На пути к цели — страница 7 из 42

— Это ты к чему ведёшь, дочь?

— Ты говорил, что мне нужен телохранитель, умеющий дать отпор и обладающий боевым даром. Дегтярёв умеет стрелять, давать отпор и уже открыл личный счёт врагов, которых собственноручно отправил на тот свет, ведь так?

Граф удивлённо посмотрел на дочь, подобная мысль пока не приходила ему в голову, а ведь и правда, барон показал себя с самой лучшей стороны, как защитник, а уж если сравнивать его с другими молодыми людьми, то и вовсе отличился отвагой и находчивостью.

— Возможно, но об этом ещё рано говорить. Я разрешаю тебе передать ему в качестве помощи продукты, а лучше всего, медикаменты. Они нужнее, это не возбраняется ни правилами, ни воспитанием, даже наоборот, является хорошим тоном, а дальше посмотрим. Мальчик поправляется, ты сможешь его увидеть, если продолжишь учиться в академии. Я даже не против твоей встречи с ним и общения, конечно, весьма умеренного.

— А если я захочу увидеть его раньше и вне стен академии?

— Это возможно только когда мы разорвём помолвку с князем Юсуповым, не раньше. После этого ты вольна встречаться с юношами благородного происхождения, в разумных пределах, естественно. Барон Дегтярёв своими действиями завоевал себе, причём, в прямом смысле завоевал, а не заслужил, уже не только личное дворянство, но и наследное, что ты, дочь моя, должна прекрасно сознавать. Ты ведь понимаешь разницу между личным и наследственным дворянством?

— Конечно, папа. Личное — это вопрос личного престижа, а наследуемое — это основание своего собственного рода, что ставит человека на одну ступень с теми, кто достиг этого гораздо раньше и является дворянином не в первом поколении.

— Да, ему теперь разрешено получить свой герб, это точно. Император заметил его, а если заметил, то уже не забудет, как не забудут и те, кто находится всегда рядом с троном.

— Я поняла, тогда я могу отправить ему письмо, вместе с подарком?

— Письмо можешь, медикаменты тоже. Ещё вопросы, дочь?

— А кто меня здесь станет охранять?

— В доме есть охрана, а если возникнет необходимость выйти в город, то с тобой последует охранник, из числа прислуги, я уже нанял нужных людей. Не беспокойся на этот счёт.

— Спасибо, папенька.

* * *

Воскресный день начала августа начался для меня весьма привычно, так же, как и предыдущее воскресенье. Ничем особым он не отличался и от любого другого дня, разве что врачей да суеты больничной поменьше, а так всё одно и то же. Надоело мне уже здесь валяться, в который раз, причём.

Слабость тела постепенно отступала, морда лица заживала, правда, не так быстро, как хотелось, но всё же. Похоже, что полученный шрам сильно исказит лицо. Не знаю, изуродует ли он меня, но красивее я точно не стану, всё же, шрамы украшают мужчину, но лучше, если они не на лице.

Постояв задумчиво возле зеркала и потрогав наложенную на лицо повязку, я молча отошёл к окну. Чего тут расстраиваться, сам, как говорится, виноват, мог сбежать, как и остальные, сломя голову через перелесок, и никто бы меня за это не осудил, как не осудили других сбежавших.

Но нет, я всё же полез в битву, благо пистолеты приобрёл, кстати, где они теперь? Один точно разорвало, а другой, наверное, подобрали после битвы, да и сдали в следственный отдел при полиции, или в архив военный, как вещдок, или просто на хранение.

Пистолет меня не подвёл, но вот с точностью у него не всё в порядке, к тому же, тяжёл оказался. Маузер в этом деле поточнее, хоть и не легче, и вообще, пора уже себе индивидуальный пистолет сделать, чисто под себя. Есть же такие, я видел в одном оружейном магазине, конечно, там и цена соответствующая, под тысячу злотых. Да и стреляет если не золотом, то серебром уж точно, в смысле, патроны на такой экземпляр весьма дорогие. Много не постреляешь.

Эх, я почесал кожу возле повязки, рана начинала зудить, но это мелочи, главное, что выжил и всё заживает, а если Женевьеве или Елизавете не моё лицо не понравится, то и ладно, могут не целовать в правую щёку, я обойдусь как-нибудь и без этого.

Не успел я сходить на завтрак, как ко мне зашла дежурная медсестра.

— Фёдор, — сказала она, опустив мой титул, — к тебе барышня какая-то пришла, она передачу принесла и письмо, выгляни в окно, что в коридоре. Сюда её всё равно не пустят.

— Какая барышня? — округлил я свои глаза.

— Откуда я знаю, какая, тебе виднее…

— Женевьева её зовут?

Пожилая медсестра сморщила лицо, припоминая.

— Нет, кажись, да она и не представилась, тебя спросила и передала что-то. Внизу возьмёшь, а пока выгляни в окошко, пусть на тебя, такого красавца, полюбуется, авось больше приходить и не станет, — и медсестра ехидно ухмыльнулась.

В полном недоумении и, в то же время, с великой радостью я выскочил в коридор и, подойдя к огромному окну, выглянул в него, выискивая жадным, возбуждённым взглядом тонкую девичью фигуру. Елизавету я увидел не сразу, она стояла под деревом, беспомощно переводя взгляд с одного окна на другое, видимо, высматривая меня.

Увидев её, я стал дёргать окно и, раскрыв, высунулся наружу. Да, я немного огорчился, что увидел не Женевьеву, но не время рыло воротить, когда к тебе девушки приходят. Я очень обрадовался, увидев Елизавету, очень…

— Елизавета! — помахал я ей рукой, я здесь! Привет!

Обернувшись на мой крик, барышня осветилась улыбкой и, выйдя из-под дерева, подошла ближе.

— Спасибо, что пришла! Как ты узнала?

— Мне письмо прислали из военного ведомства с просьбой тебя посетить, — ответила бесхитростная девушка. — Я тебе небольшую передачу оставила в приёмном покое, как ты себя чувствуешь?

— Нормально, лицо только болит, а так ничего, скоро выпишут, недели через две. Я зайду тогда к тебе⁈

— Домой не надо, заходи, когда я начну учиться, прямо к музыкальному училищу, хорошо?

— Понял, хорошо.

На наши крики из других окон стали высовываться другие больные, смущая девушку своими взглядами, а то и восклицаниями.

— Спасибо, что зашла, мне пора. До встречи! — крикнул я и стал закрывать окно, дав тем самым понять Лизе, что ей не стоит здесь долго торчать у всех на виду. Неуместно это для молодой барышни, так как здесь лежали почти сплошь одни мужчины, а они бывают не сдержаны на язык. Так чего тогда смущать девушку⁈

Лиза помахала мне на прощание рукой и тут же, не оглядываясь, вышла со двора госпиталя, направившись на выход, Я проводил взглядом её тонкую фигурку, затянутую в приталенное длинное платье, и вздохнул. Эх, обнять бы её сейчас, да поцеловать, да так, чтобы аж голова закружилась. Но это невозможно, к сожалению.

Однако, не стоит расстраиваться, а лучше пойти и посмотреть, что за передачу мне приготовили. Спустившись в приёмную, я стал обладателем небольшого лукошка, в котором оказались уложены разные пирожки, явно домашней выпечки. Возможно, что пекла даже сама Елизавета, даже, если и нет, спасибо ей за это. Забрав передачу, я направился в палату, чтобы съесть содержимое лукошка со всеми, кто в ней лежал.

Съев все пирожки, я раскрыл письмо и прочитал его. Ничего существенного там не оказалось, хоть и видно, что писалось оно со всей тщательностью и прилежанием. Округлый и красивый женский почерк Елизаветы грел душу, а её банальные слова утешения и поддержки откликнулись благодарностью в моей душе. Отложив письмо, я подошёл к окну и долго смотрел в него, надеясь увидеть там ещё одну девушку, но, увы, больше в этот день ко мне никто не пришёл.

В это время Елизавета, следуя к выходу, думала о бароне Дегтярёве, размышляя, нравится ли ей этот юноша с заклеенным пластырем лицом, или нет. Он будил в ней самые разные чувства: от благодарности до чего-то, похожего на влюблённость. Влюбилась ли она в него, она пока не поняла. Может да, а может, она сама себе это внушила.

Сев в повозку и заплатив извозчику за поездку, она уложилась в один злотый, как и предполагал курьер-коммивояжёр, даже ещё осталось. Передачу с пирожками она готовила сама, сделав их по старому рецепту, которому её научила бабушка. Мать разрешила взять продукты, отец же только махнул рукой, удовлетворившись полученным купоном. В общем-то, узнав о ранении Дегтярёва, никто из них не расстроился, приняв это известие весьма равнодушно. У родителей имелось желание выдать дочку замуж за него, но слабое, так как барон оставался настоящей загадкой для их семейства, и они не могли понять, стоящий ли он жених или нет.

Точнее, Елизавета знала, что стоящий, и хотела выйти за него замуж, если такая возможность ей представится, но убедить в этом собственных родителей пока не могла. Так как не знала о бароне ничего, кроме того, что он умён, имеет какие-то насущные средства, недурён собою, храбр и отзывчив. А что ещё нужно девице на выданье, кроме этого? Но это ей, а вот у её родителей на неё имелись другие планы. Им бы выдать её замуж, как можно выгоднее, а уж за кого, это их интересовало в последнюю очередь. Дворянский титул им безразличен, главное, чтобы в семье достаток имелся, а то: «Есть тут всякие голодранцы, — как говорил её отец, — у которых кроме титула за душой ни гроша. Гнать таких надо, а не в семейство допускать!» — и это тоже его слова.

Лиза вздохнула, оставался только один способ убедить родителей — точно узнать, каким состоянием обладал полюбившейся ей юноша и доказать, что он ей подойдёт, а дальше, как получится. Вот только как это сделать? На этот счёт у неё пока догадок не имелось, разве что прямо спросить, но это уже возможно гораздо позже, а пока всё останется, как прежде, то есть, никак.

Почти в это же самое время Женевьева, получив согласие отца на свои действия, начала их планировать со следующего же утра. Раз ей невозможно приехать лично, то всегда можно нанять человека, который привезёт от неё подарок. В передачу она положила дорогой эфирный эликсир, довольно редкие и ценные восстанавливающие микстуры, ранозаживляющую мазь, а также приложила ко всему этому своё письмо, над которым мучилась почти весь день, то и дело, переправляя и дополняя его.