— Вот это и есть остров Николаевский, который мы должны захватить – показал я взводным и командирам отделений темную полоску, еле видневшуюся в темноте.
Сержанты и лейтенант Свиридов приникли к окулярам биноклей, благо, трофейной оптики в роте имелось с избытком, и силились что-нибудь разглядеть на горизонте, но природа помочь им в этом старании явно не собиралась. Небо над морем было плотно прикрыто тучами, через которые не мог пробиться лунный свет, да еще начал сыпать снежок, снижавший видимость почти до нуля.
Впрочем, жалоб на погодные условия я не услышал. Пусть мы и не в состоянии вести наблюдение за противником, но и он нас не видит, что не может не радовать. Все-таки, хотя дивизия и постаралась затаиться среди торосов, прикрывавших колонну со стороны финского берега, но при ясной видимости вражеские наблюдатели могут заподозрить неладное.
Поход к Хельсинки прошел на удивление гладко. Не знаю, как полк, а батальон отделался потерей всего одной машины, да и та не утонула, а лишь застряла в трещине, правда, так прочно, что целый десяток солдат не смог ее вытащить. Комбат попытался было привлечь к спасательной операцией танк Т-60, но командир танковой роты наотрез отказался рисковать своими машинами, да и вообще, тратить драгоценное время. Ну что же, семеро одного не ждут, и бойцов рассадили по грузовикам, а несчастную трехтонку оставили на произвол судьбы.
Благодаря полной моторизации дивизия преодолела путь до Хельсинки намного быстрее, чем мы добирались до Гогланда. Собственно говоря, до финской столицы мы не дошли, остановившись более, чем в десяти километрах от нее, и лишь командиры отправились на лыжах дальше, проводить рекогносцировку.
Генерал Кончиц заранее лично поставил конкретные боевые задачи каждому комбату и даже некоторым ротным, и теперь осталось лишь уточнить некоторые детали на местности.
Общий замысел операции был следующий. С севера Хельсинки защищен тремя рядами укреплений, построенных еще в Империалистическую войну, ох ты, я уже разговариваю, как современники, и усиленных в тридцатые годы. Поэтому штурмовать столицу вражеского государства лучше всего со стороны берега. Правда, там на островах расположено множество батарей, чьи зоны обстрела перекрывают друг друга. Однако островные форты предназначены, в основном, для борьбы с кораблями, и не рассчитаны на массированное наступление пехоты. Если бы к островам подошел флот, финские орудия смогли бы потопить немало десантных судов, а вот против пехотных цепей они не так эффективны. Да и не собиралось командование бросать нас в лобовую атаку. Ну, по крайней мере, сразу. Сперва мы попробуем внезапно, под покровом темноты, атаковать противника отборными штурмовыми группами.
Где взять этих самых отчаянных штурмовиков, вопрос не стоял. Генерал Кончиц хорошо помнил, что когда-то мы обладали высоким статусом отдельного лыжбата, и при том действовали весьма успешно, с шумом пройдясь по немецким тылам. (Время меня побери, ведь по календарю-то это было совсем недавно, а кажется, с тех уже полжизни прошло.) Поэтому комдив, распределяя свои подразделения по объектам атаки, раздергал наш батальон на части, которым и досталась честь стать теми самыми героическими штурмовыми группами. К примеру, нашей первой роте надлежало без огневой поддержки скрытно подкрасться к острову Куйвасаари, внезапным броском захватить все ДОТы, а живую силу противника уничтожить или отбросить в море. Ну, или в крайнем случае, если все бронедвери окажутся заперты, блокировать финнов в их казематах, не давая им вести прицельный огонь. И, можно сказать, нам еще повезло. Второй роте Коробова вместе с третей ротой старшины Сверчкова надлежало то же самое проделать на Исосаари, а этот остров намного больше нашего.
Но понятно, что это все в теории, а на практике захватить быстро все казематы или хотя бы блокировать в них гарнизон вряд ли удастся. Поэтому, не полагаясь всецело на воинское умение и огневую мощь нашей роты, командование привлекло к атаке на Куйвасаари еще целый батальон 259-го полка и дивизион трехдюймовых самоходок. В случае, скажем так, не совсем удачного исхода операции, роте придется закрепиться на острове, приспособив для обороны какие-нибудь строения или траншеи, и вызывать огонь противника на себя, обеспечив тем самым успешное наступление батальона.
И вот, покинув грузовики, оставшиеся с основными силами дивизии, наша рота начала продвигаться дальше на лыжах, чтобы занять исходное положение. Идти по снежной целине было легко. К началу января еще не намело сугробов по пояс, и снега было как раз столько, сколько нужно – достаточно, чтобы накатать хорошую лыжню. Путь нам указывал проводник-гидрограф, тащивший на санках огромный компас, и все время сверявшийся с картой.
Вскоре мы прибыли на исходные позиции и осталось только указать подчиненным ориентиры, схемы которых нам раздали заранее. Командиры, с которыми предстояло взаимодействовать роте – комбат лейтенант Бочкарев и мой старый знакомый танкист Яковлев, переквалифицировавшийся в самоходчики, тоже напряженно всматривались в смутные очертания острова, который вскоре станет могилой для многих людей, и тоже почти ничего не видели.
По-хорошему, а вернее, по уставам и наставлениям, местность следовало бы изучать в светлое время суток. Но если дивизия останется на дневку прямо на льду, то ее с высокой вероятностью обнаружат, и все планы пойдут насмарку. Хорошо еще, что я заранее проштудировал карты, выучив их буквально наизусть. Но подобная возможность была не у всех. Из соображений секретности никто из командиров рангом ниже ротного о целях предстоящего наступления информирован не был, и сейчас подчиненные внимательно рассматривали планы, схемы и фотографии, осторожно подсвечивая их фонариками и пытаясь сориентироваться на местности.
— Почему ты сказал, что остров Николаевский, если на карте он обозначен как Куйвасаари? — уточнил Стрелин.
— А, так это финны недавно перековеркали название, обозвав его на своем языке "Сухой остров".
— Почему сухой, — полюбопытствовал Свиридов, — если вокруг море, да и климат здесь дождливый?
— Потому что на нем нет источников пресной воды. Теперь посмотрите сюда – на острове еще в царское время установили крупнокалиберную батарею береговой обороны номер 44. Она на западном берегу, и отсюда ее не видно. Так как форт строился для защиты Свеаборга, то главную опасность ожидали с юга, и потому, хотя все орудия батареи кругового обстрела, но с севера они открыты, и лишь с юга защищены толстым бетонным бруствером. Друг от друга орудийные дворики отгорожены бетонными же траверсами. Потом десятидюймовые пушки сняли…
— Но на фотографии они есть, — перебил меня Авдеев.
— Потому что это старые снимки, хранившиеся в архиве. Поновей не нашли, а авиаразведка качественных фотографий доставить не смогла. Погода – сами видите, какая, а возбуждать подозрения противника, целыми днями кружа над островами, слишком рискованно. Так вот, пушки сняли, но вместо них на втором от моря дворике смонтировали двухорудийную башню, причем двенадцатидюймового калибра.
— Немаленькие дуры, — уважительно присвистнул Леонов. — Мне рассказывали, что когда во время Зимней войны финны обстреливали наши войска, наступавшие по Выборгскому заливу, то восьмидюймовые фугасы проделывали во льду отверстия метров по десять, если не двенадцать. Страшно подумать, на что способны двенадцатидюймовые снаряды, которые сами по себе весят полтонны.
— Ага, вижу что важностью порученной нам миссии все прониклись, — удовлетворенно заметил я. — Атаковать Хельсинки, когда в спину начнут стрелять вот такими чемоданами, дивизии как-то не с руки. К счастью, вблизи эти огромные стволы совершенно безвредны. Но на них список вооружения финского гарнизона не заканчивается.
Ткнув карандашом в карту, я показал, чего стоит опасаться роте:
— Вот здесь на северной оконечности острова, рядом с причалом, расположена зенитная батарея. Там, насколько известно, стоят, как минимум, две "ахт-ахт". Еще одна восьмидесятивосьмимиллиметровая зенитка предположительно установлена на главной батарее, в первом от моря орудийном дворике.
— Предположительно? — переспросил замполитрука Михеев. Весь его вид просто таки кричал о том, как плохо подготовилось к наступлению командование – ни точных карт нет, ни разведданных, и даже расположение огневых средств достоверно неизвестно.
— Далее, — проигнорировал я вопрос Михеева, — противодесантные укрепления. В прошлую войну они строились на южном и западном берегах острова. На юге остался старый царский дот, сооруженный на скале и прикрытый поверх бетона гранитными глыбами.
— Крепкий орешек, — нахмурился Леонов. — Если ДОТ такая укрепленная, то, надеюсь, атаковать её будем с севера, и не придется идти на амбразуру.
— Вот незадача, только сейчас сообразил, что фильм назывался "Крепкий орешек", — тихонько пробормотал я себе под нос. Ведь составлял же сценарий, все хорошо описал, и только название припомнить не смог. А его, наверно, уже досняли, да еще и на импортную цветную пленку. В Ташкенте, куда эвакуировали Мосфильм, круглый год лето, и все получится почти как в оригинале. (* Разумеется, ГГ имеет ввиду не американский боевик, а комедию "Крепкий орешек", в котором молодой Соломин на пару с Румянцевой устраивают в фашистом тылу настоящий разгром).
Взводные переглянулись, но смолчали. Все уже давно привыкли к тому, что ротный иногда вдруг начинает напряженно о чем-то думать и судорожно спешит записать свои бесценные мысли в блокнот.
— Рядом с дотом находится укрепленный дальномерный пост, — продолжал я инструктаж, — вернее целых два. Один старый и совсем маленький, а за ним финны соорудили новый, намного больший по размеру, и своим видом больше напоминающий дот. Пулеметов, правда, в нем быть не должно, и бойницы не предусмотрены. Но при необходимости можно вести огонь через смотровую щель, и сектор обстрела будет достигать почти с