Даже ночью следы выстрелов можно было разглядеть без труда. Я с иронией вспомнил, как мы наметали ложный конус стрельбы у макетов пушечек-сорокапяток. Теперь этот конус казался мне таким крошечным. Здесь же вдоль директрисы выстрела со всех деревьев смело снег вместе с сухими ветками, а вокруг крутились снежные вихри. Если завтра воздушные разведчики пролетят над Куйвасаари, то они увидят большую черную стрелку, точно указывающую на нашу башню. Но до завтра еще надо дожить, а пока все внимание уделим Исосаари. Однако, на финском острове почему-то было темно, и никаких вспышек не наблюдалось. Видно, испугались фашисты.
Закончив наблюдение, я нырнул в люк, чтобы не пропустить первый выстрел боевым снарядом. Механизмы отработали нормально, наша гигантская пушка снова послушно откачнулась назад, заполнив помещение резким грохотом, а я снова метнулся вверх по лесенке, чтобы воочию увидеть результаты стрельбы.
Пара секунд требовалась снаряду, чтобы долететь, и еще секунд пять звуковая волна возвращалась обратно. Так что я не только застал зрелище разлетающихся над финским островом огненных искр, но и почувствовал оглушающее давление чудовищного взрыва. Это было восхитительно, и мне стало немыслимо грустно, когда фейерверк быстро закончился, да еще прибавил тоски чей-то жалобный крик. Наскоро оглядевшись, я понял, что кричал связанный унтер, которого сперва положили на землю возле часового, а при эвакуации караулов просто забыли. А может и не забыли, а преднамеренного оставили, чтобы предатель на свой шкуре испытал действие звукового импульса дульной волны двенадцатидюймовки.
Больше наверху смотреть было нечего, и я скатился в башню, захлопнув за собой люк, как раз успев к докладу корректировщиков.
— Вправо восемьдесят пять, — выкрикнул Авдеев, — и сам же передал команду вниз Белову.
Башня тут же задвигалась и, повернувшись на несколько градусов, замерла в готовности к стрельбе. Вертикальную наводку менять не требовалось, так что оставалось только подать команду:
— Второе!
Оттеснив Еремина, я прильнул к прицелу правого горизонтального наводчика. Громогласное "бух" уже стал для нас привычным, а в окуляр прицела я увидел незабываемое зрелище целой череды вспышек. На этот раз мы попали не куда-нибудь в остров, а точно в цель.
Никто уже не сомневался, что еще пара снарядов, и мы подавим все финские пушки, а там и Хельсинки возьмем. Даже замполитрука Михеев уже забыл свой скепсис и обещался разметать вражеские батареи с трех выстрелов.
Командир самоходного дивизиона старший лейтенант Яковлев
Началась операция успешно. Удалой старлей Соколов, он же лейтенант госбезопасности, хорошо знакомый еще по осенним боям, свою задачу выполнил играючи. И, кажется понятно, почему Александр засиделся в ротных и его не повышают, хотя даже лейтенанты порой командуют пехотными батальонами, как тот же Бочкарев, которому едва исполнилось двадцать. Рота гэбиста Соколова – это как бы дивизионный осназ. Ее постоянно отправляют на самые трудные задания, в лихие рейды по тылам противника. Вот и сейчас соколовцы, переодетые в немецкую форму, бесшумно взяли в ножи весь гарнизон острова Куйвасаари, и теперь гоняют там чаи, причем вполне заслуженно.
А не сделавшие ни одного выстрела самоходный дивизион Яковлева и батальон Бочкарева немедля направили на Исосаари, где наступление пошло совсем не гладко.
В начале войны не раз случалось, что пехоту бросали в атаку на неподавленную оборону противника, что вело к тяжелым потерям и не помогало выполнить поставленную задачу. Сейчас командование подобных промахов старается не допускать. Но, обжегшись на молоке, пехотинцы теперь дуют на воду, ударившись в другую крайность.
Пехота могла, это было совершенно ясно, одним броском выйти на финские позиции, но вместо этого осторожный комбат Иванов предпочел дождаться, пока самоходчики подавят все пулеметы. И вот дождался того, что проснулись сверхмощные батареи, с которыми трехдюймовкам не тягаться. И теперь пехота, втянувшись в затяжное сражение, не может ни продвинуться вперед, ни вернуться на исходные. Лишь роте старшины Сверчкова удалось залечь у самого берега, в мертвой зоне финских орудий.
И толку, что пехотинцы получили на усиление две легкотанковых роты, два дивизиона трехдюймовых самоходок и батарею 122-мм гаубиц. Зато финны получили в наследство от царизма неплохие укрепления, и к тому же имели достаточно времени для усовершенствования обороны. Орудия противника прятались за толстым бетонным бруствером, пробить который имеющимися средствами было невозможно.
А вот наступавшие, стрелявшие с открытых огневых позиций, были крайне уязвимы. Причем для поражения самоходок даже не требовалось прямого попадания. Гаубичному снаряду достаточно упасть метрах в десяти, чтобы расколоть ледовое покрытие и отправить саушку на дно. Дивизион Яковлева уже потерял две машины, ушедших под лед, причем одна из них утонула вместе с мехводом, не успевшим выскочить.
Уцелевшим самоходчикам оставалось только стиснув зубы продолжать неравную дуэль с мощным калибром. Рядом с ними, в зоне ответственности дивизиона, отчаянно сражались танкисты на Т-70, вооруженных сорокапятками, и на более легких Т-60, засыпая остров дождем снарядов. Легкие гаубицы держались позади, также внося свою лепту в общее дело. Казалось, на Исосаари уже не должно остаться никого в живых, но огневые точки противника вновь и вновь оживали. Пулеметных точек у финнов, правда, практически не осталось, но подавить гаубицы никак не удавалось. Умело вписанные в рельеф бетонные брустверы и бронеколпаки делали орудийные позиции почти неуязвимыми.
В наставлениях по использованию САУ рекомендуется уничтожать противника огнем с коротких остановок, укрываясь за складками местности. Сказано там и про форсирование широких водных преград по льду – реки или даже водохранилища. А вот про форсирование морей в них ни слова. Эх, сюда бы на подмогу орудия потяжелее, но по льду они не пройдут.
Саушка тихонько, на малых оборотах, лишь позвякивая гусеницами, проползла метров сто до большого тороса, откуда Яковлев надеялся получше рассмотреть передний край противника и дать целеуказание дивизиону. Разглядев огневую точку финнов, старлей положил поудобнее ДТ на борт рубки и дал длинную очередь трассирующими. Мехвод тут же включил заднюю и самоходка рванула назад, нещадно воя мотором, успев спрятаться за ледяными глыбами до того, как разорвался финский снаряд, обсыпав окрестности ледяной крошкой.
Бой шел, не прекращаясь ни на минуту. Танки и самоходки носились по морю, стараясь выбрать позицию получше, выстрелить и скрыться до того, как их накроют ответным огнем. Лед дрожал от гусениц и от разрывов снарядов, огонь не смолкал. Отовсюду слышался стрекот авиационных пушек Т-60, лай сорокапяток, торопливое рявканье трехдюймовок, грохот финских шестидюймовок, остервенело отстреливавшихся от танков, а иногда и громыхание десятидюймовых гигантов, заглушающих своих меньших собратьев. Даже сидя в самоходке, Яковлев чувствовал, как покачивается лед от взрыва мощнейших снарядов. Таких громадин на Исосаари насчитывалось целых четыре штуки, и лишь одну из них удалось подавить.
А время шло. Если не удастся овладеть островом до рассвета, то все. Финнам подойдет помощь, а при свете солнца на льду не спрячешься. Впрочем, до утра снарядов и не хватит. Тыловой эшелон далеко позади, к тому же в ходе марша он умудрился потерять направление и заблудиться, что неудивительно. Лучшие проводники достались боевым подразделениям.
Комдив задумчиво глянул на Куйвасаари, размышляя, не занять ли его дивизиону позиции на суше. Но там, за исключением причала на севере острова, удобных мест нет. Кругом скалы и камни, вмиг гусеницы слетят. Да и раненые на острове. Не стоит вызывать огнь на свой госпиталь. Не зря двум самоходкам, которые он передал Соколову, был отдан приказ замаскироваться и без команды не стрелять.
И вдруг со стороны Куйвасаари, доселе остававшегося островком тишины и спокойствия, ухнуло так, что обе стороны, не сговариваясь, прекратили перестрелку. Над ледяной равниной воцарилась звенящая тишина, и если бы не заложенные уши, было бы слышно, как шуршат снежинки. Но идиллию немедленно вновь разорвали ослепительнейшая вспышка и последовавший за ней адский грохот, прокатившийся над замерзшим морем.
Яковлев мысленно чертыхнулся. Нежели он перехвалил Соколова, орудия вовсе не выведены из строя, и блокированные в казематах финны смогли до них добраться?
Радист свое дело знал, и уже запрашивал вышку:
— Корректировщики говорят, что пехотинцы решили ввести в действие финские двенадцатидюймовки. Первый залп произведен болванками. Сейчас перезарядят и начнут пристрелку.
— Вот это будет зрелище, тащ комбат, — прокомментировал мехвод Тарасов, возивший Яковлева еще на тридцатьчетверке, в его бытность комвзводом.
Первый снаряд разорвался за позициями левой батареи финнов. Ухнуло так, что казалось, по льду залива сейчас пойдут трещины. Поправку прицела пехотинцы произвели на удивление быстро, и второй снаряд лег примерно там, откуда недавно громыхали выстрелы.
— Есть накрытие! — мгновенно подтвердил радист. — Ну дает, царица полей.
— Молодец Соколов, — согласился Яковлев, — но у нас тут еще одна царица есть. Давай связь с комбатом. Есть у меня одна идея, попробуем создать огневой вал.
— Уже на связи.
Иванов, оценив требуемый расход боеприпасов, от огневого вала отказался, приказав всем приданным артподразделениям организовать сосредоточение огня с переносом от рубежа к рубежу, благо, террасное расположение линий обороны противника способствовало этому методу.
Пока финны дезорганизованы, третья рота должна одним рывком ворваться на остров и, невзирая на потери, под прикрытием артогня выйти на гребни холмов. Если это удастся, артиллерия перейдет к комбинированному методу поддержки атаки. Конечно, танки и самоходки, ведя непрерывный огонь без смены позиций, неизбежно понесут потери, но другого выхода нет.