В военном отношении освобождение крошечного участка земли двадцать на двадцать километров было незначительным, но в моральном плане разгром врага в хорошо укрепленном Ельнинском выступе было большой победой.
– Вот это и есть Соколов, о котором вам столько рассказывали, – представил меня капитан Козлов новому комдиву.
Пока я соображал, как правильно обратиться к командующему – комдив или комбриг, он сам с юношеской легкостью вскочил с табуретки и стал трясти мою руку.
– Ну, Соколов, молодец. Я напишу на тебя представление на Героя Советского Союза.
Мы с комполка переглянулись. Очевидно, у него появились те же мысли, что и у меня, потому что он тут же возразил.
– Нет, Николай Иванович, на Героя не надо. Достаточно ордена, и лучше Красного Знамени, чем Ленина. Чем выше награда, тем больше вероятность, что наградной лист в Верховном Совете не утвердят, а «Знаменем» уполномочен награждать командующий фронта.
– Ладно, напишу ходатайство на «Знамя» и сегодня же отправлю в штаб фронта. Я тоже слышал, что представления на Героя долго рассматривают и дают далеко не всем.
– Это после финской войны ввели новый порядок, – опять решил я продемонстрировать свою эрудированность. – Тогда один ушлый журналюга написал статью, где расписал свои же якобы совершенные подвиги. Ему дали звание Героя. Конечно, махинацию скоро раскрыли и жулика поставили к стенке. Но с тех пор всех, кого представляют к высшему званию, тщательно и долго проверяют.
Все присутствующие как-то странно на меня посмотрели, а я мысленно отругал себя за беспечность. Находясь в прошлом, надо обдумывать каждое слово, а я ляпаю все, что в голову придет.
Похвалив еще несколько отличившихся командиров, комдив отправился осматривать позиции других полков, не забыв пообещать утвердить все наградные списки, которые мы напишем.
Вернувшись в свою роту, я вместе со Свиридовым начал проводить полную инвентаризацию имевшихся у нас боеприпасов. Привычным делом старшина занимался с удовольствием. Мы пересчитывали и откладывали отдельно ящики с девятимиллиметровыми патронами под немецкие автоматы и пистолеты, патроны калибра 7,92 и 7,62 миллиметров. Трофейных карабинов у нас имелось достаточно, чтобы вооружить роту полного состава, поэтому большую часть винтовок мы решили законсервировать и отправить на склад полка. Группа бойцов под руководством Стрелина тщательно чистила оружие и покрывала карабины толстым слоем смазки.
Доставая очередной ящик из большой груды выделенной нам комбатом доли трофеев, Свиридов не мог удержаться от радостного возгласа, напоминая моряка Пенкрофта из «Таинственного острова». Но, в отличие от несчастного Пенкрофта, не нашедшего в ящике с сокровищами ни крошки табака, нам досталось несколько коробок сигарет. Отложив по три пачки каждому бойцу роты, остальные старшина приказал отнести в мой блиндаж, где они будут в наибольшей сохранности. На мой вопрос, почему бы не раздать сразу все, он объяснил, что сигареты мне нужно использовать в качестве поощрения отличившихся красноармейцев.
Закончив с оружием, мы отправились инвентаризировать гужевой транспорт. После раздела трофеев у нас осталось несколько телег. Хотя по штату они нам не полагались, но для перевозки нашего многочисленного оружия без них было не обойтись. Найденной в немецком имуществе краской старшина на каждой повозке вывел номер части и инвентарный номер, который затем записал в тетрадку. Лошадей мы нашли на полянке за лесочком, где они паслись под присмотром легкораненого бойца. По тому, как он ласково обращался с животными, было видно, что он или всю жизнь прослужил в кавалерии, или потомственный казак.
В лошадях я хотя и не разбирался, но заметил, что ночью видел и более крупных, чем те, что достались нам. Ездовой, действительно оказавшийся донским казаком, объяснил, что выбрал только наших лошадок, которые понимают русский язык.
– Вот смотрите, товарищ командир. Зорька!
Сразу две лошадки перестали пастись, подняли головы и подошли к нам. Они смотрели на нас так трогательно, что мы со старшиной тут же начали шарить по карманам в поисках сухаря, которым можно было бы их угостить.
– А как они так быстро привыкли к новому имени?
– Это их настоящие, товарищ командир, – усмехнулся ездовой.
– У немцев что, на каждую лошадь документ имелся?
– Да нет, я просто перебирал все лошадиные клички и смотрел, какая кобылка отзовется. К тому же лошадей часто называют так, как они выглядят. Вон у той цвет буланый, эта вот корноухая, у другой звездочка на лбу. Вот так я почти для всех имена и угадал.
Клички наших четвероногих старательный старшина тоже внес в свою тетрадку. Осмотрев лошадей, мы вернулись к окопам и стали вытаскивать из землянки трофейную форму, чтобы отобрать более-менее целую и отсортировать ее по размеру. Но вскоре наше занятие было прервано появлением столба пыли, быстро приближающегося со стороны штаба полка. В бинокль я разглядел легковую «эмку» в сопровождении грузовика с солдатами. Они свернули с грунтовки и явно направлялись к нам. Неужели Кончиц решил заглянуть в нашу роту? Но зачем?
Не доезжая до наших окопов метров триста, машины остановились. Солдаты выскочили из машины, и стало видно, что это не охрана комдива. Тех было больше, и вооружены они были автоматами, а этих только шесть человек, и почти все с винтовками. Бойцы осталась у машин, и только три человека, вышедшие из «эмки», пошли в мою сторону. Свиридов вопросительно посмотрел на меня, но я только пожал плечами. Кто это мог к нам пожаловать, мне было непонятно.
Вместе со Стрелиным и еще одним бойцом, вооружившись на всякий случай автоматами, мы вышли навстречу гостям. Еще издали я узнал нашего особиста. Он держался немного сзади и вел себя подчеркнуто уважительно по отношению к командиру, вышагивающему впереди. И неудивительно. Когда тот подошел поближе, то стали видны три шпалы на петлицах, соответствующие армейскому званию подполковника[7]. Танин указал на меня, и капитан ГБ, одернув китель, подошел ко мне четким строевым шагом, отдал честь и отчеканил:
– Товарищ Соколов, разрешите представиться, капитан госбезопасности Куликов. Направлен к вам для выяснения некоторых обстоятельств. Разрешите поговорить с вами наедине.
– Да, конечно, пройдемте. – Я, как и все присутствующие, был ошарашен и напрочь забыл о приветствии, предусмотренном уставом. Танин тоже явно не ожидал такого и был удивлен не меньше моего. Он подозвал Стрелина и распорядился выставить часового недалеко от входа в мой блиндаж, никого не впускать.
Спустившись с гостем в землянку, я зажег керосиновую лампу и плотно прикрыл дверь.
– Разрешите присесть, товарищ старший лейтенант, разговор у нас, похоже, будет долгим.
– Конечно, товарищ Куликов, присаживайтесь.
Тянуть время мне не хотелось, да и самому было интересно узнать, за кого меня принимают. Поэтому я сразу взял быка за рога и спросил:
– Что вам обо мне известно?
– Вы не из нашего времени.
Глава 5
20 сентября. День
Капитан сразу понял по моему лицу, что не ошибся, и добавил:
– Кстати, можно узнать, если это, конечно, не секрет, из какого века вы сюда прибыли.
Я перевел дыхание и, наконец, выдавил из себя:
– Из двадцать первого.
Теперь настала очередь Куликова удивляться:
– Простите, а по нашему летоисчислению?
– Из две тысячи одиннадцатого года нашей эры. А вы как полагали?
– Странно, мы считали, что вы из семнадцатого века. Вон, и кольчуга у вас была. Хотя… – гэбэшник на секунду задумался, – разница во времени составляет семьдесят лет, значит, все сходится. Теперь понятно, что означала цифра «70» на экране. – Заметив, что я не понимаю, о чем он говорит, Куликов вкратце рассказал мне историю артефакта.
– Вот чертова машинка, – сокрушенно прокомментировал я его рассказ. – Я, конечно, сделаю все, что смогу, но почему этот долбаный артефакт не перенес сюда еще опытного спецназовца, профессора истории и какого-нибудь талантливого генерала?
– Но вы же увлекались историей, верно? Значит, про войну кое-что знаете.
– Это так, но все мои знания всего лишь на уровне любителя.
Я минуту помолчал, размышляя, с чего начать. Жаль, что мне не повезло попасть в прошлое хотя бы на один год раньше. Тогда можно было бы многое успеть сделать. Даже не год, а один-единственный месяц до начала войны позволил бы стране лучше подготовиться и избежать многих ошибок. Впрочем, жалеть будем потом, а сейчас нужно вспомнить все предстоящие подробности октябрьского наступления немцев.
– Товарищ капитан госбезопасности, вы можете связаться напрямую с Москвой?
– Да, у меня в машине есть рация, и я могу послать сообщение, которое сразу же передадут наркому. В любое время дня и ночи, даже если он находится на совещании в Кремле.
– Меркулову?
– Нет, еще в июле НКГБ и НКВД снова объединились, и я подчиняюсь непосредственно товарищу Берии.
– Это очень хорошо. Если вы доложите о предстоящем германском наступлении, то как быстро отреагирует Ставка Верховного командования?
– Сразу, как только расшифруют мое сообщение, товарищ Сталин соберет Ставку на совещание.
– Значит, вы мне доверяете?
– Да, я лично изучал это предмет и даже пытался поцарапать его алмазом. Провокация со стороны спецслужбы любой страны здесь полностью исключена. Поэтому мы вам верим.
– Тогда предлагаю следующий порядок действий. Сначала я вкратце рассказываю о направлениях главных ударов вермахта в предстоящем наступлении. Вы готовите шифровку и отсылаете командованию. Времени осталось мало – чуть больше недели, и каждый час очень дорог. Пока вы шифруете сообщение, я набросаю план того, что вам нужно рассказывать в первую очередь.
Куликов разложил несколько карт европейской части СССР с обозначенными на них линиями фронта и номерами армий. Убедившись, что он приготовился стенографировать мои слова в блокнот, я начал рассказывать: