Благодаря жестко директивным плановым методам управления и централизации органов власти в милитаристском стиле режиму удалось осуществить резкий рост промышленного производства, включая современное вооружение, мобилизацию армии и общества, своевременно изменить пропагандистский нарратив с социальной (классовой) доминанты на государственно-патриотическую. Даже такой отпетый враг коммунистов, как Русская православная церковь, был в итоге вписан в систему госуправления по образцу Российской империи.
Возможно, рост экономического и военного могущества страны мог бы оказаться куда более впечатляющим в условиях рыночных отношений и демократического способа управления. Вместе с тем очевидно, что на это потребовалось бы гораздо больше времени.
Именно временной гандикап, выигранный сталинским режимом несмотря на все сопутствующие издержки, в конечном счете позволил СССР победить в Великой Отечественной войне, результатом чего, кроме всего прочего, стало заметное приращение территорий Советского Союза, возникновение системы мирового социализма и переход страны в качественно иное состояние – сверхдержавы, овладевшей атомным оружием. О цене победы – многочисленных жертвах, репрессированных народах и покалеченных судьбах взрослых и детей, об очередном рукотворном голоде 1946–1947 гг. старались особенно не распространяться, стыдливо пряча покалеченных героев войны в провинциальных богадельнях.
Почитание вождя-генералиссимуса Иосифа Виссарионовича Сталина приобрело мистический оттенок – он воспринимался значительным количеством населения как талисман, оберегающий страну от всяческих невзгод. Лозунги «Сталин с нами!», «Сталин – наша сила!» провозглашались на всех официозных мероприятиях.
Вроде бы все прекрасно – «единый, могучий Советский Союз», как пелось в новом гимне, утвержденном 14 декабря 1943 г.[559] вместо «Интернационала», ведет выращенный Сталиным советский народ от победы к победе. Вот только с виду монолитный тоталитарный режим всегда имеет ахиллесову пяту, неизбежно приводящую к его гибели, а именно – уход диктатора. Оказывается, что заменить его некем, поскольку все потенциальные политические конкуренты были нейтрализованы еще на дальних подступах к вершинам власти.
Вскоре после окончания войны Сталина стали одолевать застарелые болячки. Он все чаще удалялся на отдых, тем не менее, как говорится, держа руку на пульсе с использованием всех доступных в то время средств коммуникации. Ясное дело, в его ближайшем окружении тут же началось движение. Как и в середине 1920-х, когда шла борьба за ленинское наследие[560], устойчивых коалиций активных участников не было – все они имели ситуативный характер и были основаны на дружбе против кого-то, а не за какие-то идейные или программные установки. Иосиф Виссарионович, следуя древней мудрости «разделяй и властвуй», отнюдь не пытался урезонить своих приспешников, а, наоборот, нередко подливал масло в огонь.
С упразднением ГКО распалась весьма эффективная в годы войны четверка: И. В. Сталин, В. М. Молотов, Г. М. Маленков и Л. П. Берия[561]. Право издания безусловных директив вновь оказалось у Политбюро, в которое вошли деятели второго эшелона власти. В частности, в него вошел А. А. Жданов, руководивший обороной Ленинграда. Как член Политбюро и Секретариата ЦК, он отвечал за идеологию и внешнюю политику, с апреля 1946 г. осуществлял руководство Управлением пропаганды и агитации, с августа 1946 г. вместо Маленкова председательствовал на заседаниях Оргбюро ЦК. То есть фактически был наместником Сталина в партии, особенно если учесть, что вопросами кадровой политики занимался его ставленник и соратник – А. А. Кузнецов.
Рычаги оперативного управления страной вернулись к высшему исполнительному органу, который теперь назывался Советом Министров СССР. Первым заместителем председателя Совета Министров СССР Сталина стал Молотов. На этом посту он курировал образование, науку и правоохранительные органы и, по сути, являлся представителем вождя в этом высшем органе государственного управления. Другим заместителем (по экономическим вопросам) и одновременно председателем Госплана СССР был другой ставленник Жданова – Н. А. Вознесенский, которого, если верить некоторым источникам, Сталин называл своим преемником.
Появление мощной ленинградской группировки во главе со Ждановым не могло пройти мимо внимания активных политических игроков, особенно Маленкова и Берии, которые заметно подрастеряли свое влияние по сравнению с военными годами.
Первый наскок на Жданова был связан с уже упоминавшимся постановлением Оргбюро ЦК ВКП (б) «О журналах „Звезда” и „Ленинград”», объективно подрывавшим его политический авторитет как многолетнего руководителя Ленинграда, где издавались эти журналы. Однако он сумел вывернуться, фактически возглавив кампанию грубого шельмования литераторов, философов, композиторов, театральных деятелей. Вторя Сталину, Жданов отозвался о Зощенко как о «беспринципном и бессовестном литературном хулигане», а об Ахматовой как о «блуднице и монахине, у которой блуд смешан с молитвой». Затем последовала целая серия разгромных постановлений в отношении деятелей искусства и культуры, о которых было рассказано в § 6 главы 2.
Следующая атака пошла на Н. А. Вознесенского, которого, как считают некоторые исследователи, Сталин специально подвел под монастырь, объявив своим наследником, дабы проверить его на сопротивляемость зубрам кремлевских интриг. Сопротивляемость оказалась низкой – его подставили коллеги по государственному и партийному аппарату.
«Доброжелатели» обратили внимание Сталина на то, что, несмотря на требования партии обеспечить неуклонный рост производства, Госплан закладывает в I квартале года рост меньше, чем в IV квартале предыдущего года. Этот факт имел объективные причины, поскольку осенью страна перерабатывала урожай – производство росло, а к концу зимы запасы истощались – шло небольшое снижение.
Сталин задал этот вопрос Вознесенскому, и тот не нашел ничего лучше, как пообещать исправить это положение. Николай Алексеевич в силу служебного рвения представил в Кремль отчеты с завышенными показателями. Через некоторое время это вскрылось, что разозлило Иосифа Виссарионовича, ощутившего себя обманутым.
На заседании Политбюро 8 марта 1949 г. Маленков и Берия подготовили обстоятельный доклад о недостатках работы Госплана. В вину Вознесенскому вменялись даже самые незначительные промахи вроде опечаток и ошибок в цифрах. Провели обыски в кабинетах и неожиданно «обнаружили» отсутствие 236 секретных документов, касающихся экономики страны. Собрали свидетельства конфликтов Вознесенского с подчиненными[562].
Вознесенский был снят с поста заместителя председателя Совета Министров СССР и выведен из состава Политбюро ЦК, в сентябре того же года опросом исключен из состава ЦК ВКП (б). 11 сентября 1949 г. Политбюро ЦК приняло постановление «О многочисленных фактах пропажи секретных документов в Госплане СССР», которое утверждало предложение комиссии партийного контроля об исключении Вознесенского из состава ЦК ВКП (б) и предании его суду.
27 октября 1949 г. Николай Алексеевич был арестован, ночью 30 сентября 1950 г. осужден к высшей мере наказания – расстрелу. Вместе с Вознесенским пострадала и вся его семья: сестра и брат также были расстреляны, а жена, мать, вторая сестра и племянники получили сроки и ссылки[563].
Николай Алексеевич был реабилитирован Военной коллегией Верховного Суда СССР 30 апреля 1954 г. Комитетом партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС подтверждено членство в партии.
31 августа 1948 г. ушел из жизни А. А. Жданов, «ленинградская группа» осталась без покровителя, и дело Вознесенского транзитом через дело работников Госплана перетекло в дело ленинградской группы и взорвалось как Ленинградское дело.
21 февраля 1949 г. состоялось объединенное заседание бюро, а 22 февраля – объединенный пленум Ленинградского обкома и горкома партии. С сообщением об антипартийных действиях А. А. Кузнецова, М. И. Родионова и П. С. Попкова[564] выступил Г. М. Маленков. Им приписывалась самовольная организация в Ленинграде в январе 1949 г. Всесоюзной оптовой ярмарки, которая якобы привела к разбазариванию государственных товарных фондов и нанесла материальный ущерб государству. Надуманность этого обвинения была очевидна. Тем не менее Пленум поддержал решение ЦК о снятии П. С. Попкова с занимаемых постов и объявил ему выговор. Кузнецов и Родионов лишились своих должностей еще в январе.
Ленинградским делом с санкции Сталина занимался заместитель председателя Совета Министров СССР Л. П. Берия. Непосредственное осуществление акции взял на себя В. С Абакумов, в то время министр государственной безопасности. Так называемое расследование шло с исключительной жестокостью. В допросах лидеров «ленинградской группы» наряду со следователями МГБ принимали участие Маленков, Берия и Булганин[565].
Первой жертвой сфабрикованного дела стал второй секретарь Ленинградского ГК ВКП (б) Я. Ф. Капустин. 23 июля 1949 г. по приказу Абакумова он был арестован. Капустину предъявили обвинение в шпионаже в пользу английской разведки. Допросы вел сам Абакумов.
В кабинете члена Политбюро ЦК ВКП (б) Георгия Маленкова 13 августа 1949 г. были арестованы Кузнецов, Родионов и Попков, что положило начало Ленинградскому делу. Дела Вознесенского и «ленинградской группы» были объединены в одно, поскольку пропажа секретных документов в Госплане явно не тянула на суровый приговор[566].
Главные подсудимые Ленинградского дела обвинялись в преступлениях, предусмотренных статьями 58–1а (измена Родине), 58–7 (подрыв государственной экономики) и 58–11 (преступный заговор) УК РСФСР.