— По баррикаде стреляли, — сказал Питирим, почёсывая начавшую зарастать густой щетиной щёку.
Ночевал он уже в квартире, но все свои умывальные принадлежности, в том числе и бритву, оставил в гараже, где, собственно, и жил всё это время на пару с шофёром в какой-то комнатке.
Графиня вскочила и тоже подошла к окну, нервно кутаясь в лёгкую шаль, как будто её морозило, а в квартире стояла прохлада. На самом деле в квартире температура поддерживалась комфортная, а на случай похолодания всегда мог помочь камин с брикетами кокса.
— Ужасно, просто ужасно. Неужели это всё творится у нас в столице?
— Да, мама, именно у нас, жаль, что я не смогу увидеть барона Дегтярёва, он бы что-нибудь придумал.
Графиня мрачно посмотрела на дочь и, никак не отреагировав на её слова, ушла в комнату. Женевьева отошла от окна и, сев за стол, бездумно уставилась в одну точку, ожидая неизвестно чего. Охранник Питирим, поняв, что ему следует заняться хоть чем-то, на вид серьёзным, ушёл на кухню, где принялся смотреть в окно, наблюдая за улицей, и Женевьева осталась одна. Пришла гувернантка и стала расставлять на столе посуду, готовясь к обеду, она тоже на это время оставалась в их квартире, не рискуя уходить домой.
Женевьева вздохнула, за последние дни ей очень не хватало Дегтярёва, его любящего взгляда, его скромной улыбки, его взглядов на неё украдкой, которые она невольно чувствовала, что называется, кожей. Она сейчас очень хотела прижаться к нему, спрятаться за его спиной, ища у него поддержки, чтобы он защитил её, и она могла стать уверенной во всём.
Вспоминая его, она невольно улыбнулась, а на глаза навернулись непрошеные слёзы, ведь он рисковал своей жизнью, спасая её, и вот сейчас она сидит здесь затворницей, а он неизвестно где и неизвестно, что с ним происходит. Чуть позже они стали обедать и не успели выйти из-за стола, как в дверь кто-то позвонил.
Охрану академии значительно усилили, и нас освободили от ночных и дневных патрулей. У меня появилось много личного времени, плюс Пётр принял принципиальное решение на время восстания перебраться к сестре для её охраны, ведь Альберту требовалось ходить на работу, а она оставалась одна с малолетними детьми и всем хозяйством.
Я помог ему, сопроводив до дома сестры, а сам вернулся в академию, твёрдо решив по пути навестить Женевьеву. Да, меня вроде и не приглашали, но и пригласить сейчас при всём бардаке, что вокруг творился, им оказалось бы проблематично. Почта практически парализована, телеграф тоже, кроме военного, ну и телефона я их не знал, а то бы позвонил, а им мне звонить некуда.
У сестры Петра меня встретили тепло, продукты, что мы смогли купить по пути, приняли с благодарностью и накормили. Долго прощаться с Петром я не стал и, забрав свои вещи и проверив револьверы, вышел на улицу.
У меня с собой оказалось два револьвера: один я получил в качестве трофея, другой я обменял на карабин, который меня настоятельно попросили передать властям, но взамен дали такой же трофейный револьвер. Теперь я, как дикий пионер с какой-нибудь Оклахомы, путешествовал с двумя пистолями за поясом.
Вот пояс на брюках у меня оказался шикарный — широкий, из толстой свиной кожи, за него оказалось очень удобно засовывать револьверы, ну почти удобно, зато не видно, есть у меня оружие или нет, и тем более, двойное.
Улицы пока ещё пустовали, но накал восстания медленно ослабевал, анархисты и бандиты постепенно утрачивали свои позиции, и передвигаться по улицам стало намного проще, единственное, на них по-прежнему не имелось ни извозчиков, ни машин, курсировал только военный автотранспорт.
До квартиры графини я добирался долго, и на подходе услышал канонаду, видимо, стреляли на той баррикаде, что находилась немного дальше. Это меня изрядно напрягло, неизвестно, что происходит с Женевьевой, и я невольно ускорил шаг. Вот и её дом, украшенный двумя атлантами, поддерживающими нависающий над парадным входом карниз, и возвышающейся над ними скульптурой неизвестной мне женщины, с лавровым венком в одной руке и лирой в другой.
Не знаю, чем руководствовался заказчик или архитектор, но получилось весьма красиво, и я бы даже сказал, что одиозно. Атланты, поддерживающие карниз, уже несколько позеленели окислами от постоянной влажности и времени, но их монументальный вид эта прозелень совсем не портила.
В парадное пришлось звонить, так как дворник предусмотрительно повесил изнутри засов и закрывался на него, а посетителей рассматривал из небольшого окна, решая, пускать или нет. Конечно, от нападения нескольких бандитов такая охрана дом уберечь не смогла бы, но на какое-то время удержала, а там, может, и помощь смогла подоспеть. В свете нынешнего времени весьма востребованная.
Я постучался в парадное, но мне никто сначала не ответил. Пришлось постучаться ещё раз, уже более настойчиво, благо сил на это у меня хватало. Через некоторое время в окошко выглянул дворник, долго меня разглядывал, видимо вспоминая, кто я и к кому пришёл, потом всё же вспомнил и спросил.
— Кто таков?
— Барон Дегтярёв, к графине Васильевой, что здесь проживает.
— Документ покажи⁈
Я пожал плечами и, не став спорить, полез во внутренний карман за студенческим билетом. Выудив его наружу, поднёс к окну в развёрнутом виде. С той стороны стекла дворник внимательно его осмотрел и, убедившись, что я тот, за кого себя выдаю, главным образом по фотокарточке и самому бланку, пошёл открывать дверь.
— А, это вы, молодой человек? Помню вас, проходите, а где ваш друг?
— Он у сестры, я сегодня один. Графиня дома?
— А какая вас интересует, мать или дочь?
— Обе.
— Обе на месте.
— С ними всё хорошо?
Дворник усмехнулся.
— Сегодня с утра их видел, что сейчас, не знаю.
— Слава Богу, я к ним иду.
— Ждут?
— Не уверен.
— В нонешнее время любому защитнику все рады, так что, милостиво просим, а их охранник у меня в комнатушке ночует, бывает, особенно сейчас, так и ему хорошо, и графине, а особливо мне спокойнее.
— Согласен, спасибо за разговор! — не став дальше чесать язык с говорливым дворником, я поднялся по лестнице наверх. Остановившись у знакомой квартиры, я прокрутил ручку дверного звонка и, услышав его заливистую трель, стал ждать. Мне открыли буквально через минуту, увидев в дверной глазок, что это я.
Открыла мне гувернантка, за спиной которой маячил довольно плотный, коренастый мужчина с повадками профессионального убийцы, он внимательно глянул на меня. Встретившись с ним глазами, мы оценили друг друга, вернее, это он меня оценил, а не я. Я ещё слишком молод, чтобы оценивать кого-то кроме женщин.
— Проходите, барон Дегтярёв, графиня вас ждёт в гостиной.
Кивнув, я начал разуваться и, получив домашние тапочки, выданные всё той же гувернанткой, прошёл вслед за ней в гостиную, а охранник, всё обо мне узнавший, прошёл на кухню. В гостиной меня ждали обе графини: и юная Женевьева, и её мать.
— Барон Дегтярёв! — приветственно сказала старшая.
— Ваше сиятельство! — поклонился я, — извините за столь наглый и неожиданный визит, но меня грызли сомнения и беспокойство: всё ли хорошо с вами и вашей дочерью.
— Вот как? — слегка приподняла брови в удивлении графиня, — а позвольте узнать, за кого из нас больше?
Я стушевался и несмело взглянул на Женевьеву, чьи глаза откровенно смеялись, а на лице застыла обычная вежливая улыбка.
— Я, право, не знаю, что вам сказать, но на улицах до сих пор стреляют, и вы были без охраны, вот я и подумал, что возможно вам окажется нужна моя помощь?
— Правильно подумали, барон, помощь нужна, и мы, две слабые женщины, как никогда в ней нуждаемся. Спасибо за то, что посетили нас, хоть и без приглашения, но мы вам искренне рады. Как вам жилось эти дни, что делали и что вообще происходит в городе? Мы боимся выходить на улицу, выходит только наш охранник Питирим, сопровождая гувернантку за покупками продуктов, и сразу идёт обратно. Сегодня весь день стреляли.
— Да, я слышал канонаду, это по баррикаде палили, кажется, правительственные войска снесли её и теперь здесь станет спокойнее.
— Дай-то Бог!
— Я охранял академию всё это время вместе с моим другом, пока он не оказался вынужден поселиться на время с семьёй родной сестры. Сейчас академию охраняют гвардейцы, и я совершенно свободен и решил зайти к вам, чтобы узнать, не нуждаетесь ли вы в помощи.
Графиня задумалась, вспоминая свой разговор с дочерью и собственное желание как можно быстрее покинуть столицу и вернуться к мужу.
— Да, помощь нам нужна, но боюсь, что вы, барон, не сможете нам её оказать.
— А что нужно, Ваше сиятельство?
— Я желаю покинуть столицу вместе с дочерью, но для этого нам необходимо добраться хотя бы до гаража, где находится наша машины, и покинуть город поездом или дирижаблем. Однако дирижабли, скорее всего, не совершают больше пассажирских перевозок, а поезда… Я смогла дозвониться до железнодорожного вокзала, и меня поставили в известность, что они уже ходят, но ещё редко. Поэтому мы хотели бы добраться до вокзала и уехать, но боюсь, что Питирим один не сможет нас защитить. Это слишком сложно, если на нас нападут несколько человек, а бандиты никогда не нападают по одному.
— Я готов помочь и сопроводить вас до вокзала, и если позволите, то и до вашего имения, а потом вернусь обратно, всё равно в ближайшее время учёба в академии не продолжится, а значит, у нас сейчас идут нештатные каникулы.
— Боюсь, что это для вас окажется тяжело и непривычно, барон, и кроме того, я не вижу у вас оружия?
— Оружие есть, — и я, распахнув китель, вынул из-за пояса один за другим оба револьвера.
— Вот как? — удивилась графиня, а у Женевьевы сразу же округлились от восторга глаза.
— Да, оба трофейные, точнее, один, второй я поменял на карабин.
— А я могу их облегчить прямо сейчас. Можно? — вдруг сказала Женевьева.
Мать недовольно посмотрела на дочь и нехотя кивнула, желая скорее отвлечь её от меня, чем озадачить подобным. Женевьева тут же подхватила один из револьверов и стала над ним колдовать, делая его легче.