениях Пельдрама, и потому удаление Вилли матерью могло считаться ответом на его сватовство. Пельдрам засмеялся. Впрочем, его игривое настроение не находило отклика в душе матери и дочери. До них уже дошла весть о злополучном покушении Киприана, и они, по своей женской впечатлительности, были огорчены и напуганы этим. Сверх того Вилли, по-видимому, была огорчена смертью молодого человека, к которому она была, по меньшей мере, неравнодушна.
– Вы могли бы оставить здесь вашу дочь, миссис Оллан! – воскликнул Пельдрам. – Ведь в моих словах о том, что я хочу остепениться, нет ничего щекотливого. Или, может быть, вы полагаете, что я заглядываюсь на вашу Вилли?
– Мало ли на кого вы заглядываетесь! – уклончиво ответила хозяйка. – Слухом земля полнится. Но в вашем обращении с моей дочерью я не заметила ничего особенного.
– В этом вы совершенно правы. Но что сказали бы вы, если бы я в самом деле стал не шутя заглядываться на Вилли?
– Ничего не могу сказать на этот счет. Нельзя же вам запретить смотреть на девушку.
– Вот как?.. Вы так полагаете? Ну а если бы за этим последовало предложение?
– Его нужно еще выждать!
– Но допустим, что оно уже сделано; что сказали бы вы тогда?
– Ступайте к моему мужу и спросите его. Только он может дать вам определенный ответ, как назначает определенные цены на свои товары.
– Я так и думал… Ну, а вы-то сами не прочь породниться со мной?
– Я не перечу тому, чего захочет муж.
– Так, так… вы – послушная жена. Но, быть может, в глубине сердца вы таите иное желание?
– Вовсе нет. Согласится старик, соглашусь и я. Вот и все!
– А Вилли?
– Не могу знать, что она скажет или чего ей хочется.
– Ну, чтобы не распространяться много, скажу напрямик, что мои намерения серьезны, и потому я переговорю с Олланом, но только наедине. Вышлите его ко мне, всего лучше в гостиную.
Отца позвали. Он, как всегда, поздоровался с Пельдрамом холодно и спокойно, после чего пригласил его в гостиную, где они уселись вдвоем, прежде чем приступить к переговорам.
Гость улыбался. Может быть, непривычная роль жениха отчасти смущала его.
– Где ваш мастер? – спросил он наконец хозяина.
– Уволен! – отрезал тот.
– Так… А когда последовало его увольнение?
– Третьего дня вечером.
– Вы поссорились с ним?.. Из-за чего вы отказали ему?
– Из-за того, что он увлекался удовольствиями, неподходящими к нашему званию и нашему ремеслу.
– Так, так!.. А известно ли вам, где он теперь?
– Я за ним не следил.
– Отлично! Вы поступили умно, отказав ему.
– Я и сам так полагал.
– Значит, мы все были согласны между собою на этот счет. Посмотрим, не упрочится ли наше взаимное согласие. Ведь вы – шотландец, как и я! – продолжал гость.
– Шотландец, да – подтвердил оружейник, – только не чета вам – полицейскому!
– Ну, это – пустяки! Мы – соотечественники, и я, ваш соотечественник, желаю жениться.
– Это – ваше дело.
– Совершенно верно, но я желаю жениться на вашей дочери, а это – уже отчасти и ваше дело.
– Моя дочь вам не пара.
– Однако я иного мнения.
– Ну, тогда мы с вами не согласны.
– По-видимому, так… Только мне кажется, что мы все-таки поладим между собою. Я опять возвращаюсь к Киприану. Его уже нет в живых.
– Весьма сожалею.
– И я тоже. Он был славный малый и сам лишил себя жизни. Собственно говоря, он поступил умно, потому что пред самоубийством совершил деяние, за которое ему предстояло поплатиться жизнью; он напал на одну придворную даму и ранил ее…
– Это было нехорошо!
– Да… как относительно того, что подразумеваете вы, так и с моей точки зрения.
– Что подразумеваю я?..
– Мы потолкуем об этом после. Накануне вечером была сделана попытка освободить Фосрингейскую пленницу. Однако заговорщики изменили, и двое из них были убиты. Одним из убитых оказался лэрд Мак-Лин, которого вы также видели и к которому я сам привел Киприана.
– Странно!
– Да, да!.. Что касается Киприана, то я сам нарочно пустил такую молву, будто у него была знакомая при дворе, которую он приревновал и хотел убить.
– В сущности, мне это безразлично.
– Не думаю! Лэрд Мак-Лин и Киприан, по-моему, были знакомы между собою и раньше.
– Может быть!
До настоящей минуты оружейник отвечал Пельдраму спокойно, холодно и слегка насмешливо. Но теперь он как будто стал обнаруживать больше интереса и внимания к разговору.
– Они составили заговор, – продолжал Пельдрам, – с целью освободить Марию Стюарт и умертвить нашу королеву.
– Ну, вот еще! – проворчал Оллан.
– У них были сообщники, и последних надо искать среди людей, с которыми заговорщики имели сношения.
– Киприан был вашим другом!
– Да, я держал его на привязи, как и подобало; а теперь у меня в руках весь заговор, и от меня зависит открыть его и засадить в тюрьму заговорщиков.
– Пожалуй, это – ваша обязанность.
– Как смотреть на вещи!.. Вот, например, я могу быть убежден, что некоторые люди невиновны, несмотря на улики против них…
– Такое убеждение было бы приятно!
– Я сам так думаю, и если я прошу руки вашей дочери, то это служит верным доказательством того, что у меня нет никакого предубеждения против вас и я совсем не считаю вас виновным.
– По-видимому, так!
– Но если вы отвергнете мое искательство, то я, пожалуй, буду думать иначе.
– Нисколько в том не сомневаюсь!
– Дело обстоит приблизительно так: Вилли – о вас я не буду распространяться более, так как вы сами понимаете свою пользу – Вилли сделается миссис Пельдрам, настоящей леди, заживет в достатке и всяком довольстве, или же она окажется дочерью государственного преступника, обреченной на нищету, горе, презрение, преследование – одним словом, на всякие бедствия. Ясно ли это?
– Вполне!
– А что вы скажете на мои слова?
– Я скажу: если вы нравитесь Вилли, то я не имею ничего против вашего сватовства.
– Хорошо сказано! Итак, спросите Вилли, нравлюсь ли я ей.
– Сейчас?
– Конечно!
– Хорошо… Тогда обождите немножко.
Оллан оставался таким же холодным и спокойным, как и в начале разговора, несмотря на грозную перспективу, развернутую Пельдрамом пред ним. Соучастие оружейника в покушении Киприана было для полицейского вне всякого сомнения, но вместе с тем Пельдрам отлично сознавал, что старик готов на все и не согласился бы отдать ему руку Вилли, если бы участь дочери не пугала его. Впрочем, оба они были шотландцы и обделывали дело по-шотландски – сухо, обдуманно, согласно внушениям здравого рассудка.
Итак, результат сватовства зависел теперь от Вилли.
Переговоры отца с дочерью носили тот же характер, как и предшествующая беседа между Олланом и Пельдрамом. Старый оружейник увел дочь из лавки в другую комнату и сказал ей:
– Вилли, пришел Пельдрам и просит твоей руки.
– Я не могу выйти за него, он противен мне! – воскликнула девушка.