— Вы это так говорите, — усмехнулся король, к которому уже вернулось его обычное хорошее настроение, — будто сами не считаете этот вопрос серьезным.
— Ну, откровенно говоря, я действительно отношусь к этому вопросу не слишком серьезно, — признался Майский. — Конечно, Петэн и его компания сделали неправильную ставку, за что Франция и поплатилась, но вскоре она снова возродится как самостоятельная держава, и сама будет решать, пускать ли англичан в Булонь и Дюнкерк. И мне кажется, что независимая Франция может посчитать подобный шаг нецелесообразным. То же самое касается и Бельгии с Голландией.
— Действительно, — улыбнулся Хокон, — Британия несколько торопится объявить Францию своей зоной влияния. Но Франция безусловно будет стремиться восстановить свою политическую независимость, и наверняка этого добьется.
— А вот насчет независимости послевоенной Англии я не уверен, — ехидно заметил Майский, — потому что при формулировке своей политики Черчилль в значительной мере руководствуется иллюзиями. С его стороны является ошибочной огромная переоценка могущества Великобритании в послевоенном мире. Для нас же очевидно, что истощенная войной Англия будет зависеть от Америки, которая получит монопольное положение в западном мире.
— Итак, мнение Великобритании в данном вопросе можно не принимать во внимание, — подытожил Хокон. — Но вот позицию Соединенных Штатов стоит учитывать.
— Да, конечно стоит, но Рузвельт прекрасно понимает, что данное изменение границ необходимо нашей стране в интересах ее безопасности. Да и речь идет не о какой-нибудь нейтральной стране, а о Финляндии, позволившей Гитлеру использовать себя как орудие в его руках. За это ее следует наказать. К тому же сейчас у Америки имеются более важные проблемы – японцы уже высадились на ее территории, и война на Тихом океане обещает быть долгой…
О том, что союзники просят СССР выступить в войне на Дальнем Востоке, если не сейчас, то после победы над Германией, Майский, конечно, говорить вслух не стал. Но об этом и так все догадывались, так что Хокон понимающе улыбнулся. Пожалуй, его страна не только ничего не потеряет в этой войне, но даже кое-что сможет выиграть.
Глава 5
о. Суоменлинна (Свеаборг). Финляндия
Войдя в штаб бригады, капитан Мерила вместо привычной спокойной работы узрел в нем необычную суматоху. Все ясно – грядет очередная реорганизация, или, как минимум, переименование бригады. Ну что же, — капитан стоически пожал плечами, — не привыкать. Его часть в последнее время переименовывали постоянно. Сначала в сентябре тридцать девятого, когда Финляндия усиленно готовилась к войне, первый полк береговой артиллерии получил название Хельсинского. Впрочем, через год почетное имя упразднили, и снова присвоили прежний номер.
Весной сорок первого, в связи с тем, что союз с Германией стал весьма прочным и финское правительство уже согласовывало с Гитлером будущие границы, в армии опять начались реорганизации и полк стал "Финским полком крепостной артиллерии".
17 июня, когда все планы по нападению на Советский Союз уже окончательно утвердили, и началась большая мобилизация, полки прибрежной обороны стали спешно развертывать в бригады. Переформирование было проделано второпях, так что у некоторых больших бригад оказались в подчинении другие бригады, поменьше. Потом целых полгода шли разговоры о необходимости стандартизации артиллерийских соединений, но лишь перемены на фронте заставили командование всерьез взяться за оптимизацию структуры прибрежных бригад.
И вот, увидев сумятицу, которой не наблюдалось последние полгода, Мерила начал гадать, во что на этот раз превратилась его "Первая прибрежная бригада". Конец сомнениям положил знакомый адъютант лейтенант Карвинен, любезно поделившийся новостями:
— Теперь мы зовемся "прибрежная бригада Усимы" (* Усима – самая южная финская провинция). Но это еще не все. Держись крепче, чтобы не упасть, а лучше сядь. У нас новый комбриг! — Нервно оглянувшись, лейтенант наклонился к капитану и вполголоса поделился витавшими в штабе слухами. — В командовании стали поговаривать, что наш полковник уже староват и устал от службы. В отставку его, правда не отправили, и оставили в распоряжении, но с нашей бригады сняли.
— Ничего себе, — присвистнул от удивления Мерила, и действительно предпочел присесть на стул. — Марьянен нашим полком уже лет двадцать командовал, и досконально знает не только все батареи, но даже каждую пушку. И кого же прислали вместо него?
— Полковника Ниило Сарио.
— Как, он уже полковник? Когда я видел его на Рождество в офицерском клубе Хельсинки, он еще был подполковником. И, что-то не припомню, чтобы он командовал дивизионом или хотя бы батареей. Скажи, ведь опыта командования артиллерийскими подразделениями у него нет, не так ли?
Карвинен, будучи и сам настоящей штабной крысой, предубеждений против штабистов не разделял, и начал защищать новое начальство:
— Полковник Сарио опытный артиллерист, энергичный, инициативный. К подчиненным внимателен, а наверху его ценят. Одним словом, будущий генерал.
— Не знаю, что там в будущем, — поднялся капитан, — а мне надо с ним поговорить о настоящем. Где его можно найти?
— Он сейчас у себя, но сам понимаешь, ему надо принимать дела…
— Ну и замечательно, — отрезал Мерила. — Вот и выслушает доклад о моей батарее.
Капитану пришлось прождать больше часа, пока командир смог выделить ему время. Свежеиспеченный комбриг действительно выглядел лет на десять моложе Марьянена. Ему было примерно сорок пять, и он только недавно начал лысеть, а фигура полковника все еще оставалась спортивной и подтянутой.
— Капитан Мерила, не так ли? — сразу узнал своего нового подчиненного Сарио. Видно, полковник успел просмотреть личные дела офицеров. — Третий прибрежный артдивизион, верно?
— Так точно, господин полковник.
— Присаживайтесь, капитан.
Времени у полковника действительно не хватало, и потому он отложил ознакомительную беседу с подчиненным офицером и сразу перешел к делу:
— Господин Мерила, что у вас за вопрос, который вы не можете решить с вашим прямым командиром майором Зиллиакусом и вынуждены прыгать через голову начальства?
— Господин майор не может решить проблему, он сам оказался в той же ситуации. Дело в том, что у нас забирают часть личного состава.
— Хм, полагаю, ваши подчиненные недовольны тем, что от вас увели девушек с поста воздушного наблюдения? — улыбнувшись, предположил полковник. — Но на острове, наверно, остались женщины при кухне и официантка в офицерской столовой.
Мерила с трудом сохранил бесстрастное выражение лица, а про себя выругался последними словами на столичного хлыща, сделавшего свою карьеру в Хельсинки и мерившего все своей меркой. Вслух же он произнес совсем другое:
— Забрали не только их, господин полковник. Когда у нас снимали расчеты зенитных пушек и солдат охраны, я молчал. Но вчера очередь дошла и до обслуги главных орудий. Господин полковник, — Мерила постарался придать своему голосу одновременно и твердую решимость и просящие нотки, — считаю совершенно необходимым вернуть обратно личный состав батареи.
— Да, я конечно в курсе, что из штатной численности в три сотни человек у вас осталось чуть больше половины. Но и вы должны войти в положение действующей, — полковник сделал паузу и еще раз повторил это слово, выделив его голосом, — действующей армии.
Ниило Сарио встал и раздраженно прошелся по кабинету, читая командиру батареи нотацию:
— Поймите, капитан. Численность расчета орудия – величина переменная. Допустим, дивизионную пушку по штату могут обслуживать и шесть, человек, и семь, и даже пять, в зависимости от обстановки и наличия людей. А в бою, бывает, приходится стрелять и одному человеку. Ваши артиллеристы сейчас до зарезу нужны на фронте. Да, я тоже считаю недопустимым ослаблять батарею сверхмощных орудий, но другого выхода нет. И, в конце-концов, никто кроме вас, не жалуется. Почему, скажем, ваш майором Зиллиакус не подавал рапорта по этому вопросу?
— Простите, господин полковник, но у него на Исосаари нет столь больших орудий, как у меня, их там только планируют установить. Чтобы научиться обслуживать механизмы столь огромных пушек и поддерживать их в идеальном состоянии, недостаточно даже обычного срока службы рядового состава. И теперь этих обученных артиллеристов отправляют на фронт в расчеты каких-нибудь обычных полковых пушек.
— Да, отправляют, — голос нового командира бригады уже дрожал от негодования, — потому что на востоке они нужнее. Так решили в Генеральном штабе, и для этого решения есть серьезные основания.
— Господин полковник, не далее, как неделю назад, я имел серьезный разговор с прежним комбригом, приезжавшим к нам на остров с инспекцией. В декабре русские имели значительные успехи в Эстонии, и это нас весьма встревожило. Если бы они и в дальнейшем сохранили такие же темпы наступления, то могли бы дойти до Таллина. А в феврале Финский залив покроется прочным льдом, и противник сможет пройти из Эстонии прямо до Хельсинки. А ведь задача нашей бригады как раз и состоит в защите столицы.
— Какой февраль, капитан, о чем вы вообще думаете? — Полковник, не выдержав, перешел на крик, но тут же опомнился и взял себя в руки. — Вы в курсе, что русские сходу преодолели фронтовой рубеж обороны, а сегодня уже проломили линию "Ваммелсу-Тайпеле". Наши союзники, — это слово полковник произнес с оттенком глубокого разочарования, — послали нам на подмогу линейную эскадру, но она не смогла пройти через Ла-Манш, а другой помощи нам даже не обещают. Кто поручится, что красные не одолеют все укрепления? А в Эстонии их наступление остановилось, потому что все резервы красные бросили в Карелию.
Сарио помолчал минуту, не желая заканчивать свой первый разговор с подчиненным на такой резкой ноте, и уже вполне миролюбиво добавил:
— Господин Мерила, мой вам совет на будущее. Не пытайтесь критиковать приказы Генштаба, у вас не тот уровень знаний, чтобы их обсуждать. Просто занимайтесь своим делом. Вам доверили двенадцатидюймовые орудия и, наверно, по праву. Вот и следите за их состоянием. А теперь можете идти.