Первый этап операции прошел, как и планировалось. Грузовики послушно притормозили, и, после коротких препирательств, командир взвода согласился выстроить личный состав для проверки документов. Солдаты сноровисто высыпали из кузова, не забывая прихватить винтовки. При виде их оружия меня начали терзать смутные сомнения. Вместо родных маузеровских карабинов доблестные солдаты вермахта сжимали озябшими руками советские трехлинейки и автоматические винтовки Токарева. Это, конечно, еще ни о чем не говорило. В начале войны немцам удалось захватить много складов, и советским оружием сейчас вооружены многие тыловые части вермахта.
Привыкнув пользоваться в армии любой свободной минутой, немцы сразу засуетились. Одни разминали затекшие ноги, заодно согреваясь, другие сошли с дороги и занялись маленьким, но неотложным делом – видимо, до этого долго ехали без остановок, и случай отойти в кусты не представлялся.
Было очень интересно смотреть на фрицев, заранее зная, что скоро все они умрут. Сейчас у них есть какие-то мысли, мелкие желания, надежды, а через пять минут не останется ничего. Вот совершенно ничего! В какой-то момент я даже подумал о фашистах как о людях, хотя тут же устыдился таких мыслей.
Размявшись и освежившись, немцы защелкали зажигалками, спеша согреться теплым табачным дымом, и только после этого начали сбиваться в кучу. На этот балаган Лютце снисходительно взирал с доброй дедморозовской улыбкой, терпеливо дожидаясь, пока все закончат свои дела и построятся.
В наличии у немцев имелось два отделения, водители и взводный со своим замом. Пока комвзвода выяснял у фельджандармов, что от него требуется, отделенные выстраивали свои десятки. Фрицев оказалось двадцать четыре – ровно вдвое больше, чем нас вместе с жандармами.
Леонов вместе со своим немецким коллегой-контрразведчиком просмотрел несколько предъявленных к проверке зольдбухов, перекинулся парой слов с солдатами, и подал нам условный знак, поправив на голове шлем. Если бы он сделал это правой рукой, то это означало бы, что перед нами свои. Но немцы оказались настоящими.
Лютце продолжал ломать комедию с проверкой документов, предусмотрительно встав в сторонке, ожидая, что Ханс Рауш сейчас скомандует огонь. Но к его несказанному удивлению, подойдя к броневику и прикрывшись его корпусом, наш «офицер» громко приказал никому не двигаться, в том числе и фельджандармам.
Пораженные таким неожиданным требованием, подкрепленным тремя пулеметами, фрицы застыли неподвижно, не понимая, чего от нас ожидать. Впрочем, Леонов, как мы с ним заранее договаривались, тут же пояснил всем заинтересованным слушателям, что хочет убедиться в их национальной принадлежности. Уж больно часто стали встречаться русские диверсанты в немецкой форме и с поддельными документами.
Не на шутку испугавшись, фрицы разом загалдели, стараясь перекричать друг друга. Понять их было нетрудно:
– Мы… есть… настоящие… немцы.
Водители, стоявшие отдельно, с недоверием покосились на пехотинцев, отодвинувшись на всякий случай от подозрительных личностей.
Единственными, кто проявил хладнокровие в этой ситуации, были немецкие офицеры, спокойно ожидавшие, чем все это закончится. Ждать долго им не пришлось. Сомнений у меня больше не оставалось и, высунувшись из броневика, чтобы расчеты пулеметов могли хорошо меня слышать, я прокричал им:
– Этих двоих не трогать. Огонь!
Услышав русскую речь, Лютце тут же плюхнулся на снег, не забыв дернуть за руку своего напарника, и в дальнейшем развлечении участия не принимал. Впрочем, мы прекрасно обошлись и без него, фланговый огонь из пулеметов мгновенно уложил на землю всех. Зная не только из фильмов, но и по своему опыту, что большинство фрицев не погибло, а просто залегли, мы не прекращали огонь и продолжали стрелять длинными очередями.
Ответного огня практически не было, только немецкий офицер успел отреагировать вовремя. Как только он услышал мою команду, то сразу сорвал с плеча ближайшего солдата эсвэтэшку и, юркнув за спины свои подчиненных, упал на землю, откуда открыл беглый огонь. Понимая, что у него остались считанные мгновения, лейтенант постарался потратить их на то, чтобы отомстить фельджандармам, которых он не без основания считал организаторами этого коварного нападения. Впрочем, особого выбора у него и не оставалось. Прикрытый баррикадой из раненых и убитых, офицер имел некоторую защиту от нашего огня, но и сектор обстрела у него был ограничен. Как ни странно, но немец успел разрядить всю обойму, хотя лупили мы практически из десяти стволов.
Но все когда-нибудь кончается, закончились и немцы. Только машинально вынув из автомата пустой магазин и потянувшись за новым, я заметил, что тоже стрелял вместе со всеми. Бойцы подбежали к лежащим на земле телам, а я вернулся к своим прямым обязанностям, то есть к управлению «ганомагом». Не успевший сильно остыть мотор завелся сразу, и я медленно подвел машину к грузовикам. Отпустив педаль газа, я, не глуша двигатель, поспешил выскочить наружу, прихватив пустую канистру. Однако ее мне пришлось тут же бросить и пуститься в погоню за непослушным «ганомагом», который проявил самостоятельность и поехал дальше по дороге. Явление вполне обычное – рассеянный водитель забыл выключить рычаг ручного газа и поленился воспользоваться ручным тормозом.
Пока я бегал за строптивой машиной, гэбэшники занялись пленными. Оба фельджандарма, к счастью, оказались живы, только невезучий Тедер умудрился второй раз поймать пулю в уже простреленную до этого руку.
Трофейщиков долго ждать не пришлось. Они управились быстро, так как особо поживиться тут было нечем. Улов состоял лишь из трех десятков гранат. Какая жалость, что нельзя пополнить боеприпасы, но увы, все немецкое оружие было советского образца, а у нас, наоборот, немецкого, и добытые тяжким трудом патроны нам не подходили. Даже пистолет у офицера оказался никудышным «Вальтером ПП». Неудивительно, что в бою он предпочел схватиться за винтовку.
Единственное, что радовало, это две полные канистры, найденные в кузове, так что не пришлось тратить время на переливание бензина из баков грузовиков.
Быстро загрузившись, мы помчались по предложенному Лютце маршруту на юг, где была меньше вероятность встретить кого-нибудь из фрицев. Леонов уже собрался начать задушевный разговор с немцем прямо в пути, но я его пыл охладил. Я бы предпочел, чтобы без меня допрос не начинали, а участвовать в нем, одновременно ведя машину через лес, было невозможно.
Остановившись в полукилометре от села, мы направили в сторону дороги разведчиков, а сами отошли от машины, чтобы посовещаться.
– Как вы полагаете, они наш язык знают?
– Унтер, то есть обер, все понимает, – уверенно заявил Авдеев. – Когда ты крикнул, он сразу спрятался за мотоциклом с нашей стороны.
– Замечательно. Значит так, в допросе участвуем только мы с Леоновым, остальные молча наблюдают. Я буду играть роль злого следователя, а ты, Алексей, доброго. И еще, когда будем общаться с этим, представь себе, что я старше тебя по званию, ну, хотя бы на две шпалы. Мне кажется, мы можем узнать кое-что интересное, и будет лучше, если я сыграю роль большой шишки.
– Представить не трудно. Когда меня инструктировали, то велели на твое звание внимания не обращать и охранять тебя, как генерала.
– О как? – изумился я. – Что-то я не замечал с твоей стороны особого низкопоклонства. Ну ладно, теперь подожди пару минут. Мне надо обдумать разговор.
Пока я вел броневик через лес, то управление машиной занимало все внимание, и теперь мне следовало поскорее собраться с мыслями. Вопросов к Лютце, конечно, накопилось много, и нужно выбрать, с чего начать разговор.
А интересно, сколько может существовать таких команд ликвидаторов? Наверняка немного. Уж больно деликатное это дело, да и непростое. А то, что две-три группы всех потенциальных свидетелей быстро не укокошат, даже удобнее. Если бы случился массовый падеж сотрудников спецслужб, на это обратили бы внимание, а так все выглядит просто как обычные зверства партизан. Досадное, но вполне обыденное явление. Кстати, вполне возможно, что именно Лютце причастен к устранению моего знакомца лейтенанта Брауна. Надо его и об этом спросить.
Тут мои мысли перескочили на другое. А почему бы не повторить старый фокус и не убедить немецкое командование в серьезности наших намерений на этом направлении. Пусть вся наша тридцать девятая армия уверена в том, что нам поручено очень важное наступление. Но мне-то сообщили прямым текстом, что здешний фронт второстепенный, и было бы очень неплохо убедить противника в обратном. Да и в самом деле, как удалось выяснить комбату, Масленников не получал приказа устраивать такие глубокие прорывы. Кстати, танков в армии что-то маловато, пришлось у соседей занимать. Большие наступления, конечно, где-то готовятся, но только не здесь. И будет очень хорошо, если немцы перебросят сюда несколько танковых дивизий с Курского направления, где они всерьез угрожают Харькову. Болот здесь просто немерено, на всех хватит.
Тогда план действий следующий. Надо очень тонко намекнуть псевдо-унтеру, кто мы такие, устроить ему побег в стиле «Джентльменов удачи», и он тут же выложит бесценные сведения своему руководству. Там сразу поймут, с кем Лютце пришлось столкнуться, и доложат наверх. На мой взгляд, замысел хоть куда. Это сейчас, сидя в темной зловонной яме, я засомневался в том, что мой план такой уж блестящий. Но вчера все виделось в ином свете. Переполнившая меня радость от такой хитроумной задумки требовала выхода и, махнув бойцам рукой, чтобы вели пленного, я начал весело напевать:
Вот солнышко печет, Косой с мешком идет,
А Хмырь с Доцентом едут на верблюде.
Доцент у них пижон, находку спрятал он,
А вскоре взяли их в погонах люди.
Заинтересовавшись странной песенкой настолько, что забыл о предстоящем допросе, Леонов вытащил блокнот и быстро застрочил карандашом, рисуя крючочки стенограммы. Но к его вящему неудовольствию, я прервал вокал, едва немца выпихнули из «ганомага». Нечего ему раньше времени слышать про побег.