обществу;
– в‑четвертых, у СССР имелся колоссальный опыт проведения показательных процессов и их освещения, подачи для населения.
Вместе с тем сказывалось разное понимание права. Западные правоведы и политические деятели верили в универсальные принципы права, применимые ко всем без исключения преступникам, в том числе и к военным, в реальную независимость суда, а потому, скорее всего, опасались, что на судебном процессе начнут выпадать «скелеты из шкафа» в виде потакания милитаризации Германии, Мюнхенского соглашения, неоказания помощи Польше, чрезмерно жестоких бомбардировок германских городов, не говоря уже о Хиросиме и Нагасаки. Опасались, видимо, и того, что подсудимые могут взять на вооружение тезис: «А судьи кто?». Западные руководители помнили негативный опыт Первой мировой войны, когда победители не смогли найти необходимую юридическую основу для суда над германскими лидерами.
Для советского руководства право всегда было лишь средством (инструментом) достижения его политических целей и массовой суггестии населения. Имея за плечами богатый опыт проведения показательных процессов, Сталин знал, как не допускать обсуждения щекотливых вопросов, и не обращал внимания на такие глупости. Тем более что союзники в течение всей войны не допускали публичных дебатов о репрессиях сталинского режима, массовых депортациях населения с присоединенных к СССР в 1939–1940 гг. территорий, которые могли нанести ущерб союзническим отношениям[207].
Еще 14 октября 1942 г. Народный комиссариат иностранных дел опубликовал заявление, в котором говорилось: «Советское правительство считает необходимым безотлагательное предание суду специального международного трибунала и наказание по всей строгости уголовного закона любого из главарей фашистской Германии, оказавшихся уже в процессе войны в руках властей государств, борющихся против гитлеровской Германии»[208]. Напомним, что Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1942 г. была образована Чрезвычайная Государственная Комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, которая собрала огромный материал о злодеяниях нацистов[209]. Так что Сталин был хорошо оснащен для проведения такого процесса и методично продолжал настаивать на его осуществлении.
Первым идею Международного военного трибунала поддержал Рузвельт. Будучи юристом, он следовал одному из главных принципов уголовного права – неотвратимости наказания. Во всяком случае, коллеги постоянно ему об этом напоминали, настаивали на суде и семьи погибших.
Кроме того, в Америке имелось влиятельное еврейское лобби, требующее возмездия за Холокост. Рузвельт согласился судить гитлеровских главарей, но в то же время заявил, что «процедура суда не должна быть слишком юридической» и «при всех условиях на суд не должны быть допущены корреспонденты и фотографы»[210]. Черчилль держался до последнего, но в итоге под давлением союзников, общества, а также в связи с появлением новой информации все же был вынужден согласиться.
В ходе учредительной Конференции в Сан-Франциско по созданию Организации Объединенных Наций 3 мая 1945 г. состоялось совещание министров иностранных дел СССР, США и Великобритании, на котором американский представитель – член Верховного суда США С. Розенман – вручил советской и английской делегациям проект соглашения о создании Международного военного трибунала.
С 26 июня по 8 августа 1945 г. в Лондоне прошла конференция представителей СССР, США, Великобритании и Франции, выработавшая Соглашение и Устав Международного военного трибунала. Советскую делегацию возглавлял заместитель председателя Верховного Суда СССР Иона Тимофеевич Никитченко[211].
Значительное влияние на подготовку устава оказали уже имеющиеся советские исследования на эту тему. Так, член советской делегации на Лондонской конференции А. Н. Трайнин издал монографию «Уголовная ответственность гитлеровцев»[212]. Как мы отмечали, идея «преступления против мира» как наказуемого преступного деяния уже существовала среди правоведов, но Трайнин дал этой концепции четкую и окончательную формулировку, которая послужила основой для Устава Международного военного трибунала.
Книга Трайнина была переведена на английский, французский и немецкий языки и вскоре стала популярна в юридических и политических кругах Запада. В итоге четыре державы (США, Великобритания, Франция и СССР) приняли позицию А. Н. Трайнина и суть его определения «преступлений против мира»: они перечислили «военные преступления» и «преступления против человечности» как отдельные, хотя и взаимосвязанные обвинения.
По инициативе советской делегации решили готовить не один документ, а два – собственно соглашение о создании МВТ и его Устав.
Нелегко было совместить разные правовые и тем более процессуальные системы государств-победителей. Острые дебаты разгорелись по вопросу о преступном характере агрессивной войны. Наибольшие сложности возникли при разработке определения понятия «международное преступление».
Кроме прочего представители Великобритании и США при поддержке французской делегации настаивали на следующих формулировках в определении этого понятия: «а) вторжение, или угроза вторжения, или выступления в качестве зачинщика войны в других странах в нарушение договоров, соглашений или заверений между странами или в нарушение международного права каким-либо другим путем» и «б) участие в общем плане или мероприятии, направленном к установлению господства над другими нациями. Этот план или мероприятие включало, или предполагало, или в достаточной мере было рассчитано на то, чтобы повлечь за собой использование незаконных средств для проведения его в жизнь»[213]. Причем глава американской делегации упорно настаивал на том, что определение преступных действий не должно зависеть от того, кто их совершил[214].
Однако при таком подходе Нюрнбергский процесс вполне мог оказаться политическим бумерангом, ударив и по самим организаторам МВТ. В итоге главная цель процесса – привлечение нацистской Германии к суду за совершенные преступления – была выполнена.
Союзникам удалось найти взаимоприемлемую формулу понятия «международное преступление», разбив ее на две фразы. В первой указывалось, что МВТ вправе судить и наказывать только тех лиц, которые, действуя в интересах европейских стран германо-итало-японской «Оси», совершили определенные действия. Во второй указывалось, какие же действия являются преступными и влекут за собой индивидуальную ответственность[215]. То есть юрисдикция МВТ распространялась исключительно на нацистов и их пособников. Этим решением, с одной стороны, были окончательно похоронены опасения руководителей союзников насчет «скелетов в шкафу», с другой – трибунал сосредоточивался на определенных деяниях конкретных лиц.
Координация действий членов трибунала и обвинителей из различных стран была нелегкой задачей, поскольку юристы в силу образования и привычки склонны к фетишизму по отношению к однажды освоенным ими процедурным нормам и часто питают страстное убеждение, что никакая незнакомая процедура не может быть морально правильной.
Американский судья Р. Джексон отмечал: «Я был шокирован, когда услышал, что российская делегация возражает против нашей англо-американской практики как несправедливой по отношению к обвиняемому, когда он информируется о вмененном ему преступлении в общих чертах, а затем мы представляем доказательства в суде. Их метод требует, чтобы обвиняемый имел в составе обвинительного заключения все доказательства, которые могут быть использованы против него – как документы, так и показания свидетелей»[216].
Обращаем внимание на то, что, согласно Уставу МВТ, для вынесения приговора и применения наказания не требовалось, чтобы совершенные подсудимыми преступления были предусмотрены уголовными законами в момент их совершения[217]. Таким образом, норме римского права nullum crimen sine poena, nulla poena sine lege («нет преступления без наказания, нет наказания без закона») была дана весьма оригинальная трактовка. Как впоследствии пояснял в своей заключительной речи на Нюрнбергском процессе главный обвинитель от СССР Р. А. Руденко, подсудимые «обвиняются в действиях, которые цивилизованное человечество и ранее признавало преступлениями… Законодательство всех цивилизованных народов предусматривает уголовную ответственность за убийства, истязания, насилия, грабежи и т. д. То обстоятельство, что эти преступления были организованы подсудимыми в превосходящих человеческое воображение размерах и в неслыханных по своей садистской жестокости формах, конечно, не исключает, а лишь многократно усиливает ответственность преступников»[218].
8 августа 1945 г. СССР, США, Великобритания и Франция подписали Соглашение о создании трибунала. Правительства 19 стран присоединились к соглашению, и 23 государства – участника ООН утвердили Устав Международного военного трибунала.
В качестве члена МВТ от Советского Союза был назначен И. Т. Никитченко, главным обвинителем от СССР – прокурор Украины Р. А. Руденко. А. Я. Вышинский и члены возглавляемой им комиссии[219] (прокурор СССР К. П. Горшенин, председатель Верховного Суда СССР И. Т. Голяков, нарком госбезопасности В. Н. Меркулов, его заместитель Б. З. Кобулов, глава армейской контрразведки Смерш В. С. Абакумов, нарком юстиции Н. М. Рычков) готовили директивы для советской делегации в Нюрнберге, подбирали обвинителей, переводчиков, связистов, шифровальщиков и других работников. Понятно, что все они проходили детальную проверку органами госбезопасности, которые направили в Нюрнберг большой отряд наблюдателей, писавших отчеты и доносы на участников делегации, внося нервозность в их работу, и так требовавшую напряжения всех физических и моральных сил. Также на процесс направили журналистов, писателей, кинооператоров и других представителей средств массовой информации, освещавших впоследствии ход Суда народов