С трудом спустившись к морю по крутой обледеневшей скале, парнишка втиснулся в щель между камнями и минутку отдохнул, переводя дух и дожидаясь порыва пурги. Дождавшись хорошего снежного заряда, Матиас вскочил на ноги и припустился подальше от Куйвасаари, временами даже забывая пригибаться. Едва ветер стих и снег перестал лететь в лицо, финн бросился на лед и дальше пополз, изо всех сил отталкиваясь локтями и коленями. Он все боялся, что сзади застучит пулемет, и страх гнал его вперед, не давая остановиться.
Так, то перебежками, то ползком, он передвигался неизвестно сколько времени, пока не присел для отдыха за большой ледяной глыбой. Лишь тогда солдат решился оглянуться назад. За ним никто не бежал, пулеметы не трещали, и к его спине не тянулись линии трассеров. Зато впереди уже хорошо был виден маяк острова Хармая, а туда идти не стоило. На Хармая давно не осталось орудий, только персонал радиостанции, и для русских диверсантов это был лакомый кусочек.
Развернувшись направо, Хакала быстро зашагал, уже не пригибаясь, прямиком к Хельсинки. Мысли об отпуске его уже не посещали, и на их место пришла злость на всех тех, кто рассказывал про избранную финскую расу, которая скоро создаст могучую державу великой Финляндии. Что-то не получилось с державой, и вот враг уже подошел к самой столице.
Он не удивился и не испугался, когда из снежной тьмы сразу справа и слева бесшумно выскользнули лыжники полевого охранения, направившие на него стволы винтовок.
Разведя в сторону руки, показывая, что не вооружен, Матиас поискал глазами командира разведчиков и уверенно доложил:
— Солдат Хакала с донесением от капрала Турунен нашему главнокомандующему.
— Где твое оружие, солдат, — мрачно спросил лейтенант. — И почему донесение не в штаб бригады? Ты ведь, верно, из прибрежной обороны.
Еще недавно боящийся сказать слово капралу, Матиас почувствовал превосходство над этим офицером – тыловым хлыщем, прохлаждающимся в Хельсинки, пока он там воюет. Пожав плечами, Матиас вытащил из кармана свой кухонный нож и протянул рукоятью вперед:
— Я хлеборез, вот мое оружие.
Разглядев на лезвии бурые пятна, лейтенант лыжников уважительно присвистнул, и даже отстегнул с пояса фляжку со спиртом.
— А в бригаде мне делать нечего, — твердым голосом отчеканил рядовой. — Наша батарея захвачена, а на Исосаари все будут мертвы еще до рассвета.