На пути к цели — страница 24 из 42

— У нас есть ещё две гранаты на трупах, — сказал Казимер подельнику, внезапно вспомнив, что они ещё могут дать жару этим укуркам-второкурсникам.

— Бесполезно! — ответил Густав, — даже если они ранены, то без боя не сдадутся, их двое, и нас двое, они хорошо стреляют и применяют дар. Вахтанг своё получил, позарился на юбку графини, перевозбудился, и теперь лежит в ожидании небесного суда, а нам надо уходить отсюда, мы только время теряем.

— Да, пусть теперь он там гурий трахает. Прикажешь уходить?

— Да, Вахтанга надо взорвать, чтобы не догадались, кто это, у нас, как раз, пара гранат осталась. Одну ему на лицо положим, череп разорвёт, пусть потом по клочкам идентифицируют, если смогут. Даже если и узнают, то много воды утечёт в Неве, и уже неинтересно никому станет выяснять, или не нужно.

— Понял, идём?

— Идём, ты взрывай Вахтанга, а я добью остальных.

— А эти в нас стрелять не будут?

— Посмотрим, им пока не до нас, боятся, что мы дальше пойдём, а мы по очереди друг друга прикроем, — и в подтверждение своих слов Густав выпустил весь барабан в сторону лестницы.

Пули с визгом и скрежетом отрикошетили в разные стороны, а они, выпрыгнув в окно, занялись каждым своим делом. Казимир, подбежав к Когану, нашёл гранату и, сжав её в руке, бросился к Вахтангу. Тот лежал ничком и, кажется, ещё был жив, но без сознания. Густав, выставив перед собой два револьвера, внимательно следил за окнами теперь уже второго этажа, но из них так никто и не высунулся.

Казимир, не рефлексируя по поводу дальнейшей участи картвела, просто взвёл гранату, сунул её ему под повязку и бросился бежать. Через пару секунд грохнул взрыв, и клочья мозгов, крови и черепной коробки Вакабидзе полетели в разные стороны, уничтожая его неразумную голову.

Чуть позже Густав двумя выстрелами прострелил головы их подельников, убитых в самом начале боя, и они вдвоём бросились прочь от здания, собираясь присоединиться к другим участникам нападения. Им вслед раздалось несколько револьверных выстрелов, но они почти сразу же забежали за угол здания, и стрельба не причинила им никакого вреда.

Глава 13Бой в академии. Часть вторая

Забравшись на второй этаж, мы не смогли обстрелять оставшихся двоих анархистов. Грохнул ещё один взрыв, пригнувшись, мы переждали его, а когда рискнули вновь выглянуть в окна, то успели увидеть только убегающих прочь врагов. Постреляв для острастки им вслед, мы ничего не добились, а нападающие исчезли без следа. Расстреляв все патроны и сунув браунинг обратно в кобуру, я вместо него сжал в руке уже револьвер, раздумывая, что делать дальше.

— Пётр, посторожи, я в аудиторию нашу загляну, они там притихли, но мало ли… Распахнув дверь, я заглянул внутрь класса, ожидая чего угодно, но всё оказалось хорошо, правда, в меня полетел стул, от которого я еле успел увернуться, но это уже мелочи.

— Это я, Дегтярёв, не кидайтесь!

Меня узнали, и вместо стульев сразу же забросали вопросами. Откуда-то появилась Женевьева, которую я сразу и не увидел, она смогла спрятаться, как я ей и указал, а значит, она здравомыслящая девушка.

— Что случилось, кто напал? — спросила она, безошибочно поняв, что я из всех вопрошающих в первую очередь отвечу ей.

— Напали, не знаю кто, есть трупы, двое ушли, остались ещё нападающие, сколько, не знаю. Пётр в коридоре на охране. Выходить опасно, что творится в городе, не знаю! — односложно начал отвечал я.

Пробившись сквозь толпу, ко мне вплотную подошла Женевьева, сразу переключив всё внимание на себя.

— Ты ранен?

— Нет, всё хорошо.

— У тебя кровь на лице⁈

— Где? — я провёл рукой по лицу и увидел на ладони след от крови. — Это, наверное, от осколка, ничего страшного, бывало и хуже.

— Я знаю, но что нам делать дальше?

— Пока ничего, нужно находиться здесь и ждать помощи от полиции или верных императору войск, выходить опасно. Бандитов много, мы с Петром пойдём освобождать другие корпуса. Кто умеет обращаться с оружием? — громко выкрикнул я.

Тут в дверь стали заходить студенты из других аудиторий, что рискнули выйти в коридор и зайти к нам, и мой вопрос поглотил галдёж. Женевьева уж насколько отличалась от остальных: и барышня, и графиня, и красавица, однако её быстро оттёрли от меня перевозбуждённые и испуганные всем случившемся студенты, да она уже и не старалась держаться рядом. Всё, что она хотела — узнала, а остальное поймёт позже.

Мой вопрос, заданный всем об оружии, пропал втуне и заглох, как возглас вопиющего в пустыне. Однако так дело не пойдёт. Взглянув на оттёртую от меня Женевьеву, я понял, что пора брать организацию в свои руки, иначе ничем хорошим это дело не закончится. Паника — самое страшное, что сейчас может произойти.

Бросить Женевьеву тут одну я не мог, и долго оставаться тоже. Нужно срочно найти какой-то выход, а он только один — это дать возможность ей защититься самой или создать защиту для неё с помощью других невольных участников.

— Графиня, — официально обратился я к ней, — вы стрелять умеете?

Не знаю, умела ли девушка стрелять в действительности, но…

— Да, умею.

— Хорошо, я сейчас принесу вам оружие, а дальше вы возьмите оборону в свои руки, вы самая старшая среди присутствующих по титулу, и все обязаны вам подчиняться. Назначаю вас командиром над студентами.

Мои слова не сразу дошли до сознания всех присутствующих, а когда дошли, то возмущению не было предела: ведь среди студентов имелись и решительно настроенные юноши, к тому же, совсем не трусы, но одно дело уметь, а другое дело думать, что умеешь. Меня хотя бы научили основам командования, в отличие от всех остальных. Однако и девушка оказалась в неловком положении: конечно, она привыкла повелевать в обычных условиях, а вот командовать в боевых, да ещё не имея в подчинении ни одного военного — та ещё задача.

— Вижу, что не получится. Хорошо, я думаю, что долг каждого мужчины защищать женщину, а уж тем более, юную. Я найду оружие, — развернувшись, я отправился в коридор, где стоял Пётр.

— Прикрой меня! — крикнул я ему и выскочил во двор, где начал обыскивать трупы, оставленные нападающими.

Тот, что стрелял в меня из карабина, потерял голову, причём в самом прямом смысле. От его головы осталась лишь шея и огромная лужа крови, уже впитавшаяся в землю, вид которой вызвал во мне отвращение и рвотные позывы. Карабин лежал невдалеке и оказался почти не повреждён, лишь один осколок вырвал из его приклада изрядную щепку, другие части остались целыми.

Сдёрнув с обезглавленного трупа пояс с патронами, я подхватил карабин и, закинув его себе за спину, перешёл к другим убитым. Здесь я разжился двумя револьверами и большим количеством патронов. Собрав оружие, я вернулся на второй этаж, где Пётр уже вручил револьвер одному из студентов, а я преподарил ещё один другому желающему, третий же оставил себе, вернее, Женевьеве.

Найдя её в аудитории и, не обращая внимания на окружающих, подошел вплотную, показал ей револьвер и спросил.

— Женевьева, я нашёл оружие, вы готовы его взять себе для защиты?

— Я⁈ — девушка во все глаза смотрела на зажатый в моей руке револьвер, потрёпанный, замызганный, в каплях чужой крови, испачкавшей его рукоять.

— У меня есть другой, мой личный, — понял я её опасения, — но к нему закончились патроны, они остались в общежитии. Идти туда опасно, но мне всё равно придётся это сделать, к тому же, срочно требуется поесть, я израсходовал свой дар почти полностью.

В это время я почувствовал, как по моей левой руке бежит кровь и, взглянув на неё, заметил, что один из осколков прорвал рубашку и рассёк кожу, которая теперь сочилась кровью.

— Вы, всё же, ранены, — сказала Женевьева, — давайте, я перевяжу, а револьвер этот не хочу брать, вот ваш пистолет возьму, а чужой нет.

— Может, у Петра найдутся патроны? — подумал я вслух. — Пойдёмте в коридор, я спрошу у него.

— Пойдёмте, я перевяжу рану, и у меня где-то завалялась шоколадка, хотите?

Я посмотрел на Женевьеву, видимо, в моих глазах отразилось то, от чего она сначала улыбнулась, а потом смутилась и опустила взгляд. Хотел ли я есть? Конечно, хотел! А ещё я очень хотел её поцеловать и вкусить не плотскую пищу, а любовную, настоящий нектар любви. А что может быть вкуснее нежных девичьих губ⁈ Прошла секунда, я очнулся и ответил.

— Не откажусь, спасибо!

Мы вышли в коридор, где продолжал стоять на охране Петр.

— Пётр, давай я посторожу, а ты посмотри в своём портфеле, нет ли у тебя коробки с патронами к моему браунингу?

— Патроны к твоему браунингу? Может и есть… — проникся Пётр, — я кидал туда всё содержимое из нашего ящика с оружием, возможно, и твои прихватил, а у тебя закончились?

— Да, у меня всего две обоймы присутствовало.

— Сейчас гляну.

Пока Пётр ковырялся в своём портфеле, я подставил руку Женевьеве, и она, достав платок, начала им перевязывать рану. И здесь я впервые стал свидетелем действия её дара. Женевьева умела изменять свойства материала, поэтому она, безо всякого труда, как резину, растянула платок и, обернув его несколько раз на моей мелкой ране, крепко завязала.

Пока она перевязывала мне руку, я тихо млел, предварительно отдав поручение наблюдать за обстановкой двум вооружённым студентам. Близость девушки, что, раскрасневшись, старательно перевязывала мне руку, бросила в жар. От резких движений её грудь, сжатая корсетом, еле заметно колыхалась буквально у меня под носом, отчего мне становилось ещё жарче.

Женевьева же, увлечённая оказанием помощи, не обращала на моё волнение никакого внимания и, только закончив, оценила со стороны наложенную повязку, мимоходом отметив залившую моё лицо и шею краску.

— А вы чего, барон, так покраснели?

— Графиня, вы, наверное, сильно затянули мне руку, вот вся кровь и бросилась мне в лицо, — сразу же нашёлся я с ответом.

— Да⁈ Извините, барон, и можете называть меня Женевьева.

— С удовольствием буду вас так называть, Женевьева.