Глаза его смотрели в никуда, а седые усы оказались залиты кровью. Слёзы навернулись мне на глаза, я протянул ладонь и осторожно прикрыл его веки. Больше ничего я сделать уже не мог. Старый солдат выполнил до конца свой долг и кого-то смог подстрелить, судя по следам крови на полу, но силы оказались слишком не равны.
Весь обуреваемый гневом, яростью и какой-то отрешённостью, я поднялся в нашу комнату, она оказалась не вскрыта. Да она и ничем не выделялась среди остальных, плюс располагалась на верхнем этаже, да и, судя по всему, нападающие не ставили перед собой цель громить комнаты, их интересовали только вахтёр да комендант.
Попав в помещение, я первым делом забрал все патроны, что у нас оставались, загрузив их прямо в большой саквояж, и собрал всю еду, что можно было сразу съесть. Подхватив саквояж и выставив перед собой револьвер, я покинул общежитие.
Глава 14Графиня
Пётр с Женевьевой стояли за деревом, настороженное поглядывая вокруг, завидев их издалека, я поспешил прямо к ним, сходу став вводить в курс дела.
— В общежитие то же самое, что и везде: два трупа — вахтёр и комендант, и больше никого. Бандиты разбежались, либо попрятались, что делать будем? Здесь оставаться опасно, идти тоже, нужно искать преподавателей или уходить.
Возникла секундная пауза, которую каждый из нас переживал по-своему.
— Я хочу домой и мне страшно! — сказала Женевьева, а Пётр промолчал, не зная, что ответить.
Несколько минут длилось молчание, я думал, какое принять решение, ведь впервые мне приходится брать ответственность за чью-то жизнь. До этого я отвечал целиком только за себя, и даже Петра не просил мне помочь, получалось это либо спонтанно, либо по велению его сердца, следовавшего за мной. А сейчас всё по-другому, отец говорил, что мужчиной становятся не впервые узнав женщину, а впервые взяв ответственность за неё. Наверное, это так.
Чтобы оттянуть время принятия решения, я начал доставать из саквояжа патроны и еду, раздавая их Женевьеве и Петру. Каждый взял кусок хлеба и сыра, которые я выгреб из наших запасов, и мы принялись есть, заедая переживания и восполняя запас энергии. Даже Женевьева не отказалась от наших скромных припасов.
— Странно, что сюда не приехала полиция до сих пор, — внезапно сказал Пётр, — и вообще, уже столько времени прошло, а никого даже не ловят.
— Пока мы тебя ждали, Фёдор, я слышала, как издалека прогремели выстрелы. Значит, напали не только на академию, — выразила своё предположение и Женевьева.
— Да, точно! А ещё я не видел извозчиков.
— Идёмте, — решился я, — Пётр, ты согласен отвезти Женевьеву вместе со мной?
— Конечно, согласен, идём!
— Федя, а ты так и пойдёшь с карабином? — неожиданно перешла на ты Женевьева, видимо, в благодарность за согласие рискнуть ради неё своей жизнью.
— Да, он может пригодиться, и лучше уж с ним, чем без него. Карабин — это не револьвер, он надежнее и точнее, — счёл я нужным пояснить девушке. Женевьева покивала, и я понял, что ей, собственно, всё равно, главное — безопасность.
Пройдя по пустынной аллее, мы вышли через ворота, возле которых также никого не оказалось. Казалось, академия вымерла или замерла, кто-то спрятался, кто мог воевать, тот занял оборону, основная же масса студентов и сотрудников всеми способами и путями уже её покинула, спасаясь от ранения или вероятной гибели.
Оказавшись за воротами, мы не обнаружили ни одного извозчика, они словно исчезли, лишь несколько раз промчались мимо автомобили самых разных модификаций, и всё на этом. Редкие прохожие жались к стенам здания и шли торопливо, не понимая, что происходит. На нас, вооружённых пистолетами и карабином, они смотрели с откровенной опаской, не зная, чего от нас ожидать. Конных экипажей нигде не наблюдалось, их как будто ветром сдуло, когда начались выстрелы.
— Придётся идти пешком, — выразил я общее мнение.
— Хорошо, что я не в платье, а юбке-брюках, и туфли надела старые и удобные.
— А что хорошего в старых туфлях? — удивился Пётр.
— В них ноги не натираются и идти легче, особенно, если долго.
— А где твой охранник? — внезапно вспомнил я.
— Не знаю, он должен за мной зайти только через два часа, наверное, уехал и ещё не вернулся.
— Понятно, тогда идёмте пешком, — пожал я плечами, — ты далеко, Женевьева, живёшь?
— Я вам с Петром разрешаю называть меня Женей, так быстрее и проще. Не очень далеко, я не ходила пешком, но папа решил купить мне квартиру недалеко от академии, а ещё меня в ней ждёт моя мама.
— Она у тебя здесь?
— Да, она решила пожить со мной несколько месяцев, чтобы отговорить меня от учёбы, и чтобы я приняла решение вернуться домой.
— Да, и я начинаю её понимать, — сказал Пётр.
— Я тоже, — согласился с ним я.
Женевьева тактично промолчала, и мы втроём направились к её дому. Улица, тянувшаяся от академии, тоже оказалась пуста, и также редко по ней проезжали локомобили, автомобили и эфиромобили. Да мы и сами их стали немного бояться: кто в них едет, что у него в голове и как станет действовать — неизвестно. Получается, уравнение с тремя неизвестными.
Хорошо, что квартира Женевьевы действительно располагалась недалеко, и мы дошли до нужного дома всего за двадцать пять минут. Иногда мы слышали выстрелы, раздающиеся издалека, однажды даже прогремела пулемётная очередь.
В это время в небе мелькнул огромный, судя по виду, гражданский дирижабль, по которому стали стрелять снизу, отчего он вдруг ненадолго завис, а затем, продолжая движение, ярко запылал огнём, что издалека стало видно буквально отовсюду. Он ещё успел пролететь некоторое расстояние, а затем резко пошёл вниз, скрывшись из вида. Через несколько секунд до нас донёсся глухой грохот взрыва.
— Кажется, всё совсем плохо, — выразил общее мнение Пётр.
— Скорее всего, очень плохо, но мы уже почти дошли.
Возле дома, где жила Женевьева, никого не оказалось, а зайдя в парадное, мы обнаружили лишь насмерть перепуганного дворника, у которого из оружия имелся только здоровенный нож да полицейский свисток с метлой. Он и вышел к нам только потому, что узнал Женевьеву, которая шла свободно в нашем сопровождении, а не под конвоем. Карабин я закинул себе за спину, и он не сразу бросался в глаза, по крайней мере, издалека его трудно разглядеть.
— Графиня Васильева дома? — спросила Женевьева у дворника.
— Дома и она, и прислуга вся, все сидят по квартирам и носа не выказывают, окромя тех, что на работе, но остальные вечером вернутся. А на улице, что творится, ужас прямо!
— Не бойтесь, мои сокурсники вооружены и помогут вам, зовите нас сразу, если увидите кого-то с оружием из анархистов или непонятных людей.
— Спасибочки, Ваше сиятельство, спасибочки, обязательно обращусь, а то у меня семья со мною живёт, так что будет с ними, не знаю. Я же дворник, меня первого увидят, ежели придут сюда.
— Всё будет хорошо, — философски заявила Женевьева и, кивнув, зашагала дальше. В лифт мы не стали заходить, а быстро поднялись на третий этаж, где и находилась квартира Женевьевы. Она вдавила кнопку электрического звонка, тот издал мелодичную трель, и к глазку через несколько секунд кто-то приник, молча нас разглядывая. Так продолжалось еще несколько секунд, кажется, разглядывала нас прислуга, вскоре оповестившая графиню.
— Женевьева! — послушался из-за двери голос матери.
— Да, мама, это я.
Дверь щёлкнула замком и открылась во всю ширину, явив перед ними образ старшей графини, на лице которой читались самые разные эмоции.
— Женевьева! А кто это с тобой⁈
— Бароны Дегтярёв и фон Биттенбиндер.
— Вижу, узнала, проходите.
Графиня сделал шаг в сторону, в квартиру сначала проскользнула Женевьева, а следом за ней зашли и мы с Петром. Дверь за нами тут же защёлкнулась, а гувернантка накинула ещё дополнительно и цепочку, как будто это могло спасти от взлома вооружённых людей. Войдя внутрь, я первым делом снял с себя карабин и аккуратно поставил его в угол возле двери, что вызвало испуганный взгляд у гувернантки.
— Он на предохранителе, сам не выстрелит. Не трогайте его, пусть себе стоит, мы скоро уйдём и заберём его, — пояснил я ей.
Пётр тем временем снял ботинки, получил тапочки, и его пригласили в гостиную, а вслед за ним вошёл и я. За большим, красивым столом, накрытым белой скатертью, уже сидела Женевьева, а рядом с ней лежал мой браунинг. Войдя, мы успели услышать разговор, что состоялся между матерью и дочерью.
Конечно, графиня изрядно сдерживалась при посторонних, но появление дочери в такой компании, да ещё с оружием в руках, вызвало у неё много вопросов, да и сама обстановка не располагала к спокойному общению.
— Что случилось, дорогая, и почему ты пришла с пистолетом? Чей он вообще?
— На академию напали анархисты, маман, они убили всю охрану.
— А где твой охранник?
— Не знаю, я его не видела, он проводил меня до академии, а потом ушёл. Кажется, он подходит к концу занятий, чтобы сопроводить меня до машины и в ней до нашей квартиры.
Графиня взглянула на большие настенные часы, до окончания занятий оставалось ещё полтора часа, и машина, что стояла в гараже, и охранник, который, скорее всего, находился вместе с водителем, ещё даже не собирались, или уже ехали, если поняли, что в городе творится что-то неладное. Из окна иногда доносилась глухая канонада, где-то шёл бой, и это откровенно пугало графиню.
А тут заявляется дочь, вооружённая пистолетом, да ещё в сопровождении двух своих однокашников, и один из них, конечно же, Дегтярёв! Барон… Дегтярёв. Другой же, его лепший друг фон барон, как бишь, его фамилия⁈ М-да, хороша компашка, ей бы в её возрасте подобные приключения, ох, она бы…
Все эти мысли промелькнули в голове у графини, отчего она даже невольно вспомнила сюжет сказки «Снежная королева» Андерсона. Как раз дочь ей сейчас напоминала маленькую разбойницу, лихо владеющую пистолетом. Раскрасневшаяся, голубые глаза пылают торжеством, с маленькой долей испуга, рыжеватые локоны выбились из-под шляпки и торчат во все стороны, словно она не бежала, а ползала где-то. Да и юбка дочери действительно имела какие-то подозрительные пятна на ногах, как будто от пыли или грязи.