Собирался компромат и на Ивана Терентьевича. Поскольку в получении взяток уличить его было сложно, обратились к «дачной истории». Голяков использовал государственные ресурсы при строительстве своей дачи (организатором был А. П. Солодилов). На строительстве дач Солодилова и Голякова работали сотрудники Верховного Суда СССР. Для дач передавались фондовые материалы: железо, толь, древесина и т. д. Дачи также строили красноармейцы, заключенные и военнопленные немцы. Тем не менее Политбюро ЦК так и не наказало Голякова, оставив его директором Всесоюзного института юридических наук. Возможно, это было сделано с целью избежать дальнейшей дискредитации судебной власти[547].
Одним из результатов этого дела стало установление дисциплинарной ответственности судей за нарушения трудовой дисциплины, упущения в судебной работе, совершение проступков, недостойных звания судьи. Ответственность была введена Указом Президиума Верховного Совета СССР от 15 июля 1948 г. Право наложения дисциплинарных взысканий было предоставлено дисциплинарным коллегиям, решения которых могли быть пересмотрены в порядке надзора коллегиями по дисциплинарным делам вышестоящих судов. Коллегии по дисциплинарным делам были образованы в составе Верховных Судов автономных республик, в краевых и областных судах, а надзорными инстанциями в отношении их решений являлись коллегии по дисциплинарным делам Верховного Суда РСФСР и Верховного Суда СССР[548].
25 августа 1948 г. Верховный Совет СССР по рекомендации Политбюро ЦК КПСС освободил Голякова от должности председателя Верховного Суда СССР. Тогда же был снят с должности и знаменитый по многочисленным закрытым процессам «сталинский палач» – председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР и заместитель председателя Верховного Суда СССР Василий Васильевич Ульрих.
Несмотря на столь суровые формулировки, Иван Терентьевич сохранил работу во Всесоюзном институте юридических наук и работал там до 1959 г.[549] На посту директора ВИЮН в 1956 г. его сменил Константин Петрович Горшенин, но Голяков еще три года работал заместителем директора института.
Обратим внимание на то, что Голяков много внимания уделял просветительской, пропагандистской и научной деятельности. Он периодически выступал с публичными лекциями о социалистической законности и роли партии в развитии советского права[550].
Голяков – автор более 70 работ. Разброс тем в публикациях впечатляет – от судопроизводства, уголовного и государственного права до вопросов этики и юридических проблем в художественной литературе. Отметим и то, что основная часть трудов Ивана Терентьевича стала выходить в свет после того, как он стал председателем Верховного Суда СССР. После отставки количество публикаций не сократилось, как это часто бывает, а наоборот – резко увеличилось, а их качество улучшилось: язык из казенного стал понятным и более литературным.
Из работ Голякова полагаем важным выделить следующие: «Уголовное право: Учебник для юридических школ» (под ред. И. Т. Голякова, 1943), «Вопросы гражданского и трудового права периода Великой Отечественной войны» (под ред. И. Т. Голякова, 1944), «О пределах защиты по советскому праву» (1946), «Уголовный кодекс РСФСР: Комментарий» (А. Трайнин, В. Меньшагин, З. Вышинская, под ред. И. Т. Голякова, 1946), «Военно-уголовное право» в двух частях (под ред. И. Т. Голякова, 1946–1947), «Законодательство о труде: Комментарий к законодательству о труде СССР и Кодексу законов о труде РСФСР» (под общ. ред. И. Т. Голякова, 1947), «О едином следственном аппарате и функциях Министерства юстиции» (1957).
Наибольшую известность получила его книга «Суд и законность в художественной литературе»[551], вышедшая в 1959 г. Это произведение точнее было бы назвать «О вреде рабовладельческого, феодального и буржуазного судов и о пользе советского правосудия». Особо впечатляет объем литературных произведений разных времен и народов, проштудированных автором. Вряд ли Иван Терентьевич предполагал, что впоследствии многие исследователи его жизни и деятельности будут предпочитать анализировать именно этот труд[552]; вероятно, это лучшее, что он сделал в своей жизни.
Иван Терентьевич, в молодости общительный и веселый человек, с середины 1920-х гг. все больше становился замкнутым и общался в основном с коллегами по служебным делам. Особо доверительных отношений не было ни с кем, напряженные отношения по работе были с К. П. Горшениным.
Умер Иван Терентьевич Голяков в Москве в марте 1961 г., похоронен на Новодевичьем кладбище.
Будучи активным проводником сталинских репрессий, Голяков утверждал: «Используя различные средства идеологического воздействия, буржуазия стремится окружить свою законность суеверным почтением и внушить народу, что буржуазный суд является каким-то надклассовым и даже надгосударственным органом, призванным защищать установленный всем обществом правопорядок и применять меры принуждения исключительно в интересах „вечной справедливости”»[553]. Зато «своим последовательным демократизмом, подлинной справедливостью советский суд наглядно показывает громадное значение правосудия, когда оно находится в руках самого народа, когда осуществляются на деле вековые чаяния трудящихся о судебной правде, истинном господстве справедливого закона и законности»[554].
Эпилог
Оценивая сталинскую эпоху в целом, нельзя не признать, что она имела модернизационный характер и была направлена в будущее. Расхожее утверждение, что Сталин принял Россию с сохой, а оставил с ядерной бомбой – не более чем констатация очевидного факта. Другой вопрос, насколько способы достижения поставленных целей соответствовали национальным интересам и какую цену за них пришлось заплатить советскому народу. Судят победителей или нет?
Отказ от изначально завиральной идеи построения социалистического общества в мировом масштабе и переход к строительству отдельного социалистического государства породил латентную гражданскую войну между адептами этих двух подходов – революционерами и государственниками. Выбор в пользу государственного строительства был объективно обусловлен сопротивлением антибольшевистских сил в 1918–1920 гг. и неприятием большевизма большинством развитых стран. Победа государственников была исторически неизбежна.
Несущей опорой любого государства является бюрократия. Поэтому не удивительно, что на вершине власти в СССР оказались деятели, наиболее приспособленные к рутинной управленческой деятельности. В силу разных обстоятельств и благодаря личным качествам лидером партийной и советской бюрократии стал И. В. Сталин[555].
Многовековой опыт российских служивых намертво впечатал в матрицу их культуры неистовое чинопочитание. Даже несмотря на качественное изменение бюрократического корпуса после революции, эта традиция никуда не исчезла. Обожествление начальства было присуще партийным функционерам в не меньшей степени, чем имперским чиновникам. Это поветрие подобно вирусу широко распространилось в среде обитания партийных и советских чиновников, особенно в городах.
Что касается основной массы населения – крестьян, то глубоко укоренившийся со времен самодержавия миф о добром к народу и суровом к боярам царе в 1930-е гг. еще даже не начал выветриваться. На этой плодородной почве и разрослось почти религиозное отношение жителей села к «вождю всех народов», подогреваемое и развиваемое массированной пропагандой.
Все началось с празднования 50-летия Сталина в 1929 г., когда на фоне политического триумфа он стал полновластным вождем партии, а значит, и всей необъятной страны. Уже тогда вся бюрократическая верхушка из кожи вон лезла, чтобы доказать ему свою преданность[556]. К 60-летию Сталина по стране была объявлена целая кампания. В честь юбилея вождю присвоили звание Героя Социалистического Труда. 70-летие Сталина отмечала вся страна. Повсюду проходили митинги, на которых рабочие, колхозники и представители трудовой интеллигенции выражали восторги в адрес вождя, принимавшие порой гротескную форму. Происходило перерождение автократии партии большевиков в персоналистскую деспотию вождя, а коммунистической квазирелигии – в бюрократические безусловные директивы[557].
Тоталитарные государства возникают не на пустом месте. Как говорил немецкий философ и правовед К. Шмитт, они возникают там, где существует глубокий раскол в обществе, и являются своеобразным способом его преодоления путем подавления одной из сторон всех своих противников. Поэтому процесс создания однородного советского общества, расколотого Великой русской революцией, являлась объективной исторической задачей сталинского режима.
Люмпенизировав крестьян во время всеобщей коллективизации, правящий режим счел, что эта задача решена, о чем свидетельствовала весьма либеральная для того времени Конституция 1936 г.[558] Однако суровая действительность опровергла эти мечты, и Сталин вернулся к жесткому подавлению своих политических врагов и остатков «эксплуататорских классов». При всей прагматичности Сталина в ходе массовых политических репрессий и Большого террора он явно потерял чувство меры.
Хотя в конечном итоге выполнить свое предназначение – преодолеть раскол – сталинскому тоталитарному режиму не удалось, он сумел продемонстрировать и свои конструктивные возможности.