В штабе нам обрадовались до невозможности и прояснили ситуацию. Еще утром в окрестностях села действительно находились остатки нескольких наших полков. Вчера вечером командование сообщило по рации, что к ним идет помощь, и вскоре на севере загремела далекая канонада. Когда утром оказалось, что немцы сняли большую часть войск, блокирующих окруженцев, то все боеспособные красноармейцы ушли на прорыв. Часть раненых они забрали с собой, но весь госпиталь, а это несколько сотен человек, предполагалось эвакуировать во втором эшелоне. Прорыв оказался довольно успешным. Небольшие немецкие заслоны, которые тут остались, были сметены, и наши части ушли на север. Но вот полевой госпиталь за ними не успел, потому что немцы снова замкнули кольцо окружения.
В настоящее время с основной группировкой поддерживается связь по радио. Сейчас они остановились у села Теремово, того самого, которое мы решили обойти стороной. Если бы имелись снаряды к артиллерии, а еще лучше танки, то его удалось бы захватить без труда. Но сейчас у окруженцев даже патронов маловато, так что возможно их ждут большие потери.
– Ну что же, танки у нас как раз есть, и с полным боекомплектом. Пошлите радиограмму, чтобы пехота без нас не атаковала. Вас мы ждать не сможем, сами понимаете, так что поторопитесь, чтобы на этот раз не отстали. Не промедлите?
– У нас для всех раненых саней не хватает, придется делать хотя бы два рейса. К тому же местные жители тоже просятся идти с нами.
– Что, неужели все уходят?
– Да, все решили идти, никто не останется, – вздохнул капитан Егоршин. Он оказался самым старшим по званию среди раненых, и поэтому на него автоматически взвалили командование местным «гарнизоном». – Для нас это обуза, но что делать, не хотят они тут оставаться и ждать окончательного освобождения. Да вот, как раз перед нашим приходом был случай. У немецкого офицера, который тут жил, пропала рубашка с металлической застежкой-молнией. Как вы понимаете, колхозникам она абсолютно не нужна, но обер пригрозил им расправой, если его тряпку не найдут. Жители села осмотрели тут все – и дома, и сараи, и погреба. Облазили все крыши, заглядывали в трубы, но пропажи нигде не было. Вечером офицер снова собрал жителей и начал орать на них, угрожая всех перепороть, а дома сжечь. Видя, что сейчас немец приведет свои угрозы в действие, Мария Михалкина, в доме которой жил этот сволочь-обер, вышла вперед и взяла вину на себя. Ее тут же избили плетью и ногами. Она была еще живая, когда к фрицу подъехал мотоциклист и передал ему сверток с той самой рубахой. Как и следовало ожидать, ее украл денщик офицера и продал скупщику за шнапс.
– А Михалкину удалось спасти? Она же совершила настоящий подвиг.
– Нет, этот фашистский нелюдь все равно ее застрелил. Тщательно прицелился в голову, а потом еще и проверил, что она мертва. И такие случаи здесь происходили постоянно. Видел на холме повешенных немцев?
– Ну да, заметил.
– Когда наши сюда входили, все фрицы удрали, а эти не успели. Хотели избы поджечь, но женщины их поймали. Юристы оперативно провели следствие, благо свидетелей здесь и в окрестных деревнях хватало, только успевай слушать. Фашистов уличали в расстреле военнопленных, сожжении домов, многочисленных изнасилованиях, избиениях, реквизиции имущества. Вот военный трибунал и приговорил их к смертной казни.
Наш импровизированный штаб, состоящий кроме нас с Яковлевым из начальника медслужбы Мелешко и капитана Егоршина, начал обсуждение ситуации. Изучив карту с обозначенными на ней позициями противника и задав Егоршину несколько вопросов, Яковлев, нахмурившись, повернулся ко мне:
– Вся техника пойдет в прорыв. Ты отбери себе двадцать человек и охраняй раненых. Остальные десантники поедут с нами. Здесь способных держать оружие наберется человек тридцать, так что полсотни бойцов у тебя будет. Хватит, чтобы отбиться от мелких отрядов противника. Тут какая-то немецкая техника осталась, посмотри, вдруг что-то возможно использовать.
– Пусть останется Стрелин, а я иду с тобой в прорыв, – решительно возразил я.
– Нет, ты остаешься. И это приказ.
– Да, а ты это видел? – я раздраженно полез во внутренний карман за удостоверением гэбэшника, но спокойный голос Яковлева меня остановил.
– Видел, и мне все равно, пусть у тебя хоть ромб будет, но по приказу командования твоя рота подчиняется мне.
Поняв, что на испуг его взять не удастся, я раздраженно повернулся и направился к своим бойцам, выбирать, кто останется со мной, а кто поедет на броне.
Боевая задача моей роты, вернее ее остатков, довольно простая – организовать боевое охранение. Часовые уже были расставлены, а когда начнется эвакуация, мы должны будем организовать походные заставы и дозоры. На первый взгляд ничего сложного, и никаких подвохов не предвидится.
Сидя в штабной избе вместе с Егоршиным, мы прикидывали, сколько времени нам еще ждать. Почти половину раненых мы отправили сразу вслед за танками, и по нашим расчетам они вот-вот должны соединиться с основными силами. Потом сани вернуться, и в них погрузят оставшихся. Нам же здесь пока ничего не грозит. Хотя по окрестностям бродят шайки немцев, но главная дорога перекрыта. Еще утром группе разведчиков удалось взорвать мост в Векшино, и с той стороны транспорт проехать не сможет.
Если все пойдет хорошо, рассуждали мы, то из Теремово фашистов сегодня выбьют, а дальше продвигаться уже будет легче. Но наши радужные мечты разрушились в один миг. С улицы послышался приближающийся топот – наверняка мчался посыльный с важным донесением. Всадник остановился, вздыбив лошадь, только перед самым крыльцом. Примчавшийся боец вихрем ворвался в избу, принеся с собой с улицы волну холода, и отрапортовал:
– Товарищи командиры, разрешите доложить, – гаркгул он всем сразу, не зная, к кому из нас теперь надо обращаться.
– А, Тарасов, – узнал его капитан, – докладывайте, сержант.
– Танки, – понизив голос, доложил дозорный. – Целых два, и не позже чем через час будут здесь.
Всех нас как молотом оглушило. У нас нет не только пушки, но даже противотанкового ружья, так что подбить машины противника нечем. Конечно, в наличии много гранат, но на них я бы рассчитывать не стал. Мы же находимся не в укрепленной обороне, а в селе, полном раненых. Если немцы введут танки на улицы, то исключительно под прикрытием пехоты, и достать их гранатами будет проблематично. Небольшой шанс, что мы отобьем первую атаку, конечно, есть, но после боя все дома превратятся в развалины, и потери будут огромными.
Еще можно по радио связаться с Яковлевым и попросить его вернуться. Но это означало бы остановить всю операцию. Промедление в этом случае может привести к гибели уже тысяч людей.
Егоршин, лучше знакомый с местностью, подозвал дозорного к карте и потребовал показать точно, где он их видел.
– За болотом, вот здесь, – ткнул Тарасов давно не мытым пальцем в западный край болота Ястребец. – Я с дерева наблюдал, там далеко видно. Точно не скажу, но кажется, это «тройки».
– Судя по карте, их гонят из ближайшей МТС, видимо, после ремонта. Пехотное прикрытие у них есть?
– Нет, никакого сопровождения не видел.
– Хм, это уже лучше, гораздо лучше, – разулыбался Егоршина, обрадовавшись такой новости. – Вот смотрите, товарищ Соколов. Напрямую через болото им не проехать. Хотя оно и подмерзло, но соваться туда немцы не станут, поэтому сейчас они двигаются на север. У Рукаты танки повернут к востоку и подъедут к Горушкам той же дорогой, что и вы. Время у нас еще есть, но вот только устроить засаду у дороги, чтобы закидать их гранатами, будет трудновато, место там открытое. До ближайших деревьев метров триста. Издалека заметят и пулеметами посекут. Знали фрицы, какой дорогой ехать. Вот встретить бы их поближе к селу, где деревья погуще, но там они наверняка успеют соединиться с пехотинцами. Вот что, старлей, десантники твои, так что тебе и решать, держать оборону здесь, в селе, или выходить им навстречу и устраивать засаду.
– У вас на площади у церкви «ганомаг» стоит, на вид вполне целый. Он на ходу?
– Ну да, немцы его бросили, а наши только бензин с него слили и пулемет сняли.
– Пулеметы у нас есть, так что с вас только горючее.
– Найдем пару канистр, но какого черта, старлей, вы же без пушек против танков ничего не сделаете.
– Знаю, поэтому с вас еще десять, нет, только девять комплектов немецкого обмундирования. Гимнастерки не нужны, верхней одежды будет достаточно.
Капитан поднял было руку, чтобы покрутить пальцем у виска, но тут же одумался и, прихватив наших ординарцев, лично помчался раздавать распоряжения.
– Ваша машина с бортовым номером двадцать два, – бросил он мне, выбегая из избы.
Вот остряк, можно подумать, тут все просто заставлено бесхозной бронетехникой.
У Леонова уже все было наготовлено для маскарада, так что он переоделся первым. Нахлобучив на себя пилотку, гэбэшник встал перед зеркалом и внимательно осмотрел снаряжение. Когда он снова повернулся к нам, все просто охнули, такой презрительный и полный ненависти взгляд у него был.
– Ты прям настоящий немец, – повторил военврач комплимент, который Леонов, вероятно, уже много раз слышал.
– Ну что же, – прервал я поток восхвалений. – Язык ты знаешь, мундир нацепил. Боевая задача ясна?
– Так точно. Если по дороге встречаем немецкий дозор или отряд, я объясняю, что нам дали важное задание, и убеждаю их нас не задерживать.
– Да, и только в случае высказанного недоверия с их стороны мы вступаем в бой. А при встрече с танками ты…
– …останавливаю их под предлогом наличия впереди минированного поля или партизанской засады, или концерта самодеятельности… в общем, чего угодно. А пока я отвлекаю танкистов светской беседой, пара бойцов подбирается к ним поближе и забрасывает гранаты на моторный отсек.
Вслед за Леоновым начали переодеваться и мы. Немецкие каски сняли с замерзших трупов, сваленных за околицей. Шинели с них сдирать, к счастью, не пришлось, так как в селе имелся небольшой вещевой склад. Белых халатов нашлось всего несколько штук, но ничего страшного, обойдемся и своими. Переодеваться немцами нам уже доводилось, но только без шинели, и теперь, впервые надев это барахло, мы тихонько ругались. Пояс к шинели не полагался, можно было только немного подтянуть хлястик, и это нас сильно раздражало.